Вспышка ярчайшей синевы. Гарри замер, его порезанный палец снова скользнул по неровному краю осколка. Почудилось, не иначе. Он оглянулся через плечо, однако стена отливала тошнотворным персиковым цветом, который выбрала тётя Петунья. Там не было никакой синевы, способной отразиться в зеркале. Он снова заглянул в осколок зеркала, но снова увидел в нём лишь отражение собственных ярко-зелёных глаз.
Да, конечно, почудилось, другого объяснения быть не может. Почудилось, потому что он думал о своём мёртвом Учителе. Если что-то и можно сказать наверняка, так только то, что он никогда больше не увидит пронизывающих его ярко-синих глаз Альбуса Дамблдора.
Глава 3 Дурсли отъезжают
По дому пронеслось эхо от хлопка входной двери, а следом крик: «Эй, ты!»
За шестнадцать лет Гарри привык к подобной манере обращения и потому не сомневался, к кому относится этот призыв, но спешить с ответом на него не стал. Он всё ещё вглядывался в осколок зеркала, в котором увидел, как ему на долю секунды показалось, глаз Дамблдора. И только после того как дядя взревел: «ПАРЕНЬ!», Гарри медленно поднялся на ноги и направился к двери своей спальни, остановившись, впрочем, чтобы добавить осколок к уложенным в рюкзак вещам, которые он собирался взять с собой.
– А ты не торопишься! – прорычал Вернон Дурсль, когда Гарри появился на верху лестницы. – Спускайся, надо поговорить!
Гарри, глубоко засунув руки в карманы джинсов, сошёл по ступеням лестницы.
В гостиной он обнаружил Дурслей в полном составе. Одеты они были по-дорожному: дядя Вернон в бежевую куртку на молнии, тётя Петунья в аккуратненькое розово-оранжевое пальто, а Дадли – крупный, светловолосый и мускулистый двоюродный брат Гарри – в кожаный пиджак.
– Да? – спросил Гарри.
– Сядь! – приказал дядя Вернон. Гарри слегка приподнял брови. – Пожалуйста! – прибавил дядя Вернон, поморщившись, как если бы это слово оцарапало ему горло.
Гарри сел. Он полагал, что знает, чего ему следует ждать. Дядя принялся расхаживать взад и вперёд по гостиной. Тётя Петунья и Дадли провожали его встревоженными взглядами. И наконец, сосредоточенно наморщив большое багровое лицо, дядя Вернон остановился перед Гарри и объявил:
– Я передумал.
– Какой сюрприз, – отозвался Гарри.
– Оставь этот тон… – визгливо начала тётя Петунья, но дядя Вернон махнул в её сторону рукой, и она умолкла.
– Всё это полная чушь, – произнёс дядя Вернон, вглядываясь в Гарри маленькими, свинячьими глазками. – Не верю ни одному слову. Мы никуда не едем, остаёмся.
Гарри смотрел на дядю, ощущая одновременно и раздражение, и веселье. За последние четыре недели Вернон Дурсль передумывал каждые двадцать четыре часа и при этом всякий раз либо затаскивал вещи в машину, либо вытаскивал их из неё. Больше всего понравился Гарри тот случай, когда дядя Вернон, не знавший, что Дадли, в очередной раз укладывая чемодан, засунул в него свои гимнастические гири, попытался забросить его в багажник и рухнул на землю, ревя от боли и зверски ругаясь.
– По твоим словам, – произнёс Вернон Дурсль, снова начиная расхаживать по гостиной, – нам – Петунье, Дадли и мне – грозит опасность со стороны… со стороны…
– Да, со стороны «одного из наших», – сказал Гарри.
– Ну так вот, я в это не верю, – повторил дядя Вернон, опять остановившись перед Гарри. – Я целую ночь пролежал без сна, всё обдумал и понял: это заговор, ты хочешь завладеть домом.
– Домом? – переспросил Гарри. – Каким ещё домом?
– Вот этим самым! – взвизгнул дядя Вернон, и на лбу его запульсировала вена. – Нашим домом! В здешнем районе цены на жилье бешено растут! Ты хочешь убрать нас отсюда, а после проделать какой-нибудь фокус-покус. Мы и опомниться не успеем, а ты уже перепишешь дом на своё имя и…
– Вы спятили? – поинтересовался Гарри. – Заговор, чтобы завладеть домом? Вы действительно настолько глупы или просто притворяетесь?
– Да как ты смеешь! – запищала тётя Петунья, однако Вернон снова махнул ей рукой: похоже, пренебрежительное отношение к его личному достоинству представлялось ему пустяком в сравнении с опасностью, которую он обнаружил.
– На случай, если вы забыли, – сказал Гарри, – у меня уже есть дом, оставленный мне крёстным отцом. С какой же стати я пожелал бы вашего? Из-за переполняющих его счастливых воспоминаний?
На сей раз Вернон промолчал.
«Похоже, – подумал Гарри, – этот аргумент показался дядюшке убедительным».