Напряжение нарастало. Катька поспешила укрыться за дверью ванной. Раздеваясь, она тревожно прислушивалась к тому, о чём говорят Юлины родные. Ничего нельзя разобрать: бу-бу-бу… бла-бла-бла. Вздохнув, она стала репетировать то, что должна была сказать: «Юлия и Северус поехали в свадебное путешествие. Я выхожу замуж. Поэтому дети временно поживут у вас… то есть молодожёны приняли решение поместить… нет, поселить детей у вас… Чёрт-те что! Дальше-то как будем выпутываться?! Если Юля не придёт в себя…»
Катерина торопливо перекрестилась, молясь, чтобы Юлька быстрее пошла на поправку.
Когда всякий лимит времени, отпущенный на помывку, вышел, Катерина выглянула из ванной комнаты. Её встретили шесть пар недобожелательных глаз. Выбрав себе самый индифферентный объект (двойняшек) Катя начала вдохновенно врать.
— Юлия и Северус поехали в свадебное путешествие. Я выхожу замуж. Поэтому меня попросили оставить детей у вас… на некоторое время. Северус передал мне деньги. Вы можете нанять другую няню…
— Значит, СЕВЕРУС, — глаза Юлиной матери полыхали ненавистью. — Хотела бы я посмотреть в бесстыжие глаза этого афериста!
— Но почему же «афериста»? — слабо отбивалась от её нападок Катя.
— Да потому! — пророкотала Людмила Семёновна. — Он дал наш телефон всем сущетсвующим детским домам Ленинграда и Ленинградской области, и теперь нам беспрестанно трезвонят директора этих детдомов — такие же аферюги. Он что, промышляет тем, что распродаёт детишек на органы?
— Бог с Вами, — ужаснулась Катерина. — Что Вы такое говорите! Северус — порядочный человек. Он просто собирается открыть школу для обездоленных детей.
— Да?! — усомнилась баба Люся. — Мне так не показалось. Может, Вы привезли моих внуков, чтобы уберечь их от этого чудовища?
— Нет! — Катя заломила руки. — Вы неправильно поняли!
— ГДЕ МОЯ ДОЧЬ?
Людмила Семёновна подступила к Кате с явным намерением её потрясти. Катерина, не терпевшая никакого насилия, сдалась.
— Хорошо. Я всё расскажу. Юля заболела. Северус — как и подобает мужу — ухаживает за ней. Им некогда заниматься детьми.
— Вот значит в какое «свадебное путешествие» они отправились! — зарыдала Людмила Семёновна. — Я как чувствовала, когда отпускала Юлечку с НИМ… добром это не кончится… Вы тоже хороши: оставили подругу в минуту опасности… бежите, как крыса с тонущего корабля…
— Люся! — вмешался Валентин Ефимович. — Надо же разобраться!
— Поздно разбираться! Надо ехать и спасать ребёнка! — в Юлиной матери проснулась жажда действий.
— Но в этом нет смысла! — пыталась образумить неуёмную Северусову тёщу Катерина. — Вы всё равно ничем не сможете помочь сейчас своей дочери!
— А-а! — заголосила Людмила Семёновна, не способная воспринимать всю последующую информацию после слов «ничем не сможете помочь».
— Господи! Да жива она, жива! — рассердилась Катерина. — Почему Вы всё так превратно понимаете?
— Вот я поеду и посмотрю, насколько превратно я всё понимаю! — неожиданно ледяным тоном произнесла Юлина мама.
— Спорить бесполезно, — вполголоса сказал «Девственник» — Боб.
Было принято соломоново решение: двойняшки остаются на попечение мужчин (деда, брата и дядюшки), курировать ситуацию будет Ленка. А бабушка Люся с Катериной поедут в Британию.
Как только уладились формальности, Катя с Людмилой Семёновной отправились в Объединённое Королевство Великобритании и Северной Ирландии. Рейс попался не самый удачный — с двумя пересадками. Когда их самолёт наконец приземлился в Хитроу, Юлия в больнице «Святого Мунго» открыла глаза. Она шевельнула губами, но не смогла произнести то, что хотела. Северус встрепенулся — может, просто показалось? Все сомнения отпали, когда из уголка Юлиного глаза выкатилась слезинка. Чёрно-белый мир вновь засиял красками. Он взял туго забинтованные руки жены и поднёс к губам. «Спасибо тебе, господи, — шептал Северус. — Спасибо!» Лицо у него при этом сморщилось — он с трудом сдерживал слёзы. Он вдруг вскочил.
— Сейчас, родная, сейчас. Я быстро!
Ему не терпелось поделиться радостью с Ростиславом.
К нему тут же вернулись ощущения. Во-первых, было такое чувство, что от него смердит. Когда он последний раз мылся или хотя бы менял носки?.. Он не помнил.
На полпути к Славкиной палате Северус обратил внимание, что на него смотрят… как-то странно. Он списал это на «ароматы», исходящие от него. «Теперь, когда Юля пришла в себя, надо бы привести себя в порядок. Ей будет неприятно видеть меня неопрятным». Насколько неприятно было видеть его таким всем прочим в течение прошедшего месяца, его мало волновало.
— Слав! — окликнул приятеля Северус, войдя в палату. — Ты где?
— Ба! — раздался голос Будогорского из туалета (оттуда явно несло табачным дымком). — Кто это к нам пришёл?! Севка! Никак ты вышел из комы?
Барин наполовину высунулся из туалета.
— Из комы вышла Юлия!
Дверь с грохотом распахнулась на все сто. На лице Будогорского отразилась целая гамма чувств: недоверие, изумление, оторопь, волнение и радость.
— Слава Богу! — на ходу застёгивая брюки, Ростислав прыгал на одной ноге в поисках костылей.
Северус не стал дожидаться, пока тот отыщет свою опору, взвалил его к себе на плечи и поволок по коридору.
— Фу! — Будогорский театрально обмахнулся ладошкой. — Не хочу сказать ничего дурного, но запашок от тебя, мой друг, как от козла — не побоюсь этого слова. Не потому ли Юля так долго не могла прийти в себя?
— Заткнись, — беззлобно цыкнул на него Снегг.
Когда он дотащил Будогорского до палаты жены, у постели Юлии, пользуясь его отсутствием собрался целый консилиум. Завидев Северуса, многие тут же испарились. Сбросив своего товарища как куль с мукой на соседнюю пустующую койку, Снегг враждебно уставился в лица целителей. Казалось, на них он наложил заклятие оцепенения.
— Да, приятель, нагнал ты на них страха! — хмыкнул Будогорский.
В этот момент подошёл Гарри. Он стал невольным свидетелем этой немой сцены и последовавшими за ней событиями.
— Кхе-кхе, — откашлялся главный целитель. — Кризис миновал. Теперь, без сомнения, она пойдёт на поправку. Но Вы должны знать… Говорят, Ваша жена была красивой женщиной. Так вот. Такой ей уже не быть. Никогда. Но в основном она сможет привычный образ жизни.
Снегг в ярости схватил его за грудки.
— Что ты сказал, мерзкий ты ублюдок? Как она сможет вести «привычный образ жизни» — изъязвленная и гниющая?
— Процесс удалось затормозить, — пытался вырваться несчастный.
Не внимая голосу разума, Северус набросился на лекаришку и стал его душить. Консилиум как ветром сдуло. Неизвестно, чем бы это всё кончилось, если бы Гарри и Будогорский не оторвали Снегга от полузадохшегося доктора.
— Сумасшедший! Хулиган! — лекарь подобрал свою шапочку и бросился наутёк.
Северус всё ещё сжимал кулаки. Взгляд его остановился на Гарри.
— А-а! — лицо его побелело. — Гарри несравненный! Пришёл полюбоваться на деяния рук своих? Теперь ты доволен? Закончил дело, которое так славно начал твой отец?
С каждым вопросом — хотя, казалось, это было невозможно — он белел всё больше.
— Северус, — Будогорский взял его за руку. — Ты доведёшь себя до приступа. Успокойся!
Снегг стряхнул его, как букашку.
— Не трогай меня! Все носились с Поттером, как дураки с писаной торбой… и вот она благодарность! Смотри! Радуйся! — он подтащил Гарри к койке жены и ткнул его в намокшие от крови и гноя бинты Юлии. Затем задрал штанину Будогорского, под которой торчала култышка ампутированной ноги. — Полюбуйся! Что-то ещё?
— Нет, сэр, нет… — лепетал Гарри. — Наоборот, я хотел…
— Что ты хотел, Поттер? Что-о? — взревел он. — Ты отомстил сполна. Тебе уже нечего тут делать. Твои амбиции должны быть удовлетворены.
Он рухнул на стул рядом и уронил лицо в ладони.
— Пусть он уйдёт, — слабым голосом попросил Будогорского Снегг.
— Я тебя предупреждал, — тихо сказал Барин Гарри, опираясь на его плечи.
Но выйти они не успели. В дверях возникла полная женщина. Её сопровождала Катерина, которая глазами делала какие-то знаки Будогорскому.
— Задержись, — шепнул Барин Гарри. — По-моему, сейчас нашему грозному профессору будет задана взбучка.
— А-а, — зловеще прогудела толстуха. — Я гляжу, вся тёпленькая компания в сборе!
Северус отнял ладони от лица. У него появилось невиданное доселе выражение нашкодившего ученика. Снегг поднялся, безвольно опустив руки вдоль туловища. Гарри изумился, наблюдая столь чудесное превращение: ещё минуту назад Снегг способен был внушить ужас, сейчас — только жалость.