— Эй, Рон! — она пощёлкала перед его носом пальцами. — Очнись! Груди у этой девицы накладные, а трусы — меховые. Всего лишь иллюзия… но как она на тебя подействовала!
— Иллюзия, говоришь? Почему бы тебе как-нибудь не устроить такую иллюзию?
Гермиона зарделась и пихнула Рона в грудь. Тот поймал её пальчик и поцеловал. Грудь Гарри опять сжали тиски обиды. Почему ОН должен сражаться с Волан-де-Мортом? За что ему такая ноша? В конце концов, он не просил о такой чести! Глядя на своих беспечных друзей, Гарри понимал, что последние новости (что они будут волочиться по всему свету в поисках крестражей) ничуть не испортили им настроения. Напротив: как же, захватывающее приключение! Повсюду Гарри натыкался на целующиеся парочки. Только он, как дурак, с унылым видом и тяжкими думами. Что-то его зацепило. Он не сразу понял, что именно. Стоп! Тыл того черноволосого пирата кажется ему знакомым. (Надо ли говорить, что большинство гуляк нарядились в самые немыслимые костюмы!). Он присмотрелся повнимательнее. Этот пират кого-то ему напоминал. Догадка уже вот-вот должна была озарить его дремлющий разум. Но тут взрыв смеха женщины, которую доморощенный Джек Воробей бессовестно прижимал к стене, погасил все здравые мысли. Юная женщина проворно наклонилась за оброненной маской, на миг мелькнуло её лицо. Боже правый! Это же лицо его матери! Только… только в более ярких красках. В это время женщина, подобрав пышные юбки эпохи бесстрашных конкистадоров, побежала по улице. Мужчина в костюме пирата — за ней. Ветер сорвал с его головы треуголку и растрепал чёрные, как смоль, волосы. Шляпа, сделав пируэт (не иначе как при помощи манящих чар!), укрыла столь знакомую причёску. Лжепират, точно почуяв, что за ним пристально наблюдают, оглянулся. Глаза Гарри на секунду встретились с угольно-чёрными глазами бывшего профессора по защите от тёмных искусств… Снегга! Слова застряли в горле. Гарри сунул руку в карман за палочкой. Откуда ни возьмись, появился Будогорский.
— Гарри? — Барин цепко перехватил его руку. — Что ты делаешь?
У Гарри прорезался голос:
— Держите его! Держите! — завопил он, выворачиваясь из крепких объятий Будогорского.
— Кого, Гарри?
— Снегга! Там Снегг!
Так получилось, что Гарри встал вспять движению карнавала. Снегг и его спутница потонули в водовороте движущейся толпы. Гарри бессильно опустил палочку. Каким-то образом Будогорский опять оказался в непосредственной близости от «тёмных». Во всяком случае, от одного из самых страшных его представителей. «Не верю!» — хотел уже выкрикнуть Гарри в лицо профессору. Но тут вспомнил напутствие тибетского сенсея. А потом ещё Когтевран, практически слово в слово повторившая предсказания Великого учителя. Гарри сжал зубы и зашагал прочь. Пожалуй, даже больше, чем встреча со Снеггом, его поразила женщина, бывшая с тем. И если по закону о «тесности мира» Гарри рано или поздно должен был встретиться со Снеггом, то встреча с двойником его матери потрясла его. Реинкарнация или переселение душ — вот как это называется. Надо побольше об этом узнать. Но встретить ЕЁ в такой компании! Бред какой-то! Отчего Снегг так ненавидел его отца? — впервые задумался Гарри… Слишком много загадок… Но он обязательно доберётся до сути!
Глава 20. Атлантида.
Гарри бросился колесить по улицам Рио — словно у него включился реактивный движок. В себя он пришёл только когда понял, что окончательно заплутал. Желание участвовать в карнавале испарилось. Убедившись, что рядом никого нет, он трансгрессировал в дом, куда их поселили. Домишко был довольно странный… хотя где вы видели НОРМАЛЬНЫЕ дома волшебников?! В зарослях, напоминающих сад Спящей красавицы (каким он стал за сто лет спячки принцессы), прятался особнячок в стиле… вообще непонятно, в каком стиле. Больше всего он напоминал курятник — правда, достаточно просторный. К остову этого жилища лепилось невероятное количество пристроек: мансарда, терраса, веранды, флигели… И всё это громоздилось в таком безвкусии, что напоминало детище Франкенштейна. «Доктором» этого архитектурного кошмара был пожилой метис. «Пожилой» — это мягко говоря. Впрочем, старый — тоже. Древний — ближе к истине. Более всего он напоминал Лешего — если б последний сильно загорел. Дон Педро (бразильский Леший) был один. Ни Рон, ни Гермиона, и уж конечно ни Будогорский ещё не приходили.
— Желаете перекусить? — подмигнул Гарри дон Педро.
— А что есть?
— Мясо и овощи, — Педро прохромал к плите, где шкворчали на сковородке только что поджаренные отбивные.
— Вы готовите сами? — изумился Гарри.
— А что? — вопросом на вопрос ответил хозяин. — Или не доверяете моей стряпне?
— Ну-у, — смутился Гарри (так оно и было — но не говорить же об этом вслух?!).
— Брось, парень. Доверяй людям, — посоветовал ему старик.
«Они что, сговорились? — с раздражением подумал Гарри. — В какой раз за день мне об этом говорят?!»
— Не обижайся. Но так оно и есть. Всё написано у тебя на челе — ты сейчас как шкаф, — и бразильянец начертил в воздухе квадрат.
— Это шутка? — Гарри был озадачен: что значит «как шкаф»?
— Сядь, — распорядился дон Педро и, подхватив сковороду, водрузил её на стол. — Ешь. Голодный человек — глупый человек. И злой.
Гарри поискал глазами столовые приборы.
— Чем есть-то? Нет ни ножа, ни вилки.
— «Ни ножа, ни вилки», — передразнил его Педро. — Так ешь.
Гарри нехотя взял со сковородки кусок мяса и тут же выронил. Брызги кипящего масла заляпали даже стёкла очков — когда шмат мяса шлёпнулся аккурат на то место, откуда был взят.
— Ауч! Горячее! — пожаловался Гарри, дуя на обожжённые пальцы.
Грустный «Леший» смотрел на него с укоризной.
— Ты в смятении, парень. Тебе надо сначала поесть, — настаивал дон. — И без этих твоих штучек: вилочек, ножичков… Вот тебе миска с салатом. Вот ложка. Мясо перед тобой. Давай работай. А я, если не возражаешь, сяду к камину греть свои старые косточки. Ты будешь есть и слушать. Старики вроде меня обожают болтать. А тебе надобно кого-то послушать, чтобы понять: не один ты такой горемыка.
Хозяин проковылял до кресла-качалки и заговорил. Поначалу Гарри брезгливо ковырялся в салате (как знать, может, овощи там напополам со старческими ногтями?), но потом увлёкся и ел с аппетитом. Да и рассказ был занимательный.
— На заре нового, 16-го, века я получил место матроса в команде самого Христофора Колумба, — начал своё повествование старик…
Гарри мысленно сделал акцент на «16-м веке» и «команде Колумба», но от комментариев воздержался. Более всего юный Педро ценил свободу и независимость. Жажда приключений заставила покинуть его солнечную Кастилию и отправиться навстречу великим испытаниям… Но тогда он ещё не знал, КАКИМ. Дабы набрать желающих в команду Колумба, распускали слухи, что путешествие будет приятным, словно прогулка по дворцовому парку. Нельзя сказать, чтобы Педро купился. Однако не предполагал, что будет ТАК трудно прижиться в стае морских волков, каковыми являлись прожжённые мореманы. Они считали молодого матросика букашкой, всячески насмехались над ним, придумывая тысячу бесполезных и глупых занятий… Зато благодаря флотской выучке Педро враз стал самостоятельным: научился латать одежду и готовить. Карабкался по вантам с ловкостью обезьяны и давал отпор желающим над ним поглумиться. На борту корабля донельзя обострились его чувства. Запах с камбуза Педро улавливал из трюма, а услышать, о чём говорят в рубке капитана, мог из своей каюты. Мог увидеть кита с расстояния двух миль!.. Да и много чего. Этим он снискал уважение среди бывалых мореплавателей, и они оставили его в покое. Но по-настоящему силу своих ощущений Педро осознал во время первого в его жизни шторма. Их корабль, казалось, вырвался на волю. Попал наконец в свою стихию. Он будто зажил собственною жизнью, освободившись от докучливых людишек. «Святая Мария» то взлетала вверх на головокружительную высоту, то падала вниз как с отвесной скалы. И было непонятно, как это до сих пор она не выплюнула оставшихся моряков за борт. Искатель приключений Педро элементарно струсил. И зачем это его понесло на край света? Верно говорят: что имеем не храним, потерявши — плачем. Он не хотел умирать вдали от милой Кастилиьи. Боялся смерти. Педро поклялся: если только он уцелеет, в ближайшем же порту сойдёт на берег и никогда больше не ступит на палубу корабля. Педро упал на колени и стал молиться. Он молился истово. До тех пор, пока не впал в состояние, близкое к нирване. За стеной ливня ему вдруг почудилось лицо Громовержца, готового выпустить в насмерть перепуганного Педро огненную стрелу.