Элиссон замолчала на полуслове и задумалась.
— Э-ге-гей! — в комнату заглянул ещё один персонаж.
Со встречи с ним в коридорах Хогвартса его дед изменился. Но не настолько, чтобы его нельзя было узнать: угольно-чёрные волосы топорщились в разные стороны, а глаза смотрели весело. За руку он держал… ну, точно свою маленькую копию! Вихрастый, черноглазый… это был, конечно же, Джеймс Поттер.
— Друзья, хорошие новости! Я нашёл одного чудака, который за вашу халупу предлагает сумасшедшие деньги!
— Сколько? — слегка оживился другой его дед.
— 100 тысяч фунтов!
— Он ненормальный? — выразил сомнение Том Эванс.
— Похоже на то, — не стал спорить Джон.- А ещё он отдаёт в придачу дом в Лессингтоне. Место там не ах… но городишка маленький, зелёный. Рядом с домом приусадебный участок. В огороде что-то посажено.
— Джон! Ты волшебник! — счастливо засмеялась Элиссон.
— Да, — серьёзно подтвердил маленький Поттер. — Самый лучший волшебник!
Петунья, которая по-прежнему хмуро подпирала стену, услышав заявление Поттера-младшего, развеселилась. Прикрыв рукой кривоватые зубы, она захихикала…
Туман окутал Гарри. Он потерял из виду Будогорского.
— Что такое?
— Просто воспоминание закончилось слишком резко, — ответил ему Барин.
Ростислав Апполинарьевич взял с директорского стола последний пузырёк и вылил его содержимое в Омут. Не дав Гарри задать ни единого вопроса, они провалились в пучину безвестных воспоминаний. Серый осенний день. Люди в плащах под зонтами столпились у свежевырытой могилы. Гарри поёжился: у них с Будогорским зонта не было. Ливень, словно почуяв, что они уязвимы более остальных, хлестал по ним с удвоенной энергией. Барин описал над ними дугу — дождь прекратил падать им на головы. У Гарри появилась возможность взглянуть повнимательнее на державшего речь у края насыпного холмика человека. Это была молодая, даже юная женщина.
— Они были прекрасными людьми! — голос оратора сорвался. — ПРЕКРАСНЫМИ! Благодаря их поддержке я и мой отец встали на ноги — в буквальном смысле этого слова. Причём действовали они совершенно бескорыстно. Велик не тот, кто может посочувствовать в горести, а кто порадуется в радости! И не было людей более искренних четы Поттеров!.. Я говорю так совсем не потому, что они были мне родственниками…
Лили заплакала, но не остановилась.
— Может, я знала их и меньше, чем некоторые из вас, но не хуже! И я даю слово, что отомщу их убийце!
Она подняла тоненькую руку и сжала её в кулак. Но никому этот жест не показался смехотворным.
— Лили! Тебе нельзя волноваться! — к жене подходил Джеймс. Обняв её, он отвел её в сторону. Тут только Гарри сообразил, что его мать беременна… им.
К надгробию вышел незнакомый Гарри волшебник… Или знакомый? Ба! Да это же Аластер Грюм — без своего вращающегося глаза, зато с родной ногой.
— Не будем размазывать сопли! — рубанул он рукой сырой воздух. — Лили с Джеймсом дали серьёзный отпор Волан-де-Морту. Жаль, что не уберегли стариков… Ну, я думаю, что ни Маргарет с Джоном, ни Элиссон с Томом не жалеют, что их жизнь закончилась так же славно, как и все прожитые годы! Наше дело: походить на них не только мужеством, но и тем, как они принимали и жизнь, и смерть… Да-с…
Немного нелепо закончил он, отворачиваясь от глаз, устремлённых на него. Гарри понял, что ‚железный‘ Грюм пустил слезу. У него тоже защипало в носу. Но в следующее мгновение Гарри уже видел серо-голубые глаза Будогорского. Они уже были ‚на берегу‘, вне омута.
— Садись, — Барин указал Гарри на стул.
Гарри опустился в кресло.
— Итак, я поясню: мир чародеев не был для Эвансов чем-то фантастическим. Ещё до того, как Лили пошла учиться в Хогвартс. Может, теперь ты лучше поймёшь и свою тётю: она была лишена детства отчасти по вине твоей матери (так, по-крайней мере, она считала). Если Лили доставалась львиная доля заботы, ласки и вкусненького, то Петунье оставались только стирка, уборка, готовка и уход за больными… Пожалуй, не слишком весёлые занятия, а?
— Значит, мои отец и мать знакомы с детства?
— Так-то оно так, — задумчиво побарабанил по краю стола Будогорский. — Но вряд ли они это помнили, когда встретились в Хогвартсе… Какое-то (и весьма продолжительное время) Эвансы не общались с Поттерами. А на чём бы я действительно хотел остановиться, так это на убийстве старшего поколения Поттеров и Эвансов. Их убил Волан-де-Морт. Это ясно. Почему не руками своих пособников, а лично? Чем ему помешали Эвансы? Связаны ли между собой эти смерти? Непонятно. Твоим родителям по двадцать. Они выпускники Хогвартса и смогли — по словам Грюма — противостоять Сам-Знаешь-Кому. Опираясь на пророчество, это был уже второй случай их противостояния… Хотелось бы узнать обо всё этом больше. Охочусь за свидетелями, готовыми поделиться воспоминаниями… Пока таковых не находится.
Будогорский глубоко вздохнул. Гарри подошёл к нему и пожал руку.
— Ростислав Апполинарьевич, спасибо Вам. Вы знаете… это очень важно для меня.
— Знаю, мальчик мой.
— И спасибо за сегодня. И вообще…
Барин положил руку поверх руки Гарри и пожал её.
— Иди, отдыхай. У нас ещё полно дел: тебе — узнать, чем закончился матч по квиддичу, мне — поломать голову, как вскрыть крестраж, заключённый в доспехах.
И Будогорский легонько подтолкнул Гарри к выходу.
Глава 13. Ящик Пандоры.
Снегг стоял на балконе православного храма, где обычно размещаются певчие во время службы. Он не был крещён. Но, поскольку с недавних пор волею судеб стал русским священником, всерьёз заинтересовался религиозными традициями. Вначале чтобы утереть нос Юльке и её верному пажу Будогорскому. Потом зацепило по-настоящему — когда понял, что богословские вопросы сродни философским. Северус пришёл к выводу, что православное христианство как нельзя лучше соответствовало духу русских. А уж об этом особом ‚духе‘ Снегг наслушался достаточно. Практически каждое застолье заканчивалось одинаково: Юлия со Славкой начинали спорить, всё более ожесточаясь и переходя в конце концов на крик. В центре их споров были две животрепещущие темы: ‚Кто виноват?‘ и ‚Что делать?‘ (с их же слов). С одной стороны он не понимал зачем так кипятиться, а с другой — ощущал зависть к этим двоим: что-то незримое связывало их… Может, любовь к живописи, музыке, литературе… Тысяча других мелочей: отношение к своей стране, своему городу, своей нации… Они находили забавными одни и те же вещи и даже смеялись над одним и тем же… Вначале Северуса утешал тот факт, что Юля — профан в делах волшебства (тут уж ОН мог дать ей фору!). Но теперь его подруга знала чуть ли не больше его самого. И вот теперь, своими собственными руками (вернее, языком), он, считай, вырыл себе могилу — из одного только стремления показать, как уверен в самом себе, — поручив ПРИСМАТРИВАТЬ Будогорского за Юлией… Ну, что за идиот?! (он, не Будогорский, конечно) Или он не знает Славкину репутацию? ‚Конечно, я должен доверять Юле… Да и не в том она положении, чтобы флиртовать с мужчинами‘… Но доводы разума подчас бессильны перед сердцем, которое, казалось, увеличивалось в размерах, стоило ему только подумать о Юлии и Будогорском… Вот и сейчас он пытался заставить себя думать о великолепии убранства русской церкви… но мысли опять и опять возвращали его обратно в Россию.
— Спускайтесь к нам, Северус! — крикнули снизу.
Голос принадлежал Тёмному Лорду. Он возлежал на кресте, который низвергли с алтаря. Крест положили перед входом в райские врата. А над ним, под высоким куполом собора, без какого бы то ни было крепежа, болталась гигантская клетка, набитая людскими телами для сегодняшнего жертвоприношения. Стены клетки были сплошь утыканы кинжалами, которые выпускали свои клинки по мере того, как клеть опускалась. Волан-де-Морта готовила к омовению парочка вампирш. Девчонки с высоты балкона выглядели прелестно. Но Снегг прекрасно знал, что вблизи у них мертвенно-бледные лица, отдающие синевой, устрашающе-красные глаза и не уменьшающиеся во рту клыки… Что ж, эти твари не омерзительнее того, с кого они стаскивали влажные от постоянно мокнущего тела тряпки. Дистрофичный в своей наготе, Волан-де Морт выглядел бы смешно, если б не то, что должно было свершиться с минуты на минуту. С замиранием сердца все ждали кровавый дождь, готовый пролиться на жалкие члены Тёмного Лорда. Жуткий крик отозвался стократным эхом в замечательном с точки зрения акустики старинном здании церкви. Северус прикрыл глаза. Но ненадолго. Неусыпное око Сивого (пожалуй, единственно стопроцентно верного слуги из свиты Лорда) неотступно следит за ним, надо быть начеку. Северус научился смотреть и не видеть… Как сейчас: масса серовато-голубых тел копошится под ним, спариваясь, грубо лапая друг друга. Он на особом положении. Имеет право не участвовать. Но дурнота от подобного рода ‚вечеринок‘ не позволяют ему спокойно спать и аппетитом есть. Да и какой, к чёртовой матери, аппетит и здоровый сон, когда ты справляешь эти надобности под кровом Тёмного Лорда! Ему обещан отпуск в Рождество ‚за особые заслуги‘, кои заключались в разоблачении заговора великанов. На самом деле никакого заговора не существовало. Но Северусу, когда он выступал послом от Тёмного Лорда, удалось так заморочить головы этим дурням, что они пошли войной на всех и вся (и в первую очередь на самоё себя). Великаны перебили чуть ли не всю колонию, примкнувшую к воинам Волан-де-Морта. Тот готов был кусать себе локти: самые сильные из его солдат так бесславно истребили друг друга!.. Однако утешил себя тем, что великаны всегда отличались исключительной безмозглостью. Северус подкинул своему Хозяину идею, что упадок сил того может быть связан с расплодившимися без меры дементорами. Они, получив свободу, теперь везде шлялись и обескровливали каждого, кого видели. Он надоумил Тёмного Лорда заключить бывших стражников Азкабана в тюрьму и вызывать их только по высочайшему повелению. Сказано — сделано. И, благодарение заклятиям Волан-де-Морта, ещё ни один из них не смог покинуть страшных застенков. Ещё одно из деяний Снегга: заклятие Империус по отношению ко всем вампирам королевства (неудивительно, что это стало причиной ненависти к нему Фенрира). А все оборотни в это время попали под влияние Люпина. Его бывший однокашник и не догадывался, кому он обязан своим относительным спокойствием. Северус неустанно сеял распри среди тёмных магов, стравливая их и раздувая искры тлеющей ненависти между кланами родовитых волшебников. Он так преуспел в этом, что чувствовал себя интриганом-профи. Играя на слабых сторонах натуры Волан-де-Морта, Снегг сумел сделать так, что ни одно решение, предпринятое Тёмным Лордом, не обговаривалось бы предварительно с ним. Несмотря на своё прямо-таки плачевное состояние, Тёмный Лорд по-прежнему вынашивал идеи властителя мира. ‚Мы и только мы, чародеи, — говорил Волан-де-Мрт, — должны управлять многомиллионным стадом маглов. Только достойных, отмеченных сверхспособностями следует назначать министрами, президентами, королями. Большинство из нынешних недоумков ничего не видят, не слышат, не замечают. Все их чувства на самом примитивном уровне — уровне ощущений. Они не могут понять природу происходящего. Объяснять же им — занятие крайне неблагодарное: всё равно, что метать бисер пред свиньями. Посему: только ПОЛНОЕ повиновение высшему разуму приведёт общество к развитию. А за ослушание — порка, суровое наказание. Только так будет порядок на Земле‘. Никакие доводы, что мечты о завоевании мира питал не он один, на Тёмного Лорда не действовали. Напротив, приводя в пример Гитлера и Наполеона, он с пеной у рта доказывал, что их методы были слишком гуманны. А вот лидер большевиков Ленин во главу угла ставил террор, потому и установил на одной шестой части суши власть Советов. И продержалась эта система только благодаря культу личности своего вождя и исключению всякой толерантности по отношению к любому ДРУГОМУ мнению. Без сомнения, кругозор Снегга в сравнении с кругозором его нынешнего хозяина был узок. На фоне Волан-де-Морта Северус выглядел серой мышью. Тёмный Лорд оборудовал в замке прекрасную библиотеку. И если раньше Снегга привлекала главным образом специальная литература, то теперь он постигал мировую художественную классику, начав её изучение с рассказов Чехова. Прочитав их запоем, Северус обратился к ‚Преступлению и наказанию‘ Достоевского. Увидев этот роман в руках своего ученика, Лорд произнёс что-то вроде: