Заиграл оркестр. Билл и Флёр вышли на танцевальный настил первыми, сорвав громовые аплодисменты, спустя недолгое время за ними последовали мистер Уизли с мадам Делакур и миссис Уизли с отцом Флёр.
– Какая хорошая песня, – сказала Полумна, покачиваясь в такт вальсовому ритму, а через несколько секунд и она скользнула на танцевальный настил и закружилась на месте – одна, закрыв глаза и помахивая руками.
– Она великолепна, правда? – сказал Рон. – И всегда была хороша.
Однако улыбку его тут же точно ветром сдуло – на освобожденное Полумной место опустился Виктор Крам. Гермиона приятно взволновалась, впрочем, на сей раз Виктор комплиментов ей говорить не стал, а спросил, сердито нахмурясь:
– Кто этот человек в жёлтом?
– Ксенофилиус Лавгуд, отец нашей хорошей знакомой, – ответил Рон. Сварливый тон его свидетельствовал, что он не намерен подсмеиваться над Ксенофилиусом, пусть тот и даёт для этого множество поводов. – Пойдём потанцуем, – резко предложил он Гермионе.
Недоумевающая, но и обрадованная Гермиона встала и вместе с Роном присоединилась к густевшей толпе танцующих.
– Они теперь вместе, что ли? – спросил сбитый с толку Крам.
– Да вроде того, – ответил Гарри.
– А ты кто?
– Барни Уизли.
Они обменялись рукопожатиями.
– Слушай, Барни, ты этого Лавгуда хорошо знаешь?
– Нет, только сегодня познакомился. А что?
Крам пристально вглядывался поверх своего бокала в Ксенофилиуса, который непринуждённо беседовал с несколькими чародеями по другую сторону танцевального настила.
– Да то, – ответил он, – что, не будь он гостем Флёр, я мигом вызвал бы его на дуэль за мерзкий знак, который он носит на груди.
– Знак? – переспросил Гарри и тоже вгляделся в Ксенофилиуса, на груди которого так и поблёскивал странный треугольный глаз. – Но почему? Чем он нехорош?
– Грин-де-Вальдом он нехорош. Это знак Грин-де-Вальда.
– Грин-де-Вальд… Это тёмный маг, которого одолел Дамблдор?
– Точно.
Челюстные мышцы Крама походили вверх-вниз, как будто он что-то жевал, потом Виктор сказал:
– Грин-де-Вальд уничтожил многих, моего деда в том числе. Конечно, в вашей стране он никогда большой силой не обладал, говорили, что Грин-де-Вальд боится Дамблдора. И правильно говорили, если вспомнить, чем он кончил. Но вот это… – Крам ткнул пальцем в Ксенофилиуса. – Я этот знак сразу узнал, Грин-де-Вальд вырезал его на стене нашей школы, Дурмстранга, когда учился в ней. Среди наших нашлись идиоты, которые копировали его, изображали на своих учебниках, на одежде, хотели поразить окружающих, выделиться. В конце концов те из нас, у кого Грин-де-Вальд отнял членов семьи, научили их уму-разуму.
Крам угрожающе пристукнул по столу костяшками кулака и снова сердито вгляделся в Ксенофилиуса. Гарри был сбит с толку. То, что отец Полумны был приверженцем Тёмных искусств, казалось неправдоподобным до невероятия, к тому же никто больше в этом шатре не узнал треугольного, напоминающего руну символа.
– А ты… э-э… совершенно уверен, что это знак Грин…
– Мне ошибиться трудно, – холодно ответил Крам. – Я несколько лет проходил мимо него каждый день, запомнил.
– Знаешь, не исключено, – сказал Гарри, – что Ксенофилиус на самом деле и не догадывается, что это такое. Лавгуды – люди довольно… необычные. Он мог где-то увидеть этот символ и принять его за поперечное сечение головы морщерогого кизляка или ещё кого-нибудь.
– Сечение чего?
– Ну, я не знаю, что это за твари, но, похоже, он отправляется летом вместе с дочерью разыскивать их…
Толком объяснить, что представляют собой Полумна с отцом, ему не удалось, понял Гарри.
– Вон его дочь, – сказал он и указал на Полумну которая так и танцевала одна, крутя вокруг себя руками, точно она комаров разгоняла.
– Что это она делает? – спросил Крам.
– Скорее всего, пытается избавиться от мозгошмыга, – сказал опознавший симптомы Гарри.
Крам, похоже, не мог понять, смеётся над ним Гарри или говорит всерьёз. Он извлёк из-под мантии палочку и многозначительно постучал ею себя по бедру – из кончика палочки посыпались искры.
– Грегорович! – воскликнул Гарри. Крам испуганно вздрогнул, но Гарри слишком разволновался, чтобы обратить на это внимание: стоило ему увидеть палочку Крама, как он вспомнил Олливандера, тщательно изучавшего её перед Турниром Трёх Волшебников.
– А что такое? – подозрительно спросил Крам.
– Это же мастер, он делает волшебные палочки!
– Я знаю, – сказал Крам.
– И твою сделал! То-то у меня квиддич в голове вертелся…