Перед каждым из хогвартцев возник пузырёк с бесцветной жидкостью.
— Это на первый случай (покидая корабль иными словами), — сказал Барин. — Такой же пузырёк, но с другим снадобьем вы получите при выходе наружу… Что ещё? Ещё, Гермиона, тебе следует повторить законы трансфигурации. Ну-ка…
— После трансфигурации, если выбранный тобою облик принят тобой по собственному желанию, обратное превращение необратимо и наступает через две-три минуты… если, конечно, ты не анимаг, — кисло пробубнила Гермиона, отводя глаза. — Но мы превратимся в… хм… соль с помощью той жидкости, которую Вы нам дали, так получается, не по своему желанию, а по ВАШЕМУ.
— Во-первых, зелье, которое Гермиона назвала жидкостью, предназначено для другого. А во-вторых, даже если каждый из вас — анимаг, вряд ли ваше второе Я — соль, — улыбнулся Будогорский.
— Странно, что Вы решили ознакомить нас с этими чудесными превращениями НАКАНУНЕ, а не прямо по ходу действия, — ухмыльнулся Гарри. — Большое Вам за это — Вашими же словами — человеческое СПАСИБО.
— Пожалуйста, — чинно ответил Будогорский. — А теперь пьём… не чокаясь.
Он первым опрокинул пузырёк. Ребята последовали его примеру.
— «Вектор Сэв»! — Ростислав Апполинарьевич вслух произнёс заклинание, делая крест на стенке корабля, одновременно дотрагиваясь до неё палочкой.
Значило это только одно: заклятие — новодел. И не он его изобрел. Что Гарри понял, как только Барин вербализировал слова заклинания. Профессор Будогорский никогда не произносил заклинания вслух — разве что в обучающих целях. Да и в сочинениях зелий Ростислав Апполинарьевич не силён (сам признавался)… Снова таинственные ДРУЗЬЯ?.. Просто детский сад, честное слово! Это там любят игры в «секретики». Однако хорошенько поразмышлять по этому поводу ему не дали.
— Встаньте за мной! Пошли! — Будогорский сделал шаг в стену первым.
Когда Гарри шагнул за ним, возникло ощущение, будто он увяз в жидком цементе.
— Не задерживайтесь! — прокричал Барин. — Засосёт!
Голос их учителя звучал как из-под воды. Шаг наружу дался нелегко. Гарри действительно чувствовал, как его засасывает. Если бы не Будогорский, который вытолкнул Рона, схватив за шкирку, а Гарри с Гермионой — за руки, приятели могли бы стать частью корабельной стены. Хорошо, что криминальные авторитеты не знают этого заклинания, а то бы их грабительская деятельность значительно упростилась.
— Быстрей, быстрей! — Барин уже совал им пузырьки с желтоватой субстанцией.
— Надеюсь, это не моча? — Рон опасливо нюхнул содержимое.
— Не болтать! Пить! — Будогорский сердился.
— По вкусу похож на аспирин УПСА… немного солоноватый, — успела сказать Гермиона.
Впрочем, последние её слова отозвались лёгкой рябью по воде, в которой они бултыхались. «Значит, я — соль. Ха-ха! Очень смешно. Как там учила мадмуазель Стебль? — Царство — животные, тип — хордовые, класс — млекопитающие, отряд — приматы, вид — человек-соль… И всё же я мыслю, стало быть, существую!» — заключил Гарри. Мало-помалу к нему (наверно, и к остальным тоже) возвращалась чувствительность. Руки занемели, ноги сводило судорогой. Рот, нос, уши заливала ледяная вода, которая почему-то казалась кипятком (?). Ещё немного, и он пойдёт на дно… если оно тут есть.
— Гарри, не спи — замёрзнешь! — расхожая фраза в устах Будогорского в данном случае имела прямой смысл.
— Мобилизуй свои силы, Гарри! — кричал профессор. — Рон! Гермиона! Это и вас касается!
Сделав глубокий вдох, Гарри чудовищным усилием воли заставил себя вынырнуть на поверхность, которая уже начала покрываться тонким ледком. Он нащупал у себя в кармане палочку и поднял её высоко над головой. «Ястилс!» — срывающимся голосом прохрипел Гарри. «Ястилс! Ястилс! Ястилс!» — услышал он трижды. За пять минут Гарри побывал во всех стихиях: расплавленный металл, вода и грунт ледяного материка. Почти бездыханный он лежал на снегу и силился собраться с мыслями. «Почему это должно быть так болезненно?! Вот бы нашим гениальным изобретателям ещё чуть-чуть поднапрячься и адаптировать свои заклятия применительно к живым организмам, а не к биороботам».
— Спускайтесь сюда! — раздался голос Дакара откуда-то снизу.
— Он в аду? — ужаснулся Рон (сам он был сине-зелёного цвета и трясся в ознобе).
— С каких это пор, мистер Уизли, вы стали ортодоксом? — спросил Будогорский, оглядывая своих воспитанников. — Я вижу, все живы-здоровы?
— Более-менее, — буркнул Гарри.
— Поздравляю вас. Только что вы благополучно преодолели тяжелейшую полосу препятствий на пути в Плутонию, — говорил появившийся вдруг Дакар. — Итак, мы в начале коридора времени. В конце него нас встретит Проводник.
Дакар опустился на одно колено и стал расшнуровывать рюкзак.
— Вам понадобится вот это, — он раздал хогватцам альпинистское снаряжение, включая каски со встроенными фонариками. — Мы пойдём в одной связке. Если сорвётся один, он может потянуть за собой всех остальных.
— Прогулка обещает быть приятной, — хмыкнул Рон, поглядывая на Гермиону.
Та после череды «чудесных превращений» не проронила ни слова. На неё это было не похоже.
— Эй, — позвал он подружку, — ты в порядке?
— Тебя это, правда, интересует? — Гермиона постаралась вложить в ответ весь сарказм, на который была способна.
— Значит, нормально, — успокоился Рон.
— Говорят, что дружбы существует только между разными по характеру людьми. Согласно законам физики «разноименные заряды притягиваются». Но «волна и камень, //лёд и пламень// не столь различны меж собой…» — так полагал Александр Сергеевич. Я же считаю, что только общность взглядов является гарантом близких отношений — дружбы, любви… Каково Ваше мнение, мой друг? — обратился Будогорский к Дакару.
Дакар шёл первым. Спуск был пологим. Тем не менее он счёл нужным остановиться, чтобы дать исчерпывающий ответ. Облокотясь о заступ, он охотно поддержал мудрствования Барина.
— Давайте посмотрим на это с другой стороны. Предположим, один и тот же человек в ситуации опасности ведёт себя агрессивно, в домашней обстановке — пассивно. Спрашивается, кто он: холерик или флегматик?.. Почему бы не принять обе точки зрения?
Рон, который шёл за Дакаром, обернулся к Гарри и не без издёвки процитировал:
Два мудреца в одном тазу
Пустились по морю в грозу…
— Рональд Уизли, Вы могли бы и поделикатнее намекнуть, что эта тема Вам неинтересна, — заметил Дакар.
— Ага! Это Я, оказывается, должен быть «поделикатнее»… Рассуждая о совместимости, не меня ли вы имели в виду?
— Поговорим о чём-нибудь более животрепещущем, — сменил тему Будогорский. — Например, как Вы, Дакар, перенесли препятствия, которые изрядно потрепали нас, землян?
— Лично я их НЕ проходил, — коротко ответил Дакар. — Наше тело более совершенно, чем ваше. Этим объясняется то, что я уже поджидал вас во временном коридоре, пока вы боролись с физическими перегрузками. Я не получил никакого ущерба для своего здоровья… А пропустив ваши эмоции через себя, даже получил удовольствие.
— Получили удовольствие от нашей боли? — поразилась Гермиона.
— Господи! Конечно, нет! Просто мы не умеем чувствовать столь глубоко и сильно, как вы. А это необходимо, чтобы вырабатывался адреналин. Для чего нужен адреналин, нужно объяснять?.. думаю, нет.
«Думаю, ″да″», — мысленно внёс поправку Гарри. Но не стал демонстрировать своё невежество.
— Вот и славно. Спуск начнётся скоро. Мужайтесь, — предупредил их Дакар.
Путник появился внезапно. Словно вырос из-под земли. Он кратко поприветствовал Дакара, не сочтя при этом нужным поздороваться с остальными.
Дакар повернулся к землянам.
— Не обижайтесь. Путник живёт по-отшельнически. Каждое новое лицо для него — потрясение, — проговорил Дакар одними губами.
— Если появился этот Путник, — значит, мы прошли Коридор времени? — задал вопрос Дакару Рон.
— Обернитесь, — попросил тот.
Все как один посмотрели назад. Там, где они только что прошли, красовалась вековая скала. Коридор времени закрылся. Пути назад не было. Вздохнув, ребята поплелись за Дакаром (вернее, теперь уже за Проводником). Начался спуск. С каждым шагом становилось идти труднее. Безымянный проводник вывел их из тоннеля на узкую тропку, идущую вдоль каменной стены. Именно СТЕНЫ, воздвигнутой не природой, а homo sapiens. Так вот: по одну сторону от тропинки — эта самая стена, по другую — обрыв над пропастью. Гарри осторожно подошёл к самому краю. Над пропастью плавали обрывки рваного тумана.