— Сергей Иванович, — протянул руку таксист.
Северус не помнил, чтобы называл ему своё новое имя. Он с недоумением смотрел в лицо уже немолодого человека, изборождённое глубокими морщинами. Тот пояснил:
— Меня зовут Сергей Иванович… Целый день с тобой бултыхаться будем — так что познакомиться не помешает.
— Меня тоже зовут Сергей Иваныч, — буркнул Северус.
— О! Тёзки, значит! — хохотнул словоохотливый водитель. — Ну, теперь слушай… я тут гидом повыступаю малехо. Мы выезжаем на Московский проспект — одну из крупнейших магистралей города. Слева и справа здания Московского универмага. Это станция метро „Московская“. Там, за фонтаном, Московский райсовет. Перед ним памятник Ленину. Далее — Московский Парк Победы. Если хочешь, выйдем, погуляем, — он посмотрел на Северуса в зеркало (тот покачал головой). — Да там и смотреть-то особенно нечего… аллею Славы, разве что. Вдоль неё установлены бюсты героев Отечественной войны. Меня там в пионеры принимали — это что-то вроде ваших бойскаутов… Я ведь коренной ленинградец — сейчас говорят „петербуржец“. Вся моя жизнь — в городе на Неве.
— Нева — наша главная река. Недлинная, но полноводная, — тут же пояснил водила. — Сейчас, когда дамбу сделали, наводнения хоть и случаются, но уже не такой разрушительной силы — как, скажем, году этак в 1824-м. Это наводнение ещё Пушкин описал в „Медном всаднике“. Ну, мы его сегодня ещё увидим.
— Кого? — спросил Снегг. — Пушкина?
Водитель расхохотался.
— Ты что, приятель! Пушкин давно умер. Его застрелил Дантес. На дуэли. Из-за Гончаровой.
— Из-за кого? — сглотнул Северус.
— Ну, из-за жены своей. Дантес — французский посланник — положил глаз на жену Пушкина, Наталью Гончарову. Александр Сергеевич, знамо дело, такого стерпеть не мог. Кровь его негритянская забурлила — и давай стреляться. Только сам под пулю-то и попал.
— Так этот ваш Пушкин негр был, что ли? — совсем запутался Северус.
— Пушкин — великий русский поэт, — назидательно произнёс Сергей Иванович.
— Вы же сами сказали „негритянская кровь забурлила“…
— Я что-то не пойму, по-русски ты здорово балакаешь, а ничегошеньки из нашей истории не знаешь, — сердито прервал его новый знакомец. — Александр Сергеевич был не то чтобы негр… Дед его, Ганнибал, тот, действительно, африканец по происхождению. Его царь Пётр Великий ещё арапчонком к себе на службу взял. Воспитал. Дал чин дворянский. Вот от Ганнибала-то и пошло потомство с горячей кровью… На Мойке, если тебе интересно, это всё подробно рассказывают.
Зачем и где в процессе мойки рассказывают о русском прославленном поэте, для Северуса опять-таки осталось загадкой, но уточнять он не стал.
— Сейчас мы проезжаем мимо крупного промышленного предприятия „Электросила“. Там у меня батя сорок лет оттрубил. Теперь и не знаю, чем они там занимаются… Утюги, наверно, делают, — недовольно проворчал Сергей Иваныч.
Чем плохи утюги, тоже оставалось неясностью (так же, как и почему для выпуска утюгов выстроен столь гигантский завод).
— Вот уже и Обводный канал. Раньше это был самый край Петербурга. Канал этот — что-то вроде сточной канавы. Все отходы сливаются в него. Он даже зимой не замерзает. Чуть левее — Балтийский и Варшавский вокзалы. Нет нужды туда ехать — один из самых муторных районов. Мы лучше в центр рванём. Там тебе поинтересней будет. Вот уже и Техноложка — большой технический вуз… А теперь я покурю. Устал.
Сергей Иванович откинулся на сиденье и задымил. Северус с любопытством оглядывал архитектуру города. Дома были большей частью серые. Улочки узкие. Юлия рассказывала, что где-то около года жила на Севере (он не выяснял, почему) и больше всего скучала не по друзьям и родственникам, а по Петербургу. Похоже, шофёр тоже искренне привязан к родному городу. И что в нём такого, в этом сдержанном, суровом городе? — нет ответа…
— Мы тут свернём с Московского. Поедем по набережной Фонтанки. На ней раньше (впрочем, как и сейчас) любили селиться всякие вельможи. Так что много красивых домов увидишь. Смотри: это Большой Драматический Театр. Сокращённо БДТ. Там играли великие мастера сцены: Лебедев, Лавров, Стрежельчик… А это площадь Ломоносова. Про Михаила Васильевича Ломоносова слышал когда-нибудь? Нет? Чему вас только в школах учат! — Сергей Иванович пришёл в раздражение. — У нас вашего Эйнштейна каждый двоечник знает!
„Русский двоечник, может, и знает… А я вот, признаться, с трудом припоминаю, кто это“, — чуть было не ляпнул вслух Снегг. А одержимый русской историей Сергей Иванович уже вещал:
— Михайло Ломоносов — сын простого рыбака. Прошёл пешим ходом за торговым обозом от Архангельска до самой Москвы — столь велико было в нём желание учиться! Был уже молодым человеком — рослым таким детиной! — а сидел за партой с сопляками. Все над ним посмеивались. Да только смеётся тот, кто смеётся последним! Вскорости отправили Михайло Васильича в Германию. А вернувшись в Россию, он много открытий сделал — в самых разных областях: в физике, в химии. Картины складывал из мозаики! Стихи писал! Стал Президентом наук! Основал Московский Университет! Так-то!.. О! Чуть поворот из-за тебя не прозевал. Мы сейчас проедем через Аничков мост, а там по Невскому чуток. И выйдем у Инженерного замка. Я вот уже в туалет захотел, — непринуждённо сообщил он Снеггу.
То, что Невский — центральная улица Санкт — Петербурга, Северус знал. Но они ехали по нему совсем недолго. Такси свернуло на одну из окрестных улочек и остановилось у кирпично-розового монументального здания. На замок, однако, по понятиям британца, оно похоже не было. Скорее, на дворец — несмотря на мрачную историю, которую без промедлений поведал Сергей Иваныч (в замке был убит один из русских царей). В сопровождении таксиста Северус дошёл до Летнего сада — бывшей резиденции основателя города, Петра I. Потом они пересекли Марсово поле, задержавшись у Вечного огня (памяти павшим во время одной из русских революций), и оказались у необычайной красоты русской православной церкви.
— Тут был убит другой русский самодержец — Александр II. Поэтому храм носит название „Спас на крови“ и расположен в необычном для православной церкви месте — практически на воде, — с удовольствием рассказывал Сергей Иванович.
„Русские, похоже, склонны увековечивать всё, что так или иначе связано со смертью“, — отметил Снегг. Возле храма Воскресения Христова (его второе, менее известное название) толпились иностранцы — Северус услыхал английскую речь. На предложение примкнуть к экскурсионной группе он ответил отказом.
Некоторое время они постояли на набережной канала и полюбовались открывающейся перспективой: на фоне фонтана раскрывали свои объятия анфилады Казанского собора. Что-то он уже слышал об этом месте…
— А где тут Педагогический университет? — спросил он.
— Да рядом с Казанским.
— Там учится моя девушка, — зачем-то поделился Северус.
— Ну-ну, — как-то странно хмыкнул шофёр… И сказал, что нужно возвращаться к машине.
Продолжили они свой экскурс, забравшись на крышу Исаакиевского собора. Северус уже жалел, что поддался лёгкому на подъём Сергею Ивановичу. Обещанный вид был НИЖЕ всяких похвал: крыши, крыши, крыши… уходящие за горизонт. Когда спустились с верхотуры собора, Сергей Иваныч поволок его к Медному всаднику. Оказалось, „Медный всадник“ — это памятник их легендарному царю-Петру. Он (Пётр) восседал на лошади, взвившейся на дыбы. Скульптура помещалась на огромном валуне, у которого шумно праздновалась свадьба.
— Встретить брачующихся — хорошая примета, — ввёл его в курс дела Сергей Иванович. — У нас такой обычай: молодожёны едут после ЗАГСа сюда. Пьют шампанское, фотографируются… Ты чегой-то без фотика?
— Успею ещё. Нафотографируюсь.
— Ну, дело, как говорится, хозяйское. Сейчас я тебя на Дворцовую отвезу. Если хочешь, так погуляй. А хочешь — в музей сходи. А я чего покушать соображу.
Северус почувствовал угрызения совести. Совсем он замордовал старика (хотя ещё вопрос: кто кого).
— Нет, — воспротивился он. — Обед за мой счёт. Да и в Эрмитаж я один не пойду — боюсь заблудиться.
— В центре жратва дорогая, — честно предупредил его Сергей Иванович.
— Ничего. Как-нибудь справлюсь, — ответил Снегг, похлопав себя по карману — Тёмный Лорд снабдил его щедрыми командировочными.
Обедали в одном из прибрежных кафе. Северус положился в выборе блюд на „Иваныча“ и понял, что дал маху. Стояла та самая пора, которую именуют на Руси бабьим летом. И жирный шашлык — не самое удачное, что мог бы сейчас переварить его бунтующий желудок. Но для жизнерадостного, краснолицего и коренастого водителя аналогичных проблем не существовало. Будь его воля, он вновь бы полез под исаакиевские купола. Так или иначе, Северус ознакомился ещё со славной историей Адмиралтейства (за время прогулки по Александровскому саду шашлык всё-таки нашёл своё место в его системе пищеварения). Затем они вышли на Дворцовую площадь, и неутомимый Сергей Иванович потащил Северуса к отдельно стоящему зданию Нового Эрмитажа. Надо сказать, на него произвели впечатление атланты, поддерживающие портик входа. Но он уже был так замотан, что пафосные толкования о „единственном в своём роде“… чего-то там… у него в одно ухо влетали, а в другое, не задерживаясь, вылетали. На территории Петропавловской крепости экскурсия длиною в день закончилась. Северус расплатился со своим проводником и, получив от Сергея Иваныча визитку с реквизитами, остался на Петропавловском пляже дожидаться ночи. Времени было около семи вечера. Погода стояла прекрасная. Северус улёгся на один из разбросанных лежаков и, подставив солнцу рыхлую физиономию Иванова Сергея Ивановича, неожиданно для себя задремал. Проснулся он уже в сумерках, изрядно озябнув. Северус пошарил рядом с собой — его ботинки, слава богу, были на месте. Он потёр спросонья глаза — внезапно возникло ощущение, что что-то не так… Ну, конечно! Он проспал три часа — срок оборотного зелья вышел! Пользуясь тем, что поблизости никого нет, Снегг спешно обратился вороном и взлетел на крепостную стену. Вид, который открывался с этого места, не мог приесться: чёрные волны гоняли по реке маленькие судёнышки, на Ростральных колоннах зажглись факелы. Ему предстояло сегодня найти звезду, сопутствующую всем влюблённым. Она приведёт его к Юлии. Ни разу перед ним не стояла подобная задача. Всё это было как-то по-мальчишечьи глупо. И где-то даже стыдно. Скажи кто-нибудь, что он, Северус Снегг, в свои 37 лет будет лазить по крепостным стенам чужой страны в надежде увидеть Путеводную звезду, он бы первым высмеял столь нелепую шутку. Но вот он здесь, глядит в беззвёздное небо и ждёт… не зная чего. Путеводная звезда у каждого своя. Невозможно её описать… Может, ему она и вовсе не явится. Но Северус не сдавался. Ноги уже занемели. Глаза начали слезиться. На другом берегу Невы снопами взлетали розовые искры — наверно, мальчишки взрывали петарды. Но нет, не похоже, чтоб это были петарды — эти взлетали и падали в невские воды совершенно бесшумно. Вдруг одна искорка заплясала над рекой и, скользя по водной глади, стала приближаться. Она становилась всё больше и ярче. Вплотную приблизившись к нему, взметнулась высоко-высоко… и понеслась. Ворон Снегг едва поспевал за ней. Временами звёздочка скрывалась в кронах высоких деревьев — и Северус находил её только по слегка видимому шлейфу, который та за собой оставляла. Они пересекли трамвайные линии. Позади осталась рыночная площадь. Путеводная звезда нырнула в коридор строительной площадки — он за ней. Вот шумное сборище питерской молодёжи у кинотеатра (не успел прочесть какого именно). И тут звезда скрылась в арке петербургского двора. В его кромешной тьме Северус потерял свою путеводительницу. Он кружил над домами, пока не разглядел наконец розовую светящуюся точку. Она висела на уровне последнего этажа и слабо мерцала. Как только он подлетел, Путеводная звезда вспыхнула на прощание и растворилась в ночном воздухе. Северус присел на уличный подоконник и прижался к стеклу. Ничего не разглядеть — всё в комнатных цветах. Во втором и третьем окнах — густая москитная сетка. Четвёртое — тёмное, оно зашторено плотными занавесками. Пятое (похоже, кухня) было распахнуто настежь. Не задумываясь, он влетел в квартиру и превратился в человека. Забыв о правилах хорошего тона (да и об элементарной безопасности тоже), Северус выбежал из кухни и, очутившись в длинном коридоре, стал открывать все встречающиеся на пути двери. Третья дверь принадлежала комнате с цветами. На широком диване, при невыключенном ночнике, спала Юля. Рядом были разбросаны листы её дипломной работы. Снегг опустился на колени и смотрел, как она спит. Юлия открыла глаза и обвила его шею руками.