У Гарри прорезался голос:
— Держите его! Держите! — завопил он, выворачиваясь из крепких объятий Будогорского.
— Кого, Гарри?
— Снегга! Там Снегг!
Так получилось, что Гарри встал вспять движению карнавала. Снегг и его спутница потонули в водовороте движущейся толпы. Гарри бессильно опустил палочку. Каким-то образом Будогорский опять оказался в непосредственной близости от «тёмных». Во всяком случае, от одного из самых страшных его представителей. «Не верю!» — хотел уже выкрикнуть Гарри в лицо профессору. Но тут вспомнил напутствие тибетского сенсея. А потом ещё Когтевран, практически слово в слово повторившая предсказания Великого учителя. Гарри сжал зубы и зашагал прочь. Пожалуй, даже больше, чем встреча со Снеггом, его поразила женщина, бывшая с тем. И если по закону о «тесности мира» Гарри рано или поздно должен был встретиться со Снеггом, то встреча с двойником его матери потрясла его. Реинкарнация или переселение душ — вот как это называется. Надо побольше об этом узнать. Но встретить ЕЁ в такой компании! Бред какой-то! Отчего Снегг так ненавидел его отца? — впервые задумался Гарри… Слишком много загадок… Но он обязательно доберётся до сути!
Глава 20. Атлантида.
Гарри бросился колесить по улицам Рио — словно у него включился реактивный движок. В себя он пришёл только когда понял, что окончательно заплутал. Желание участвовать в карнавале испарилось. Убедившись, что рядом никого нет, он трансгрессировал в дом, куда их поселили. Домишко был довольно странный… хотя где вы видели НОРМАЛЬНЫЕ дома волшебников?! В зарослях, напоминающих сад Спящей красавицы (каким он стал за сто лет спячки принцессы), прятался особнячок в стиле… вообще непонятно, в каком стиле. Больше всего он напоминал курятник — правда, достаточно просторный. К остову этого жилища лепилось невероятное количество пристроек: мансарда, терраса, веранды, флигели… И всё это громоздилось в таком безвкусии, что напоминало детище Франкенштейна. «Доктором» этого архитектурного кошмара был пожилой метис. «Пожилой» — это мягко говоря. Впрочем, старый — тоже. Древний — ближе к истине. Более всего он напоминал Лешего — если б последний сильно загорел. Дон Педро (бразильский Леший) был один. Ни Рон, ни Гермиона, и уж конечно ни Будогорский ещё не приходили.
— Желаете перекусить? — подмигнул Гарри дон Педро.
— А что есть?
— Мясо и овощи, — Педро прохромал к плите, где шкворчали на сковородке только что поджаренные отбивные.
— Вы готовите сами? — изумился Гарри.
— А что? — вопросом на вопрос ответил хозяин. — Или не доверяете моей стряпне?
— Ну-у, — смутился Гарри (так оно и было — но не говорить же об этом вслух?!).
— Брось, парень. Доверяй людям, — посоветовал ему старик.
«Они что, сговорились? — с раздражением подумал Гарри. — В какой раз за день мне об этом говорят?!»
— Не обижайся. Но так оно и есть. Всё написано у тебя на челе — ты сейчас как шкаф, — и бразильянец начертил в воздухе квадрат.
— Это шутка? — Гарри был озадачен: что значит «как шкаф»?
— Сядь, — распорядился дон Педро и, подхватив сковороду, водрузил её на стол. — Ешь. Голодный человек — глупый человек. И злой.
Гарри поискал глазами столовые приборы.
— Чем есть-то? Нет ни ножа, ни вилки.
— «Ни ножа, ни вилки», — передразнил его Педро. — Так ешь.
Гарри нехотя взял со сковородки кусок мяса и тут же выронил. Брызги кипящего масла заляпали даже стёкла очков — когда шмат мяса шлёпнулся аккурат на то место, откуда был взят.
— Ауч! Горячее! — пожаловался Гарри, дуя на обожжённые пальцы.
Грустный «Леший» смотрел на него с укоризной.
— Ты в смятении, парень. Тебе надо сначала поесть, — настаивал дон. — И без этих твоих штучек: вилочек, ножичков… Вот тебе миска с салатом. Вот ложка. Мясо перед тобой. Давай работай. А я, если не возражаешь, сяду к камину греть свои старые косточки. Ты будешь есть и слушать. Старики вроде меня обожают болтать. А тебе надобно кого-то послушать, чтобы понять: не один ты такой горемыка.
Хозяин проковылял до кресла-качалки и заговорил. Поначалу Гарри брезгливо ковырялся в салате (как знать, может, овощи там напополам со старческими ногтями?), но потом увлёкся и ел с аппетитом. Да и рассказ был занимательный.
— На заре нового, 16-го, века я получил место матроса в команде самого Христофора Колумба, — начал своё повествование старик…
Гарри мысленно сделал акцент на «16-м веке» и «команде Колумба», но от комментариев воздержался. Более всего юный Педро ценил свободу и независимость. Жажда приключений заставила покинуть его солнечную Кастилию и отправиться навстречу великим испытаниям… Но тогда он ещё не знал, КАКИМ. Дабы набрать желающих в команду Колумба, распускали слухи, что путешествие будет приятным, словно прогулка по дворцовому парку. Нельзя сказать, чтобы Педро купился. Однако не предполагал, что будет ТАК трудно прижиться в стае морских волков, каковыми являлись прожжённые мореманы. Они считали молодого матросика букашкой, всячески насмехались над ним, придумывая тысячу бесполезных и глупых занятий… Зато благодаря флотской выучке Педро враз стал самостоятельным: научился латать одежду и готовить. Карабкался по вантам с ловкостью обезьяны и давал отпор желающим над ним поглумиться. На борту корабля донельзя обострились его чувства. Запах с камбуза Педро улавливал из трюма, а услышать, о чём говорят в рубке капитана, мог из своей каюты. Мог увидеть кита с расстояния двух миль!.. Да и много чего. Этим он снискал уважение среди бывалых мореплавателей, и они оставили его в покое. Но по-настоящему силу своих ощущений Педро осознал во время первого в его жизни шторма. Их корабль, казалось, вырвался на волю. Попал наконец в свою стихию. Он будто зажил собственною жизнью, освободившись от докучливых людишек. «Святая Мария» то взлетала вверх на головокружительную высоту, то падала вниз как с отвесной скалы. И было непонятно, как это до сих пор она не выплюнула оставшихся моряков за борт. Искатель приключений Педро элементарно струсил. И зачем это его понесло на край света? Верно говорят: что имеем не храним, потерявши — плачем. Он не хотел умирать вдали от милой Кастилиьи. Боялся смерти. Педро поклялся: если только он уцелеет, в ближайшем же порту сойдёт на берег и никогда больше не ступит на палубу корабля. Педро упал на колени и стал молиться. Он молился истово. До тех пор, пока не впал в состояние, близкое к нирване. За стеной ливня ему вдруг почудилось лицо Громовержца, готового выпустить в насмерть перепуганного Педро огненную стрелу.
— Не убивай меня! — взмолился он. — Я сделаю всё, что попросишь!
— Ты украдёшь для меня золотую стрелу Майи и будешь проклят навеки. Либо умрёшь сейчас незапятнанный, — поставил ему условие сын Олимпа.
Педро смотрел на божество, как кролик на удава.
— Ты понял меня, ничтожный? — взревел плод его видений.
— Почему я? — заплакал юноша. — Почему-у?
С ним случилась истерика. Он выл и катался по скользкому от дождя полу, пока не разверзлось небо, и не вонзился в доски палубы пучок раскалённых стрел. Во власти припадка Педро, не ведая, что творит, выдернул стрелы и, запрокинув голову, прокричал:
— Я выбираю жизнь!
— Ты сделал выбор. Да будет так! — грохот стихий сменился шумом дождя, а потом и вовсе всё стихло. Установился полный штиль.
Команда мало-помалу приходила в себя. Корабль обуздали. А Педро слёг с сильнейшим приступом лихорадки. Оклемался он только у берегов Южной Америки. Помнил это, как сейчас. К нему ворвался его дружок Карлос и выпалил:
— Земля! — и, захлёбываясь от волнения, потряс его за плечо. — Ты понимаешь? — Земля!
Карлос выбежал, оставив дверь открытой. Свежий бриз влетел в лазарет и взъерошил волосы Педро. Он вдохнул морской воздух и со всей остротой почувствовал вкус жизни. Покачиваясь от слабости, юный Педро сошёл на берег. У него кружилась голова, он шёл почти на ощупь. Не дойдя до прибрежных кустов, где затеивалось строительство лагеря, Педро упал на песок и заплакал. Теперь он не сомневался, что Зевс, насылающий на него проклятие, — лихорадочный бред, не более того. Весть о том, что высадились белые, быстро распространилась по побережью. Прослышав, что чужестранцы предлагают диковинные вещи в обмен на кое-какие местные побрякушки, привела туземцев в восторг. К ним потекли аборигены. Обмен товарами должен был стать залогом доверительных отношений между дикарями и европейскими цивилизованным народом. Однако местная знать не спешила раскрывать им объятья. Тогда Колумб повелел устроить что-то вроде ярмарки с бесплатным театрализованным представлением для всех коренных жителей. Педро — будучи самым молодым — играл в этом спектакле невесту моряка. Сюжет был банален. Мария любит Луиса, простого моряка. Отец Марии — капитан. Он запрещает дочери выходить замуж за бедного матроса. Девушка упрямится. Возлюбленный предлагает Марии бежать. Но вечером условленного дня коварный капитан забирает Луиса в плавание. Корабль — увы! — тонет. Когда приходит известие о случившемся, Мария не может пережить потерю отца и любимого друга. Она идёт к морю, чтобы то поглотило и её. Разыгранное действие произвёло большое впечатление на собравшихся. Одна из индианок по окончании спектакля подошла к Педро. По её выразительным жестам юноша понял, что девушка предлагает ему дружбу… Ну, какая может быть дружба между двумя юными созданиями в вечнозелёных лесах Америки (особенно если учесть, что первое время они не понимали ни бельмеса на языке друг друга)? Очень скоро Майя (так звали девушку) захотела познакомить Педро со своим отцом, дабы испросить согласия на брак. Он чувствовал, что Майя выше его по рождению. В ней ощущалось какое-то внутреннее благородство. Но Педро и не подозревал, что она — дочь вождя племени. Как ни странно, он произвёл благоприятное впечатление на будущего тестя. Но чувства эти не стали обоюдными. Вождь (он же папа Майи) был страшен. К встрече с потенциальным мужем единственной дочери папаша подготовился изрядно: его тело сплошь было покрыто нательной живописью. Он встречал будущего зятя в кресле, выставленном на улице. Если бы жених не приглянулся, это кончилось бы для него полной катастрофой: он был бы пронзён копьём, которое глава племени держал наготове наподобие королевского жезла. Педро довольно быстро освоил основы языка коренных американцев. Может, это, а может то, что сам Христофор Колумб почтил «великого вождя» в роли свата, упрочило положение Педро Кальвáдоса… Его официально признали наречённым Майи. Вскоре состоялась свадьба, устроенная в соответствии с местными традициями. А на праздник Весеннего равноденствия Педро в числе немногих пригласили в Великий город. Переход туда обставили с большой помпезностью. «Рядовые» индейцы несли на одних носилках вождя, на других — Майю с новоиспечённым мужем. Их эскорт продвигался семь дней. При входе в город простые индейцы поставили носилки и удалились. Почётных гостей уже встречали воины Великого города. Педро завязали глаза и сняли повязку только при представлении Верховному жрецу, который был разукрашен почище его тестя при первой встрече. Однако вид индейского жреца поразил его куда меньше самого города, который был выстроен из… хрусталя! Башенки на дворцах преломляли солнечный свет и казались то фиолетовыми, то розовыми, то золотыми. От этих нежных цветов над городом стояла вечная радуга. Педро зажмурился. А когда открыл глаза, видение не исчезло. Индейцы взирали на его с видом превосходства. И чтобы показать, как ничтожен ОН в сравнении с НИМИ, повели показать главную достопримечательность города — ЗОЛОТУЮ СТРЕЛУ. Стоило Педро взглянуть на неё, и сердце у него ушло в пятки. Та сцена на корабле… она ему не пригрезилась! Именно эту стрелу ему предстояло украсть. Но зачем? Почему ему? И для кого? Ответы на эти вопросы Педро получил тут же: будто кто-то повернул рычажок внутри него — вновь зазвучал властный рокочущий голос, который он уже раз слышал. «Помни о своём поручении! Оно является и твоим проклятием и величайшей честью! Золотую стрелу Афродиты поручено похитить тебе с тем, чтобы поместить её навеки в отдел тайн, где хранится секретное оружие магов». Теперь Педро знал, «зачем» и «для кого» нужна стрела. Оставалось лишь догадаться «почему». Его избрали из простых смертных не случайно. Никто другой не наделён столь острым зрением, прекрасным слухом и тонким обонянием. Как это связано с его заданием, Педро пока не знал. Но больше никакими талантами он не обладал… Разумеется, Педро понимал, что кража — крайне неблаговидный поступок. Тем более — в подобных обстоятельствах. Но отступать было некуда. Жизнь свою без Майи он уже не мыслил. Поэтому, скрепив сердце, рассказал ей обо всём. И, невзирая на предупреждения жены, на её мольбы и слёзы, улучил момент и украл стрелу. А потом бежал вместе с Майей в леса Амазонии. И жил там, как дикий зверь, долгие лета. Что до стрелы, то она исчезла во время его следующего транса. ГОЛОС поздравил его с успешно проведённой операцией и никогда более не беспокоил никакими просьбами. Доверчивые индейцы не смогли настичь их. Они укрылись надёжно. Вот только Майя утратила свою прежнюю весёлость и беззаботность. Бог не дал им детей, и Педро жил для своей красавицы-жены. Впрочем, вскоре Майя перестала быть красавицей… и женой (в буквальном смысле этого слова) тоже. Она дала обет целомудрия за совершённое ими святотатство. Дни и ночи Майя проводила в молениях, а Педро — охотясь в бескрайних лесах амазонской долины. Семейная чета потеряла счёт прожитым годам. Иногда Педро казалось, что он и не знал другой жизни. Но пробил смертный час Майи. А он жил, и жил, и жил… до тех пор, пока не устал от жизни. И стал он искать смерти: выходил на охоту без оружия в надежде, что какой-нибудь дикий зверь растерзает его. Он купался с голодными крокодилами и не разводил на ночь костра… Всё зря! Тогда Педро решился выйти к людям. Хотел отдать себя на их суд. Что же он увидел? Много времени утекло с тех пор, как они с женой предали свой род!.. Да и индейцев, как таковых, почти не осталось. Те немногие, что выжили, были загнаны в резервации. А новоявленные хозяева Америки вели себя так, будто сам черт им не брат, не чтя ни старых порядков, ни законов. Украсть у своих не считалось таким уж бесчестьем… да никто и не воспринимал россказни Педро всерьёз — мало ли что придёт в голову выжившему из ума старику, похожему на доисторическую мумию! Озлобленный и одинокий, Педро поселился в Бразилии среди людей. Он мог бы ступить на скользкую дорожку, попадись ему на тот момент подходящий человечек. Но случилось иначе. В его жизнь вошёл Дамблдор. Альбус Дамблдор раскрыл ему глаза на многие вещи — ведь Педро, потерявший счёт времени, до сих пор не знал, в чём состоит проклятие, наложенное на него, и как его искупить. Дамблдор рассказал, что дон Педро Кальвадос обречён жить вечно, подобно Агасферу, до той поры, пока ЗОЛОТАЯ стрела не достигнет своей цели. Как только цель будет повержена, Педро сможет наконец воссоединиться со своей дорогой Майей.