— Не имей сто рублей, а имей сто друзей.
Их бывший профессор привёз также разрешение на Рона, Гермиону и Гарри, которое давало полномочия присутствовать на кворуме. Кстати, особое разрешение полагалось иметь всем — даже членам Ордена (не говоря уже об учениках). МакГонагалл не стала вредничать и подписала им своё „добро“ на бланке, смахивающим на простую квитанцию, благо она имела такое право. О Будогорском: он приехал вчера. Как всегда, Ростислав Апполинарьевич привёз ворох новостей и хорошее настроение. Все искали расположения Барина с тем, чтоб снискать толику его обаяния. Будогорский провёл больше всего времени с ребятами. Вместе они посетили подопечных Чарли (а на попечении брата Рона были 10 драконов!). Помимо уже знакомых Клювокрыла и Хвостороги (с которыми Гарри познакомился на турнире трёх волшебников) они увидели карликового Чешуекрылого, панцирного Драко (тут Рон напомнил, как при первой встрече с Малфоем-младшим он хмыкнул — потому что знал от Чарли имя старейшего обитателя драконьей долины); были тут и дети Змея Горыныча — близнецы Коля и Оля и другие близняшки — низкорослые и коренастые малазийцы Йоко и Оно. Ну, и наконец весьма милая мохноухая Ля (Чарльз уверял в её необычайной музыкальности) и апатичный Броненосец — большой любитель покушать и подремать. Чарли прочёл ребятам обычную в таких случаях лекцию. Почему обычную? Потому что сюда часто приезжают экскурсии с любопытствующими.
— Правда, не всех пускаем, — тут же добавил Чарли.
Что интересно, этот питомник являлся не единственным. Практически на всех континентах существовали аналогичные — за исключением, конечно, Антарктиды. Владельцы драконьих выводков старались не допускать скрещивания — поэтому особи одного вида не содержались в одном и том же месте. Надо сказать, что за их численностью был установлен жесткий контроль (что совершенно оправдано). И что вовсе удивительно, драконы не проявляли сексуального аппетита к противоположному полу другой породы.
— Неужели ты специализировался по уходу за магическими существами? — поразилась Гермиона, когда Чарли рассказывал о своей дипломной работе.
— Конечно, — удивился тот. — Иначе как бы я здесь работал? Надо очень многое знать, чтобы ухаживать за драконами.
— Кто бы сомневался, — хмыкнул Рон. — Гермиону просто удивляет, отчего ты выбрал ТАКОЙ предмет.
— Какой „такой“? — недоумевал Чарльз. — Этот предмет был одним из самых интересных. Многие ребята с нашего курса очень его любили. И многие, кстати, выбрали его в качестве профилирующего.
— А кто у вас преподавал? — задала вопрос Гермиона.
— О! Это была чудесная женщина…
— Стефания Новак, — подсказал Будогорский (он также присутствовал на экскурсии). — Чешка.
— Кто? — не понял Рон.
— Чешка, — повторил Будогорский. — Из Чехии. Видишь ли, Рон, есть такая страна.
— Да знаю я! — досадливо отмахнулся Рон. — Что уж я, совсем, что ли…
Все рассмеялись.
— Но почему ты, Гермиона, удивлена, что Чарльз выбрал уход за магическими существами? Разве вам не нравится этот предмет?
— Ага, — усмехнулся Гарри. — Особенно соплохвосты.
— Как ты сказал: „соплохвосты“? — переспросил Чарли. — Первый раз слышу о таких животных.
— А флобер-черви какие милашки! — подхватил Рон.
Ребята захихикали.
— Недаром в списке ваших уроков нет этого предмета, — сухо заметил Барин.
— Это ещё ни о чём не говорит! — Гермиона опомнилась первой. — Зато мы все очень любим Хагрида!
— Вот в этом я ничуть не сомневаюсь! — улыбнулся Ростислав Апполинарьевич. — И всё же мне, как завучу, надлежит ознакомиться поподробнее с учебным планом вашего любимого учителя.
— Вы… этот, как его… ЗАУЧ? — опешил Рон.
— Буду. Со следующего семестра… Меня надоумила одна милая особа… Я поделился своими соображениями с МакГонагалл — она одобрила моё предложение. Так что готовьтесь: скоро у вас добавится уйма предметов.
Гермиона заинтересовалась, каких именно. И Будогорский стал перечислять:
— Информатика, алгебра, геометрия, история мировой культуры, биология, география, физика, химия… по-моему, всё… пока… А! Ещё музыка.
— Что-о? Мало нам того, что есть?! — взревел Рон. Казалось, он готов рвать на себе от отчаянья волосы.
— Так вот, — невозмутимо продолжал Барин. — Я убедил МакГонагалл в том, что большинство из вас — страшные невежды и с этим надо что-то делать. Мы единодушно пришли к мнению, что всем желающим получить аттестат об окончании школы надлежит проучиться в Хогвартсе ещё один год — всего лишь до следующего Рождества… Ну, и конечно, успешно сдать экзамены по всем перечисленным мною дисциплинам.
— Как Вы могли! — поджав губы, горько проговорила Гермиона.
Будогорский растерялся (а что он ждал? Уж не благодарности же!).
— Поймите! Это для вашего же блага!
Вечером они помирились. Барин рассказывал за ужином, как в ближайшее время будет реорганизована школа. Ребят заинтересовал проект, согласно которому предусматривалось наличие как магических, так и магловских штучек. Последние будут нужны для ряда новых предметов. Также предполагалось расширение штата Школы за счёт сокращения министерских работников (Гарри тут же вспомнил Амбридж). Дело в том, что многие чародеи занимают весьма высокие посты в обычном мире — и никто не должен догадываться об их волшебной сути. Им на первых порах приходилось ой как несладко: следовало овладевать самостоятельно всем тем, чему в Хогвартсе не учили. Соответственно, обучение происходило путём проб и ошибок. Будогорский предлагал ликвидировать этот пробел, проводя так называемые „уроки социализации“. В какой форме они будут проходить, сейчас решается.
— Значит, в Хогвартсе теперь будет электричество? — не удержалась Гермиона (хоть первоначально они и собирались объявить бойкот Будогорскому).
— Разумеется, мисс, — насмешливо ответил тот.
— И компьютеры?
— И телевизоры?
— И сотовые телефоны?
— Ну, конечно! Представляете, как будет здорово?!
Они все вместе стали фантазировать, чем бы ещё оснастить старомодный Хогвартс…
Гарри встряхнулся. Надо, всё же, послушать Скримджера. Может, скажет что-то, чего не было ранее запланировано.
— Итак. В ходе предварительного слушания были определены следующие приоритетные регионы: Амазония, экваториальная Африка, Тибет, Плутония и Атлантида.
Слух Гарри резанули два последних наименования. И если об Атлантиде он что-то слышал, то в отношении Плутонии не мог сказать ничего. Он обернулся, чтобы спросить об этом у Будогорского, но того рядом не оказалось. Поискав его глазами, Гарри не без труда разглядел Барина за спиной Грохха. Что-то в облике Ростислава Апполинарьевича показалось ему странным — вроде как одно плечо у него было выше другого… или это тень от гигантского братика Хагрида… или…
— Дер-ржи вор-ра! Дер-ржи! — пронзительный вопль спутал его мысли.
В следующее мгновение глаз Гарри зафиксировал невероятный прыжок огромного чёрного кота из свиты русских волшебников. Трудно было разобраться, что случилось потом: внезапно сгустившаяся мгла стала вдруг осязаемой — плотной и липкой шевелящейся массой. А ещё она свистела, шипела и улюлюкала. В воздухе будто порхали тысячи бритв, которые резали всё, что попадало под их лезвия. Чуть позже ощущений включилось мышление. Ну, конечно, это всего лишь летучие мыши. Но их так много, что они застили и без того тусклый свет. Не только к нему пришло прозрение: тысячи молний от волшебных палочек взметнулись ввысь. Гарри знал, что это стрелы Летучемышиного сглаза — тот самый случай, когда „клин клином вышибают“. Но летучие твари, почуяв опасность, растворились. И на смену их перепончатым и слегка влажным крыльям пришли жёсткие и хлёсткие — вороньи. А ещё твердокаменные клювы, так и норовившие долбануть в голову и лицо. Птиц были тысячи и тысячи… сонмы! Когда они приближались, что-то жуткое читалось в их круглых мёртвых глазах — будто нашитых, как пуговицы, на воронью голову. И опять та же ситуация: пока волшебники смекнули, как с ними расправиться, тех и след простыл. Только одиноко кружащееся у самой земли воронье перо напомнило о нежданном нашествии.