В Гамбурге число врагов Гейне заметно растет. Его ненавидит прежде всего банкир Лазарь Гумпель, выведенный Гейне под видом маркиза Гумпелино в памфлете на Платена. Но зато Соломон Гейне по-настоящему оценил творчество племянника, который высмеял его самого крупного конкурента. Недаром он охарактеризовал Гарри, рекомендуя его знакомой артистке госпоже Девриент у себя на обеде: "Каналья!.." В этом возгласе было столько же брани, сколько и любования задорной ловкостью племянника. Это не мешало Соломону Гейне постоянно раздражаться против Гарри. А тот называл Соломона "золоченым дядей" и по-прежнему был вынужден являться к нему на поклон, чтобы получать более или менее щедрые подачки. Являясь в прихожую Соломона, Гейне, как в былые годы, спрашивал у камердинера: "Ну, какая у вас погода?" И, если Соломон был плохо настроен в тот день, добрый слуга отвечал: "Бурная погода, господин доктор, уж лучше приходите еще раз, вечерком".
Мелкие унижения, которым подвергался Гейне в Гамбурге, необычайно усиливали его болезненность и раздражительность.
В образе Гумпелино Гейне высмеял не только Лазаря Гумпеля, но и типические черты гамбургских денежных тузов. Самодовольство, уверенность в своей мощи, самодурство - все это были свойства, которых не был лишен и Соломон Гейне, не меньше Гумпеля любивший показную роскошь.
Постоянные стычки с дядей, заканчивавшиеся примирением до новой ссоры, били по самолюбию Гарри. Поэт однажды шутя, но с большою примесью серьезности написал в альбом Соломону: "Дорогой дядя, дай мне взаймы сто тысяч долларов и забудь навеки твоего любящего тебя племянника. Г. Гейне".
Но, несмотря на все личные заботы и неудачи, Генрих Гейне только мужал в борьбе с многочисленными врагами. Большой ум подсказал ему, в чем заключается значение этой борьбы и его место в ней. "Теперь дело идет о высших интересах самой жизни, - писал он Фарнгагену, - революция врывается в литературу, и война становится серьезнее. Может быть... я единственный представитель этой революции в литературе, но она необходима во всех смыслах".
ПЕРЕЛЕТНАЯ ПТИЦА
В комнате - беспорядок. В углу лежит раскрытый чемодан, в нем разбросанное белье, книги, рукописи...
Стулья стоят посреди комнаты, и на них навалены разные вещи. Обитатель этой комнаты, Гейне, сидит у стола и задумчиво водит карандашом по бумаге. Перед ним чашка недопитого кофе и бутерброд с куском сыра на тарелочке.
В дверь постучали, и вошел молодой человек, с которым Гейне в последнее время часто встречался. Это был критик Лудольф Винбарг, большой почитатель творчества Гейне, один из немногих гамбуржцев, решившихся написать восторженную статью о новом томе "Путевых картин". Редакторы долгое время не хотели печатать отзыв Винбарга, но все же он появился.
Винбарг подошел к столу и, поздоровавшись с Гейне, бросил любопытный взгляд на лист бумаги, лежавший перед поэтом. В только что написанном стихотворении каждая строка была исправлена, перечеркнута и над ней сверху написана новая. Винбарг воскликнул:
- Боже мой, какая трудная работа!
Гейне пристально посмотрел на Винбарга и иронически улыбнулся:
- Вот ваши коллеги, критики, толкуют о вдохновении и думают, что поэты поют, как птички божьи, обо всем, что придет в голову. А кто знает, сколько нужно бессонных ночей, растерзанных чувств, горячих мыслей, для того чтобы создать хоть сколько-нибудь приличное стихотворение! Не знаю, как другие, а я тружусь, как ювелир над золотой цепью, и пригоняю колечко к колечку-слово к слову, рифму к рифме.
Винбарг задумался и сказал:
- Очевидно, вот такой упорной работой и достигается та простота и безыскусственность, какую мы видим в поэзии Гейне.
- Дорогой друг, - ответил Гейне, - вы заглянули за кулисы, или, лучше сказать, увидели постройку дома.
Но, когда все готово, леса убираются, и на ваш суд предстает новое здание.
Винбарг внимательно огляделся вокруг, выбрал один из стульев и присел на него, убрав лежавшие на нем вещи.
После некоторого молчания он сказал:
- Знаете, что мне пришло в голову? У вас вид путешественника, который провел беспокойную ночь на постоялом дворе.
Грустный, бледный Гейне слабой улыбкой ответил на слова друга.
- Так оно и есть, - сказал он. - Я себя чувствую путешественником и не только в Гамбурге, но и везде в Германии. Вернее сказать, Лудольф, я-перелетная птица, которая ищет лучших краев.
- Куда же летит перелетная птица? - в тон Гейне спросил Винбарг.
- Перелетная птица, - серьезно сказал Гейне, - летит в будущее...
Наступила пауза. Гейне порылся в бумагах и нашел смятый листок.
- Послушайте это. Моя исповедь сегодняшнего дня:
Для дел высоких и благих
До капли кровь отдать я рад.
Но страшно задыхаться здесь,
В мирке, где торгаши царят.
Им только б жирно есть и пить,
Кротовье счастье брюху впрок:
Как дырка в кружке для сирот,
Их благонравный дух широк.
Их труд - в карманах руки греть,
Сигары модные курить.
Спокойно переварят все,
Но их-то как переварить?
Хоть на торги со всех сторон
Привозят пряности сюда,
От их душонок рыбьих тут
Смердит тухлятиной всегда.
Нет, лучше мерзостный порок,
Разбой, насилие, грабеж,
Чем счетоводная мораль
И добродетель сытых рож!
Эй, тучка, унеси меня,
Возьми с собой в далекий путь,
В Лапландию, иль в Африку,
Иль хоть в Штеттин - куда-нибудь!
О, унеси меня!.. Летит...
Что тучке мудрой человек!
Над этим городом она
Пугливо ускоряет бег.
Винбарг почувствовал, что это действительно исповедь сердца поэта. Двадцативосьмилетний критик тоже задыхался в Гамбурге и мечтал уехать куда угодно, только бы прочь из этого города. Он не хуже Гейне знал гамбургское общество и не раз слыхал от толстых, самодовольных дам, жен сахарных и кофейных королей, что его друг Генрих Гейне непроходимо глуп и ни о чем не может говорить с дамами, кроме как о погоде. Они и не подозревали, что Гейне издевательски говорил с ними только о погоде.
Пришел художник Петер Лизер, давний приятель Гейне, глуховатый и поэтому всегда имевший растерянный вид. Лизер был страстным любителем музыки. Гейне всегда поражался тому, что Лизер, несмотря на глухоту, тонко воспринимал музыку и даже был оперным критиком в одном из гамбургских журналов. Прервав беседу Гейне и Винбарга, Лизер, не говоря ни слова, протянул Гейне белый листок бумаги. На нем был изображен резко черными беглыми штрихами знаменитый итальянский скрипач Николо Паганини, приехавший на гастроли в Гамбург.
Несколько дней назад Гейне и Лизер встретили Паганини на Юнгферштиге. На скрипаче был темно-серый сюртук, длинный, доходивший до пят, отчего вся его фигура казалась очень высокой. Длинные черные волосы вились кудрями и спадали на плечи, обрамляя мертвенно-бледное лицо с резкими чертами. В этом лице было что-то зловеще-фантастическое, что привлекало всеобщее внимание.
"Я зарисую его, непременно зарисую!" - сказал Лизер и, стремительно выхватив из кармана альбом и карандаш, тут же несколькими смелыми штрихами набросал Паганини. Этот портрет Лизер теперь принес и подарил Гейне.
- Но, друзья мои, у меня есть нечто получше, чем этот рисунок. Дьявол водил моей рукой, это несомненно! -Лизер таинственно захихикал. Это он делал всегда, когда радовался какой-нибудь, своей проделке. Тут же он добавил: - И тот же дьявол дал мне три билета на сегодняшний концерт Паганини.
- Откуда это? - разом спросили Гейне и Винбарг.
Они знали, что попасть на концерт Паганини было почти невозможно.
Лизер только загадочно улыбнулся и не выдал тайны, а вечером торжественно повел друзей в Театр комедии, где Паганини давал концерт.
Когда друзья вошли в зал, ярко освещенный хрустальными люстрами со свечами, там царила полная тишина.
Публика, переполнившая партер и ложи, блиставшая модными туалетами, брильянтами и жемчугами, черными фраками, белоснежными манишками и манжетами, орденами и лентами, браслетами, серьгами и булавками в галстуках, - избранная публика делового, денежного Гамбурга с нетерпением ждала выхода прославленного скрипача.