И тут произошло чудо: зубья короны превратились в ручки чаши, а его рука вернулась на своё место. Не веря глазам своим, Гарри сжал в кулак и разжал пальцы левой руки. Они безболезненно повиновались.
— Что это? — ошарашенно спросил Гарри, глядя на Лешего. — Что это значит?
— Это значит, что мы в тебе не ошиблись. Бери чашу. Она твоя.
— Мне это не причудилось? — Гарри всё же хотел разобраться в том, что произошло.
— И да, и нет, — Леший глубокомысленно сделал затяжку.
— И да, и нет, — вновь повторил он. — Всё это произошло в параллельном измерении. Но, поскольку мы всё же живём в ЭТОМ, ты остался и с чашей, и с рукой.
— При чём тут параллельное измерение?
— Чаша — крестраж, как ты понимаешь. В ней есть жизнь. Но она не соразмерима с нашей, земной.
— Но как же тогда Волан-де-Морту удалось вернуться в наше измерение? — недоумевал Гарри.
— Этого я не знаю, — по-прежнему пыхтя своей пахитоской (как он её называл), ответствовал Леший. — Я в этих штуках не силён… Да и вообще, Гарри, я тебе помог. А теперь наши дорожки врозь. У меня тут ещё деловая встреча… с Кикиморой.
— Ну-ну, — ухмыльнулся Гарри. — Так уж и „деловая“.
— Прощай, дружище. Удачи тебе, — сердечно напутствовал его Леший.
— Ну, почему же „прощай“? Надеюсь, мы ещё увидимся.
— Прости, — шмыгнул носом Леший. — Сорвалось.
Они обнялись на прощание.
— Чуть задействовала силы природы… Я должен был догадаться. Извини, Гарри.
Это говорил Будогорский, смазывая ожоги на теле Гарри — те самые, которые оставило „Красно Солнышко“.
— Почему вы, русские, наделяете всех злобствующих существ такими ласковыми именами: Соловей-разбойник, Красно Солнышко… С-сь! — зашипел Гарри, когда Барин очередной раз провёл пальцем по его израненному плечу.
Будогорский отставил мазь и уселся в позу роденовского мыслителя.
— Знаешь, Гарик… то есть, Гарри… Сам об этом задумывался… Это, наверно, одна из характерных чёрточек русского человека. И ты её приметил… Кстати, ты помнишь, какое самое лучшее оружие против боггарта?
— Смех, — ответил Гарри, не понимая, при чём тут это.
— А вот при чём: если не принимать во внимание всю опасность некоторых, скажем, персонажей, они перестают быть столь зловещими… Ясно излагаю?
— Более или менее, — устало вздохнул Гарри. — Может, „не стоит принимать во внимание“ Волан-де-Морта? Как-нибудь само собой рассосётся?
Он грустно усмехнулся.
— Гарри, в тебе нет тонкости… — Барин приготовился к длинной тираде.
— Во-во! Это же говорил профессор Снегг, — Гарри издевательски выделил должность Снегга.
— Не начинай, — Будогорский толкнулся своим плечом о плечо Гарри.
— Я не начинаю, — Гарри отвернулся, чтобы Барин не видел, как он улыбнулся.
Что ни говори, но дружба с новым профессором вносила в его жизнь дотоле неведомые ему отношения „ОТЕЦ — СЫН“. Это грело душу. Не поворачивая свою растроганно-умилённую физиономию, Гарри буркнул:
— Я пошёл.
— Пока, — махнул ему рукой Ростислав Апполинарьевич (этот жест Гарри усёк в остеклённой раме одного из снимков, украшающих кабинет Русско-Английского Барина).
Да. Они уже в Хогвартсе. После расставания с Лешим Гарри незамедлительно трансгрессировал к Будогорскому. Тот ощупывал Гарри (всё его тело покрывали раны, синяки и ушибы), шумно радуясь его возвращению. Потом в их хижину на краю леса потекли посетители: Ладомир, его сыновья, Маришка. Все искренне радовались, что Гарри справился с заданием. Каждый из гостей заглянул в чашу, попробовал поднять меч и попросил Гарри поведать, КАК ОНО БЫЛО. Повторяя в третий раз эту историю, Гарри почувствовал большую значимость своего поступка. А на пятый уже и сам мнил себя героем. Будогорский посмеивался над ним. В то же время ощущалось, что его распирает от гордости за своего ученика. На следующее утро они расквартировались у Бабы Яги. Кратко поведав ей хронику ПОБЕДЫ Гарри (а это величалось именно так), они забрали свои волшебные палочки, а взамен отдали меч — кладенец. Меч являлся русской реликвией, и вывозить его за пределы Руси почлось бы кощунством. Бабка Ёжка расчувствовалась, засуетилась. Но Будогорский дал тактично понять, что они не задержатся. Он глянул при этом на Гарри. „Или хочешь?“ — взял Гарри его мысленную подачу. „Я бы не отказался“, — сознался Гарри, смотря Будогорскому в глаза.
— Ладно, — произнёс Барин, отвечая не то Гарри, не то Бабе Яге. — Зови каких-нибудь симпатичных ведьмочек. Мы остаёмся. Только уговор: будут все твои фирменные блюда. А сперва в баню!
— В баню, в баньку, в банечку, — забегала Бабуля, снимая с печки веники. — Ох, робята, и попарю же я вас!
Гарри умоляюще взглянул на Барина.
— Ты, Бабуня, не забывайся! Тут дети, — строго сказал Будогорский, пряча в ладони ухмылку.
После того, как Ёжка вышла из избы, он внимательно посмотрел на Гарри.
— Я тебя правильно понял?
— Yes, — утвердительно-отважно кивнул тот.
Да. Барин всё понял верно. Вечером за столом, сплошь заставленным национальными — далеко не диетическими — кушаньями, перемежающимися с ужасающими бутылями самогона, рядом с уже знакомыми Кикиморой, Лешим (эта парочка наверняка ни одной тусовки не пропускает!) и Василисой, мило воркующей с Барином, сидели смазливые девицы — отпрыски русских чистокровных волшебников. Выглядели они вполне светски. И казались Гарри, который впервые отведал русскую водку, милашками. Одна из них села к нему на колени, сняла его очки и стала к нему ластиться, как кошка. И хотя он понимал совершенно отчётливо, что это не Джинни, ему было приятно. „Пусть ВСЁ случится, — стучало у него. — Я так хочу!“ Девица увела его в баню… вроде бы… Во всяком случае, проснулся он именно там. „Как всё прошло? — мучило его. — И БЫЛО ли?!“ Гарри слышал, что после бурно проведённой вечеринки бывает плохо. Вроде, голова болит, тошнит, слабость, дрожь в конечностях… Ничего такого у него не наблюдалось. Но тело горело. Гарри ощупал себя и застонал, глядя на красные рубцы, пересекающие наискось, будто верёвки, его грудь и руки. Необходимость выяснить ЧТО ЭТО погнала его на поиски Будогорского. Долго искать не пришлось. Только войдя в избёнку, Гарри столкнулся с её хозяйкой. Баба Яга, поправив свой замасленный платок, закатила глаза и пальцем указала на потолок.
— Тут есть чердак? — осенило Гарри.
— А то, — хмыкнула старушка.
Гарри шмыгнул за дверь и осмотрелся. Где ж тут вход? Сразу под соломенную крышу вела приставная лестница. Гарри взобрался по шатким ступеням и задержался на последней.
— Ростислав Апполинарьевич? — крикнул он. — Вы тут?
— Тут мы. Тут, — заспанно пробормотал Барин. — Иди пока завтракай. Мы скоро присоединимся.
Гарри спустился и стал в нетерпении маршировать перед взволнованно квохчущей избушкой. Вскоре показался спортивный торс Будогорского. Спускаясь первым, он прихватывал хорошенькую девчонку за её миленький задик, а она дурашливо хихикала. Увидев Гарри, профессор нимало не смутился.
— Знакомься, Гарри. Это Верочка, — представил он свою спутницу.
— Мы знакомы, — окинув Гарри цепким взглядом, поморщилась та.
— Вряд ли молодой человек это помнит, — снисходительно пояснил ей Будогорский.
Гарри вспыхнул.
— Да мне, собственно, пора. Василиса, возможно, будет за завтраком. Не хочу её видеть, — скривилась Верочка.
— Веруня, дай знать, если что, — целуя ручку своей даме, поспешил распрощаться с ней Барин. — Пока, родная.
Будогорский сжал на мгновение её ручки и отвернулся. Его красивое лицо не выражало никаких чувств. Гарри загородил собою дверь, преграждая таким образом путь в дом.
— В чём дело? — удивился Будогорский.
— Поговорить надо, — зло бросил Гарри.
Барин облокотился ногой о крутой подъём так называемого „крылечка“. Выглядел он, как всегда, потрясно. Гарри вспомнил, как его раздражал Барин, когда только появился в Хогвартсе. „Всё же я реже НЕ ошибаюсь, чем ошибаюсь“, — подумал он. Его жгла обида. За то, что Будогорский совсем не так безупречен, как ему бы хотелось. Что он, его учитель, нисколько не стесняясь своего воспитанника, с кем попало… А в отношении самого Гарри? Разве настоящий отец допустил бы подобную оргию в присутствии сына?.. На миг перед ним промелькнуло лицо Сириуса, который тоже не был образцом нравственности для своего крестника… Но тут же поспешил отогнать эту неприятную мысль. Это значит, что Будогорскому попросту плевать, что о нём подумает Гарри. Да что там… вообще Барину на всех плевать! Живёт в своё удовольствие, ни с кем не считаясь. Даже не побоялся признаться, что никого никогда не любил… оральный облик, так сказать, налицо.