На полпути к Славкиной палате Северус обратил внимание, что на него смотрят… как-то странно. Он списал это на «ароматы», исходящие от него. «Теперь, когда Юля пришла в себя, надо бы привести себя в порядок. Ей будет неприятно видеть меня неопрятным». Насколько неприятно было видеть его таким всем прочим в течение прошедшего месяца, его мало волновало.
— Слав! — окликнул приятеля Северус, войдя в палату. — Ты где?
— Ба! — раздался голос Будогорского из туалета (оттуда явно несло табачным дымком). — Кто это к нам пришёл?! Севка! Никак ты вышел из комы?
Барин наполовину высунулся из туалета.
— Из комы вышла Юлия!
Дверь с грохотом распахнулась на все сто. На лице Будогорского отразилась целая гамма чувств: недоверие, изумление, оторопь, волнение и радость.
— Слава Богу! — на ходу застёгивая брюки, Ростислав прыгал на одной ноге в поисках костылей.
Северус не стал дожидаться, пока тот отыщет свою опору, взвалил его к себе на плечи и поволок по коридору.
— Фу! — Будогорский театрально обмахнулся ладошкой. — Не хочу сказать ничего дурного, но запашок от тебя, мой друг, как от козла — не побоюсь этого слова. Не потому ли Юля так долго не могла прийти в себя?
— Заткнись, — беззлобно цыкнул на него Снегг.
Когда он дотащил Будогорского до палаты жены, у постели Юлии, пользуясь его отсутствием собрался целый консилиум. Завидев Северуса, многие тут же испарились. Сбросив своего товарища как куль с мукой на соседнюю пустующую койку, Снегг враждебно уставился в лица целителей. Казалось, на них он наложил заклятие оцепенения.
— Да, приятель, нагнал ты на них страха! — хмыкнул Будогорский.
В этот момент подошёл Гарри. Он стал невольным свидетелем этой немой сцены и последовавшими за ней событиями.
— Кхе-кхе, — откашлялся главный целитель. — Кризис миновал. Теперь, без сомнения, она пойдёт на поправку. Но Вы должны знать… Говорят, Ваша жена была красивой женщиной. Так вот. Такой ей уже не быть. Никогда. Но в основном она сможет привычный образ жизни.
Снегг в ярости схватил его за грудки.
— Что ты сказал, мерзкий ты ублюдок? Как она сможет вести «привычный образ жизни» — изъязвленная и гниющая?
— Процесс удалось затормозить, — пытался вырваться несчастный.
Не внимая голосу разума, Северус набросился на лекаришку и стал его душить. Консилиум как ветром сдуло. Неизвестно, чем бы это всё кончилось, если бы Гарри и Будогорский не оторвали Снегга от полузадохшегося доктора.
— Сумасшедший! Хулиган! — лекарь подобрал свою шапочку и бросился наутёк.
Северус всё ещё сжимал кулаки. Взгляд его остановился на Гарри.
— А-а! — лицо его побелело. — Гарри несравненный! Пришёл полюбоваться на деяния рук своих? Теперь ты доволен? Закончил дело, которое так славно начал твой отец?
С каждым вопросом — хотя, казалось, это было невозможно — он белел всё больше.
— Северус, — Будогорский взял его за руку. — Ты доведёшь себя до приступа. Успокойся!
Снегг стряхнул его, как букашку.
— Не трогай меня! Все носились с Поттером, как дураки с писаной торбой… и вот она благодарность! Смотри! Радуйся! — он подтащил Гарри к койке жены и ткнул его в намокшие от крови и гноя бинты Юлии. Затем задрал штанину Будогорского, под которой торчала култышка ампутированной ноги. — Полюбуйся! Что-то ещё?
— Нет, сэр, нет… — лепетал Гарри. — Наоборот, я хотел…
— Что ты хотел, Поттер? Что-о? — взревел он. — Ты отомстил сполна. Тебе уже нечего тут делать. Твои амбиции должны быть удовлетворены.
Он рухнул на стул рядом и уронил лицо в ладони.
— Пусть он уйдёт, — слабым голосом попросил Будогорского Снегг.
— Я тебя предупреждал, — тихо сказал Барин Гарри, опираясь на его плечи.
Но выйти они не успели. В дверях возникла полная женщина. Её сопровождала Катерина, которая глазами делала какие-то знаки Будогорскому.
— Задержись, — шепнул Барин Гарри. — По-моему, сейчас нашему грозному профессору будет задана взбучка.
— А-а, — зловеще прогудела толстуха. — Я гляжу, вся тёпленькая компания в сборе!
Северус отнял ладони от лица. У него появилось невиданное доселе выражение нашкодившего ученика. Снегг поднялся, безвольно опустив руки вдоль туловища. Гарри изумился, наблюдая столь чудесное превращение: ещё минуту назад Снегг способен был внушить ужас, сейчас — только жалость.
— Людмила Семёновна? — Северус криво улыбнулся. — Что Вы тут делаете?
— У-у? — грозно набычившись, тёща пошла на Снегга, с трудом переставляя артритные ноги.
Он всё больше съёживался под её неумолимым взглядом.
— Ну, вот и свиделись! — Людмила Семёновна, напротив, всё более разрасталась в размерах (или это только казалось Гарри — ибо он впервые видел человека, который смог напугать самого Снегга).
Женщина обошла Снегга, повесившего голову… Она будто прикидывала, откуда его лучше начать есть.
— Зятёк дорогой! — как можно было в это простое словосочетание влить столько сарказма, яда и иронии — непостижимо! — впору поучиться голливудским кинозвёздам. — Ну, вот и свиделись.
«Нет, это бесподобно! Каждая её интонация — просто перл. Жаль, что у меня нет с собой диктофона», — помечтал Гарри, по-прежнему жавшийся к дверям. Уйти он был не в силах. Этот день был бы праздником для папарацци — жаль, что Скиттер находилась на другом объекте. Потом это обсуждали долго. Как говорится, «история стала легендой, а легенда — мифом». В действительности всё выглядело так.
— Знаешь, — обратилась Людмила Семёновна к зятю, уронив своё массивное тело на стул, ножки которого тут же подогнулись, — от первых двух мужей своей дочери я тоже была не в восторге. Но ты… (она нацелила пухлый палец в лоб незадачливого зятя)… ты… ТЫ что себе позволяешь?!!
Северус промямлил что-то вроде «быр-быр-быр».
— ТЫ увёз мою дочь и моих внуков, чтобы тут издеваться над ними?
— Нет, мэм, — пробормотал Снегг и рискнул поднять на «маменьку» глаза.
— Ка-ак? У тебя хватает наглости смотреть мне в глаза? — заревела Людмила Семёновна. — Ну, что ж, смотри, смотри… да только узоров-то на мне нет!
Тут она обратила внимание на неподвижо лежащую в постели забинтованную фигуру.
— Ты хочешь сказать, что эта мумия и есть моя дочь?
С этими словами — совсем неожиданно для дамы её комплекции — Людмила Семёновна проворно выхватила из-под головы соседки по больничной койке подушку и остервенением стала бить ею слабо защищавшегося Снегга до тех пор, пока наволочка не порвалась, и он не оказался весь в пуху. При этом продолжала сыпать афоризмами:
— Ах ты, зараза иностранная! Что качаешься, как ветошь на пару? Зенки твои бесстыжие! Я тебе покажу! — бросив, ставшую бесполезной, пустую наволочку, неистовая тёща подскочила к Северусу и вцепилась ему в щёки.
Послышались сдавленные всхлипы — все разом обернулись к кровати Юлии. Она смеялась. Из глаз её лились слёзы. Через неделю Юлия могла сидеть в подушках и есть жидкую пищу. Бинты частично сняли. Раны, оставленные поцелуем Волан-де-Морта, выглядели устрашающе. Но она, как Будогорский, не теряла присутствия духа. Её мать и её муж успели помириться и даже подружиться. Волшебные «штучки» зятя её восхищали, но Людмила Семёновна просила не злоупотреблять ими в её присутствии. На предложение Будогорского попробовать что-нибудь эдакое самой она, смеясь, отвечала: «В моём-то возрасте? Помилуй!» Для «знатной дамы» (так Юлину мать величали в больнице) оборудовали комнату и она быстро вошла в контакт со всеми служащими «Святого Мунго». А её присутствие благотворно влияло на самых тяжелобольных. Юлия ещё плохо говорила. Она предпочитала молчать и слушать. Единственное, о чём она просила, так это чтобы её не беспокоили журналисты. И это правило свято блюли близкие: Северус, мать, Катерина, Будогорский. Один раз приходил Альбус. После приватного разговора наедине Снегг, сгорая от любопытства, поймал Дамблдора с целью вызнать, о чём они беседовали.
Дамблдор, загадочно посмотев на Северуса, сказал:
— Семья Гончаровых примирила Вас с маглами, Северус? Видите, простые люди любят волшебников и даже восхищаются ими. Недаром же простецами написано столько сказок, где ДОБРО неизменно торжествует над ЗЛОМ?
Северус, изучая носы своих ботинок, в это время думал: «Нет ли у Дамблдора русских корней? Откуда эта приверженность к пышным фразам?» Гарри больше к Снеггам не совался.
— Когда-нибудь вы простите друг друга, — пообещал ему Будогорский.
— А Вы… простили меня?