Люпин вскочил на ноги, стул его кувырком полетел назад. Он уставился на всех троих с такой лютостью, что Гарри впервые в жизни увидел проступившие за его человеческим лицом признаки волчьей натуры.
– Ты не понимаешь, что я сделал со своей женой и своим ещё не родившимся ребёнком! Я не должен был жениться на ней, я обратил её в прокажённую! – Люпин лягнул перевернувшийся стул. – Ты всегда видел меня только среди членов Ордена или в Хогвартсе, под опекой Дамблдора! И не знаешь, как относится к тварям вроде меня волшебное сообщество! Узнав о моей болезни, со мной и разговаривать-то перестают! Ты понимаешь, что я натворил? Даже её родные пришли от нашего брака в ужас. Да и какие родители захотели бы, чтобы их дочь вышла замуж за оборотня? А ребёнок… ребёнок… – И Люпин буквальным образом вцепился себе в волосы, сейчас он казался просто помешанным. – Подобные мне обычно не размножаются! Уверен, он родится таким же, как я. И как мне простить себя, передавшего свою болезнь ни в чём не повинному ребёнку? А если он чудом и не пойдёт в меня, лучше, в сотни раз лучше будет, если он вырастет без отца, которого ему придётся стыдиться!
– Римус! – прошептала со слезами на глазах Гермиона. – Что вы говорите? Как может ребёнок, любой ребёнок стыдиться вас?
– Ну, не знаю, Гермиона, – сказал Гарри, – вот мне, например, за него стыдно.
Гарри и сам не понимал, что пробудило в нём такой гнев, но и он тоже вскочил на ноги. Люпин смотрел на него так, точно Гарри ударил его.
– Если новый режим считает мерзостью даже «магловских выродков», что же он сделает с полуоборотнем, отец которого состоял в Ордене? Мой отец погиб, пытаясь защитить мою мать и меня. Вы считаете, он согласился бы на то, чтобы вы бросили своё дитя и ушли с нами на поиски приключений?
– Как… как ты смеешь? – произнёс Люпин. – Речь идёт не о стремлении к опасности или славе… Как ты смеешь предполагать такую…
– Я предполагаю, что вы считаете себя отчаянным сорвиголовой, – ответил Гарри. – И хотите занять место Сириуса.
– Гарри, перестань! – взмолилась Гермиона, но он не отвёл гневного взгляда от дёргавшегося лица Люпина.
– Я никогда не поверил бы, – сказал он, – что человек, научивший меня сражаться с дементорами, трус.
Люпин выхватил палочку с такой стремительностью, что Гарри не успел даже протянуть руку к собственной. Послышался громкий удар – Гарри почувствовал, что летит спиной вперёд по воздуху, потом он врезался в стену кухни и сполз по ней на пол и только тогда увидел, как за дверью исчезает подол Люпиновой мантии.
– Римус, Римус, вернитесь! – крикнула Гермиона, однако Люпин не ответил. И миг спустя они услышали, как в вестибюле хлопнула дверь.
– Гарри, – простонала Гермиона, – как ты мог?
– Легко, – ответил Гарри. Он встал, на затылке, которым он врезался в стену, набухала шишка. И его всё ещё трясло от гнева. – Не смотри на меня так! – рявкнул он Гермионе.
– Сам на неё так не смотри! – прорычал Рон.
– Нет-нет, не надо ссориться! – произнесла, вставая между ними, Гермиона.
– Тебе не следовало так разговаривать с Люпином, – сказал Гарри Рон.
– Он это заслужил, – ответил Гарри. Разрозненные образы мелькали в его мозгу: падающий, пробивая занавес, Сириус, повисшее в воздухе изломанное тело Дамблдора, вспышка зелёного огня и голос матери, молящий о милосердии…
– Родители, – сказал Гарри, – не должны бросать детей, если… если только их к этому не принуждают.
– Гарри… – вымолвила Гермиона и положила ему на плечо руку, утешая, но он стряхнул её и отошёл от Гермионы, глядя в разожжённый ею огонь. Когда-то давно он говорил вот из этого очага с Люпином. Он тогда усомнился в Джеймсе, и Люпин успокоил его. А теперь искажённое мукой белое лицо Люпина словно плыло перед ним в воздухе. И на Гарри навалились угрызения совести. Рон и Гермиона молчали, но Гарри знал, что они безмолвно переговариваются за его спиной.
Он повернулся к ним и увидел, как они поспешно оторвали взгляды друг от друга.
– Я понимаю, мне не следовало называть его трусом.
– Не следовало, – тут же подтвердил Рон.
– Однако именно так он себя и повёл.
– И всё равно… – произнесла Гермиона.
– Знаю, – сказал Гарри. – Но если это заставит его вернуться к Тонкс, значит, я всё сделал правильно, так?
Он не смог скрыть мольбы, прозвучавшей в его голосе. Гермиона смотрела на него с сочувствием, Рон – неуверенно. Гарри уставился в пол, думая о своём отце. Одобрил бы Джеймс то, что он сказал Люпину, или рассердился бы на сына, так обошедшегося с его старым другом?