— Да кто он такой, этот Ваш Волан-де-Морт? Почему его все так боятся? — в сердцах выкрикнула Юлька.
Снегг предостерегающе шевельнул рукой, но Барин остановил его.
— Спокойно, Северус. Дамблдор бы хотел, чтобы Юлия всё знала. Вы, — обратился он к ней, — наверняка, слышали о конце света, пришествии Сатаны и прочей белиберде… Так вот, ответьте мне, почему это страшит?
— Потому что с приходом к власти Сатаны произойдёт переворот общечеловеческих ценностей. Не Добро, Красота, Истина будут править миром, а Зло, Насилие и Жестокость, — без запинки ответила она.
— Умница! — Будогорский поцеловал Юлии руку. — Никто не смог бы сказать точнее! Теперь слушайте внимательно: Лорд Волан-де-Морт и есть посланник Ада! И, что всего хуже, он практически бессмертный.
— Ещё один Бессмертный, — хмыкнула Юлька. — Помните, как у Кощея: дуб стережёт чудище стоглавое, на дубу — сундук, в сундуке утка, в утке щука, в щуке яйцо, в яйце игла…
Будогорский опрокинул ещё одну рюмку водки и крякнул.
— Точно! Что-то такое и измыслил Волан-де-Морт, поместив один из своих крестражей в посёлке чути белоглазой! Мне срочно нужно связаться с Гарри!
— Не делайте этого! — в волнении заговорил Снегг. — Поттер слишком слаб в окклюменции. Укрыть же что-нибудь от чути вообще невозможно. Неизвестно, как складываются у них переговоры.
— Да, верно, — с кислой миной согласился Барин. — Чуть было не напорол горячки.
— А что такое окклюменция? — вновь задала вопрос Юля.
— А вот смотрите, — живо откликнулся Будогорский.
Он пытливо вгляделся в глаза Северусу.
— Ваш благоверный думает сейчас — я вижу только образы, поэтому могу ошибаться. Он думает о… школе. Но не о Хогвартсе. Ага! Вот мелькнул он сам… в чёрной сутане… Северус! — Будогорский изумлённо посмотрел на Снегга. — Неужели Вы всерьёз задумываетесь о монашестве?
Юлия с Северусом рассмеялись и ввели Барина в курс дела. Тот обещал помочь, чем сможет.
— И ещё, — нахмурился Снегг. — Пока тут эта канитель с удочерением, хотелось бы уже вплотную заняться изготовлением Эликсира, который я должен составить и опробовать. Но я здесь как рыба, вытащенная на сушу… У меня нет даже котла!
— Это вообще не проблема. Есть тут у меня кое-какие связи. Пожалуй, я смогу всё устроить уже к завтрашнему дню. А сейчас мне надо возвращаться к моей старушке.
Русско-Английский Барин тепло попрощался с Юлией и Северусом и трансгрессировал в избушку Бабы Яги.
Глава 8. Чуть белоглазая.
Тем временем переговоры у Гарри и его друзей ещё НИКАК не складывались. Не было даже намёка на то, что рано или поздно они встретятся с чутью. Ребята жили в доме Старика Лесовика. Перезнакомились с русскими сверстниками, которые были откомандированы сюда с той же целью. Каждый день ходили по грибы, по ягоды… И никаких указаний, что их группа прибыла в Россию с важным поручением, как бы и не было. Невилл с Полумной с головой ушли в изучение русской флоры и фауны. Гермиона каждый день под вечер с горящими глазами рассказывала, что нового узнала о русских волшебных традициях. Рон считал, что эта поездка что-то вроде дополнительных каникул, нечаянной радостью свалившихся на его „огненноволосую“ голову. Гарри с Джинни тоже весьма мило проводили время. Вот только Гарри начал всерьёз опасаться, если и дальше так пойдёт, то вскоре у его безмятежно отдыхающего друга Рона появится повод его убить. Русский ландшафт как-то особенно способствовал развитию романтических отношений. В неспешных водах лесной речушки, в тихо покачивающихся ветвях исполинских деревьев, в шёлковых травах был будто растворён дурманящий аромат любовного напитка. Куда бы Гарри не отправился с Джинни, повсюду натыкался на целующиеся парочки. Мало того, это было так естественно, что они уже перестали скрывать проявления обоюдной нежности на людях. Гарри спросил, что бы это значило у русского парня, Валентина.
— Природа, — пожал плечами тот — ничего, впрочем, не объясняя.
„Природа — в смысле окружающая среда или природа человеческих отношений?“ — всё же не понял Гарри.
Они сидели с Джинни на стволе поваленного дерева на берегу рыжей речки и считали, сколько кукушка им накукует лет жизни. Белка, распушив хвост, выбирала орешки из кедровой шишки прямо из рук Джинни. На противоположном берегу бурый медведь с урчанием чесал широкую спину о сосну — и та тихонько поскрипывала: „Тихо ты, увалень!“ Не это ли единение человека с природой имел в виду Валентин? Первое время девочки взвизгивали, увидев того же Потапыча. Но каждый раз Миша приносил то мёд диких пчёл (прямо в сотах), то кузовок спелых ягод лесной малины. Это трогало. Серый Волк подарков, правда, не носил, но был неизменно любезен, приходя каждое утро поздороваться.
— Давай поженимся, Гарри, — сказала вдруг Джинни.
— Ты делаешь мне предложение? — улыбнулся Гарри.
— Вот Полумна приняла предложение Невилла, — надула губы Джинни.
Чтобы не расхохотаться, Гарри прикусил губу. Но, видимо, в глазах у него плясали черти, потому что Джинни, нахмурясь, спросила:
— Что смешного?
— Да так, ничего. Представил, какой будет вид у Невилла на свадьбе, увидев невесту с редисками в ушах и в ожерелье из рыбьих костей… А уж у бабушки Невилла… без комментариев.
И они покатились со смеху.
— Клянусь, у меня не будет ни редисок в ушах, ни ожерелья из рыбьих костей!
— И на том спасибо, — Гарри уже не знал, как вывернуться. — Но тут, пожалуй, стоит представить разгневанного Перси и твою маму.
— На Перси мне плевать! — зло ответила Джинни. — А мама ничего не скажет. Она поймёт… Гарри, если с тобой что-нибудь случится! А так, по-крайней мере, у меня останется ребёнок!
Гарри поперхнулся. Перспектива отцовства, если и брезжила, то, во всяком случае, не в ближайшее время. Он встал и помог подняться Джинни.
— Честное слово, ты меня рано хоронишь, Джинни!.. И пожалуйста, давай больше не говорить на эту тему. Ты знаешь, как я к тебе отношусь. Но всему своё время.
Они прошли мимо русской пары. Те их не замечали. Девушка занималась тем, что надевала венок из полевых цветов на голову своего любимого, а юноша его снимал. Она надевала — он снимал… И так до бесконечности. При этом они тихонько перешёптывались.
— Как ты думаешь, почему мы все вдруг заговорили по-русски? — спросила Джинни.
— Мне казалось, это ОНИ, — Гарри кивнул в сторону воркующей парочки, — заговорили по-английски.
— Может быть, — задумчиво сказала Джинни, перекусывая стебелёк какого-то растения. — Но как объяснить, что мы стали понимать язык птиц и зверей?
— Не знаю… Как ты думаешь, когда мы вернёмся домой, это свойство у нас сохранится?
— Как знать… Я тоже об этом думала, — вздохнула Джинни.
Она прислонились к стволу берёзы и закрыла глаза. Гарри обнял её и стал целовать.
— Всё лижитесь? — крикнул ему в самое ухо Рон.
— Ага, — ошалело согласился Гарри.
— Пойдёмте со мной. Наконец-то дело сдвинулось с мёртвой точки. Кикимора письмо принесла.
Кикимора своими повадками напоминала дешёвую шлюху. Сегодня её лицо покрывал толстый слой белил, на щеках красовались румяна, как у сувенирной матрёшки, тени — подобны радуге, а ресницы от неряшливо наложенной туши угрожающе провисали над глазами болотного цвета.
— Ну, миленькие, вот и кончились великие испытания, — вертя тощим задом, захихикала она, обнажив гнилое редколесье зубов.
„Какие ещё испытания? И как они могли кончиться, даже не начавшись?“ — подумал Гарри.
— А вы, слатенькие, небось думали, что чуть вас к себе позовёт? Угощать-потчивать начнёт? — поправляя зелёные водоросли волос, осклабилась Кикимора. — Они теперь горем наученные. Дороги свои заповедные пуще ока берегут.
— Значит, мы их не увидим? — огорчённо протянул один из русских, Евгений.
— Скажи слава богу, золотенький. Видеть-то их невелика радость, — утешила его Кикимора. — Ну-ка, читай, кто грамотный.
Она протянула залитое сургучом письмо девочке, которая стояла рядом. Её (как и её парня) тоже звали Женя. Вообще эта путаница с именами русских вносила в первые дни общения много сумятицы. В конце концов, „англичане“ стали звать юношей полным именем, а девушек — коротким: Евгений — Женя, Александр — Саша, Валентин — Валя.
Женя стала читать вслух:
Юные друзья наши!
Вот уже больше недели мы наблюдаем за вами. Мы удовлетворены результатами наших наблюдений. Более вас не задерживаем.