— А-а! Помнится, я вошёл в стену, — Будогорский живо продемонстрировал ошеломлённым студентам своё мастерство.
Сливаться с большим пространством, соответствующим человеку в натуральную величину (двери, стена, пол), научились практически все. Барин же мог поместить себя на обложку книги и даже на спичечную головку! Это давалось единицам (Геримионе, конечно, Джинни — которая вообще была очень способной, Гарри — с натяжкой, и двум-трём когтевранцам — в том числе Полумне). Рону очень хотелось овладеть сиим искусством — таким образом ему хотелось подурачить Фреда с Джорджем… ну, и не отставать от друзей — но, к сожалению, пока его успехи равнялись нулю. Иногда Будогорский предавался воспоминаниям — когда его об этом просили. И в этом было его главное отличие от прочих преподавателей. Если остальные учителя тут же на вопрос „Каково это было на самом деле?“ тут же принимали неприступный вид, то Барин с удовольствием делился своим опытом. Как правило, в своих рассказах он выглядел этаким дурачком — простофилей, которому просто везло. Но хогвартцы прекрасно понимали: равного их профессору надо поискать. Приближалось Рождество, перед которым была запланирована встреча Высшей лиги по квиддичу. В прошлый раз на Хэллоуин (когда Гарри с Будогорским были в Годриковой впадине) команда „Когти Грифа“ всё-таки продула. Все говорили, что играли они здорово, но ловцу — пуффендуйцу повезло больше: он сумел поймать снич, когда счёт был 80:10 в пользу „Когтей…“. Он к тому же признался, что схватил мячик совершено машинально — так ловят надоедливую муху у себя под носом. Но с фактом не поспоришь: команда противника одержала верх. Рон очень убивался по этому поводу, хотя его никто и не думал винить. Тем не менее, жажда вырвать реванш у Слизерина была огромной (почему-то команду „Слизерин и Ко“ так и считали слизеринской, несмотря на равное по количеству в ней игроков от Пуффендуя). Игру назначили на 24-е декабря. Один из загонщиков, когтевранец Норман Винсент на уроках по трансфигурации нечаянно сунул голову в кувшин, который его товарищ превращал в сову, в результате чего сам подвергся трансфигурации. Сейчас внешний облик его полностью восстановили, но разум оставался серьёзно повреждённым. Бедолага! Рождественские каникулы ему суждено было встретить на больничной койке. Всё это к тому, что загонщиком Гарри поставил бывшего голкипера, а Рон вновь очутился на воротах. При таком раскладе вся команда надеялась на выигрыш.
— Гермиона, сегодня у меня была молниеносная реакция… Гарри сказал, — хвастал Рон (только что команда вернулась с тренировочного матча).
Гермиона одарила его взглядом, напоминающим материнский: любящим и в то же время чуть насмешливым.
— Ну-у, если случится так, что вы выиграете, у меня есть сюрприз, — лукаво проворила она.
Рон незамедлительно отреагировал:
— Для меня?
— Увидишь.
Она прошествовала к себе в спальню, Рон — точно загипнотизированный — провожал её глазами.
Гарри провёл ладонью перед его лицом:
— А-ля, у-лю! Очнись! Ты всё помнишь, что я тебе сказал?
— Ну да, — кисло подтвердил Рони. — Не отвлекаться. Не слушать выкрики с трибун. Не расслабляться.
— Точно, — Гарри легонько ткнул приятеля в плечо и отправился в душевую.
— Эй! Гарри! — окликнул его Ростислав Апполинарьевич.
Гарри чуть не завыл от нехорошего предчувствия — точно так же Барин отозвал его накануне игры по квиддичу в День всех Святых. Однако когда повернулся лицом к учителю, уже смог взять себя в руки.
— Молодец, Гарри, — протянул ему для приветствия руку Будогорский. — Контролируешь свои чувства. Впрочем, ты волновался совершенно напрасно. Просто я хотел пожелать удачи перед ТВОИМ матчем.
— Вы уезжаете? — лицо у Гарри вытянулось.
— Возможно… — Будогорский рассеянно оглянулся. Потом сфокусировал взгляд на Гарри и повторил. — Возможно, меня не будет к началу игры. Но я обязательно вернусь до того, как ты поймаешь снич. „Ни пуха, ни пера“!
Барин подмигнул Гарри и свернул в смежный коридор. Настроение было испорчено. Когда Гарри окунулся в тёплую, пенистую воду бассейна, им вдруг овладел безотчётный страх: что будет, если с Будогорским что-нибудь случится? Он потерял родителей, Сириуса, Дамблдора… Если на этот раз будет Барин… Нет… Гарри схватил одежду и, напялив её кое-как на мокрое тело, бросился в кабинет профессора защиты.
Увы! Кабинет оказался заперт.
За учительским столом на следующее утро место Будогорского пустовало. Нервничая, Гарри беспричинно гаркнул на Рона и оставил без ответа „здравствуй!“ Джинни. В раздевалке он переодевался молча — команда тотчас переняла этот угрюмо-упаднический настрой. После традиционного приветствия капитанов игроки взмыли в воздух.
— Итак, игра начата. Цифры таблоида 0: 0. Шансы равны, — зазвучал размеренно-слащавый голос комментатора.
Гарри с удивлением свесил голову вниз. Он не ошибся. Действительно, голос принадлежал декану Слизерина, Горацию Слизнорту. Ну, и дела! Ни разу ещё на его памяти педагог не выступал в этой роли.
Будто отвечая ему, Слизнорт возвестил:
— Рад вас приветствовать, друзья! Хоть многим и покажется неуместным мой репортаж, смею вас уверить, что я здесь не по своей воле, а токмо по распоряжению нашего Директора. Для пущей, так сказать, беспристрастности.
Бац! Бладжер просвистел прямо над ухом Гарри. Он едва успел увернуться.
— У-уй! — просипел где-то рядом знакомый голос.
Видимо, не он один заслушался певучим тембром Слизнорта. Гарри встряхнулся и оценил положение на небесном поле: все были на своих местах и чётко выполняли свои функции. Но чего-то не хватало. Азарта, пожалуй. С утра стоял лёгкий морозец — градусов этак минус пять по Цельсию. Ясный солнечный день. Ветра не наблюдалось. Погода — более чем благоприятная. Тем не менее, провисев на мётлах с час, конечности онемели, щёки покалывало от мороза, глаза слезились. Гарри поднял руку, прося небольшой тайм-аут. Счёт всё ещё не был открыт. Вялая диспозиция игроков рождала столь же безэмоциольный отклик зала.
— Капитан команды „Когти Грифа“ Гарри Поттер запросил посадку, — объявил декан Слизерина. — Судейство не возражает.
Один за другим члены команды Гарри приземлялись возле своего капитана.
— В чём дело? — хмуро спросил Гарри, не поднимая глаз.
Ребята смущённо переминались с ноги на ногу. Девчонки сосредоточенно дышали на руки в перчатках.
— В общем, пора стряхнуть оцепенение и начать играть, — вынес вердикт Гарри.
— Ты это себе говоришь? — язвительно произнесла Джинни.
— Всем, — коротко бросил Гарри и дал знать, что их команда готова.
„Когти Грифа“ лучше всех!
Знаем мы, вас ждёт успех! — скандировала группа поддержки.
Гарри глянул вниз: к Слизнорту, пригнувшись, подходил Будогорский. Каким-то шестым чувством, Барин понял, что на него смотрят, и приветственно помахал рукой. Тотчас Гарри почувствовал, что сердцу мало места в груди — его будто раздуло от радости. И, точно в состоянии невесомости, метлу понесло вверх. Сперва ему показалось, что он чуть ли не на солнечной орбите — таким ослепительным показалось ему сияние… но нет, он ошибался. То был свет не солнца. Это золотой снич возник прямо у него перед глазами! Гарри протянул руку за крылатым мячиком и… игра была закончена через один час пять минут со счётом 150: 0 в пользу „Когтей…“ Его игроки были и довольны и раздосадованы одновременно. Довольны — потому что выиграли. Раздосадованы — уж слишком легко далась победа. А лёгкая победа, как известно, оставляет разочарование. Слизнорт ещё резюмировал итоги, а Гарри уже сломя голову нёсся к Будогорскому. Буквально воткнувшись в него, Гарри остановился как вкопанный.