— Гарри! Ты слышишь меня? — донёсся до него голос Будогорского.
Гарри вопросительно посмотрел на склонившегося к его столу профессора.
— Зайди ко мне в кабинет после завтрака, — улыбнулся ему Ростислав Апполинарьевич и лёгкой походкой прошёл к столу преподавателей.
— Наконец-то, — проворчал Рон, размазывая желток по тарелке.
— Что ты делаешь?! — брезгливо передёрнулась Гермиона.
— Да ну его, — отодвигая глазунью, пробурчал Рон.
— Между прочим, желток — кладезь витаминов… — начала свою просветительскую деятельность Гермиона.
— Оставь, Гермиона, — поморщился Гарри. — Давайте лучше прикинем, что такого мог нарыть Барин.
— Думаю, что… — задумчиво произнесла она и осеклась. Возле их стола стоял Забини.
— Поттер, у тебя озабоченный вид. Предчувствуешь поражение? — красивое лицо слизеринца искривилось в усмешке.
— Смеётся тот, кто смеётся последним, — парировал Гарри.
— Ну-ну, — Забини подбросил в воздух маленький мячик — наподобие теннисного — и тут же его поймал.
— Лавры Малфоя не дают покоя? — подколол его Рон.
— То есть? — нахмурился капитан противников.
— То и есть. До своего знаменитого сокурсника тебе далеко… слава богу, — пояснил Рон.
— Пойдёмте, ребята, — поставил точку в словесной перепалке Гарри.
Неразлучная троица с шумом отодвинула скамью и встала в свой немалый рост: Гарри был всего лишь чуть-чуть ниже Рона (а тот — не много, не мало — метр восемьдесят пять!), Гермиона за последний год тоже вытянулась до метра семидесяти пяти. Так что выглядели они солидно. Джинни посматривала как бы мимо, но в то же время ревниво. Будогорского в столовой уже не было. Гарри вздохнул и, шлёпнув Рона по руке, поплёлся в кабинет профессора один. Когда он заглянул к Барину, тот стоял у одной из своих фотографий и, сжав ладонями виски, что-то сосредоточенно шептал себе под нос.
— Сэр? — дал о себе знать Гарри.
Будогорский отнял ладони. Лицо его прояснилось.
— Предпочитаю „господин“, — поправил его Барин.
— Что? — Гарри никак не мог привыкнуть к оборотам речи учителя.
— Неважно, — отмахнулся Будогорский. — Подойди сюда.
Он поманил Гарри пальцем и указал на фотографию довольно мрачного содержания: сельский погост (причём в сумерках). Стоило только сфокусировать взгляд на каком-нибудь объекте, он зрительно увеличивался в размерах и как будто приближался. Такого фотографического эффекта Гарри ещё не видел.
— Это Годрикова впадина, — торжественно изрёк Ростислав Апполинарьевич.
Гарри вздрогнул.
— Ты хотел туда поехать. И поедешь. Вернее, поедем МЫ. Я и ты, — уточнил Будогорский (давая этим понять, что Рон и Гермиона остаются в Хогвартсе).
— Но почему? — взбунтовался Гарри.
— Потому, что наш визит придётся на 31 октября. Думаю, Рон захочет защищать честь команды „Когти Грифа“. Он встанет на ворота. Голкипер временно переквалифицируется в нападающего — вместо Джинни Уизли. Сама Джинни заменит ловца. То есть тебя. Она уже дала согласие.
Гарри задохнулся от возмущения: „дала согласие“. Интересно, как давно она согласилась? Не далее как вчера они тренировались, и Джинни словом не обмолвилась.
— Вчера она ещё ничего не знала. Я сообщил это Джинни буквально перед твоим приходом, — ворвался, как всегда, в вихрь его мыслей Будогорский.
Гарри застонал от разочарования.
— Ну почему? Зачем это нужно делать в первый праздник? Да ещё вместо матча по квиддичу? Как-никак я капитан!
— Я уверен, что Рон согласится принять на себя эту ношу… А Гермиона его поддержит, — улыбнулся Барин.
— Я тоже так думаю, — язвительно передразнив интонацию профессора, Гарри стоял уже на пути к дверям.
— У меня есть веские причины на то. Поверь мне, Гарри.
— Вот как?! Может быть, Вы соблаговолите их поведать? — всё с тем же сарказмом бросил ему Гарри, даже не обернувшись…
И вдруг ноги понесли его вспять. Он так и вернулся к учительскому столу — спиной вперёд. Недоумевая, он повернул негодующее лицо к Будогорскому.
— Вы применили заклятие Империус?
— Конечно, нет. У русских нет такого заклятья, — посмеиваясь, Барин охорашивал свой чисто выбритый подбородок.
— Какая разница, как оно называется! Суть от этого не меняется!
— Не буду с тобой спорить, — промурлыкал Барин. — И это первая причина, по которой я выбрал 31-е. Нам нельзя пропускать учебные дни: это заклинание вы могли бы уже знать, не просиди мы с тобой месяц в тайге.
— Но я-то тут при чём?! — начал было возмущаться Гарри, но Ростислав Апполинарьевич дал знак, чтобы он помолчал.
— Во-вторых: мы все в смертельной опасности. С другой стороны, такое положение вещей уже третий год сряду… Но в моём распоряжении оказались новые сведения, и нам надо торопиться… И, наконец, в-третьих… — Будогорский протянул Гарри номер „Ежедневного пророка“.
Гарри развернул газету. На первой странице красовался шарж на Тёмного Лорда. Выполнен он был с большим мастерством: дементорские осклизлые лапы судорожно сжимали ворот на непомерно длинной шее, норовившей уронить маленькую змеиную головку… на которой, тем не менее, красовалась корона. Гарри хмыкнул и посмотрел на фамилию журналиста: бессменный репортёр Рита Скитер. Гарри глазам своим не верил…
— Она всего лишь женщина…не смогла устоять против моего чертовского обаяния, — смущённо крякнул Барин. — По-моему, шарж вышел удачным.
Будогорский явно ждал похвалы и, ей-богу, он её заслуживал! „Наш пострел везде поспел“, — припомнилась Гарри пословица, которую он слышал от русских.
— Откуда такие душераздирающие подробности? — Гарри ткнул с омерзением в карикатуру Волан-де-Морта.
— Что тебе сказать, мой дорогой мальчик… Не перевелись ещё богатыри на земле аглицкой, — глаза профессора засветились лукавством.
— Вы хотите сказать, что у Тёмного Лорда кто-то шпионит на нас?
— Заметь: не я это сказал! — захохотал Барин. — Иди. Бери газету и прощайся с друзьями.
Гарри машинально взял „Пророк“ и на ватных ногах отправился в Гриффиндорскую гостиную. „Кто? — сверлила его мысль. — Я его знаю? Нужно быть поразительным смельчаком… или двойным агентом, как Северус Снегг“. Снова всплыло ненавистное лицо: желтушного цвета кожа, мешки под глазами… эти глаза никогда не смотрят просто, а будто пронзают тебя неприятно-тяжёлым взглядом. Жёсткая линия рта. Характерный — „снегговский“ — нос, который то понуро свисает вниз, то (в случае душевного подъёма) задран кверху как вороний клюв. Любопытно, что лицо Сириуса всегда ассоциируется только с теми фотками, которые остались у него после смерти крёстного. А вот Снегг… прямо как живой стоит у него перед глазами! Гарри потряс газетой перед портретом Полной дамы — та без разговоров уехала в сторону. В последнее время она стала чересчур пугливой и не терпела, когда на неё повышали голос или замахивались. Гарри сообразил, что на этот рпаз причиной её ретировки стал портрет Волан-де-Морта в газете. Он усмехнулся и перешагнул через порог-раму.