— Ой… — проговорил Рон. — Точно… ну… я голоден! — оправдываясь, добавил он; в животе Рона громко заурчало.
— У меня есть еда, — сказал Аберфорт и направился вниз. Вскоре он вернулся и положил на столик перед камином большую буханку хлеба, немного сыра и оловянный кувшин с медом. Ребята жадно набросились на еду и питье, и ненадолго в комнате воцарилась тишина, нарушаемая только потрескиванием огня, звоном кубков и жеванием.
— Хорошо, — сказал Аберфорт, когда они наелись, и Гарри и Рон сонно откинулись в креслах. — Нужно подумать, как вам лучше всего выбраться отсюда. Ночью не получится, вы сами слышали, что будет, если кто-то выйдет на улицу после захода солнца: сработают Кричащие чары, и Упивающиеся смертью на вас накинутся, как лукотрусы на яйца докси. Не думаю, что мне второй раз удастся выдать козу за оленя. Дождитесь утра, когда комендантский час закончится, потом снова сможете надеть мантию и уйти. Уходите подальше от Хогсмида, в горы, и там сможете снова аппарировать. Можете наткнуться на Хагрида. Он прячется там в пещере вместе с Граупом с тех пор, как его попытались арестовать.
— Мы не уходим, — возразил Гарри. — Нам нужно попасть в Хогвартс.
— Не глупи, мальчик, — сказал Аберфорт.
— Мы должны…
— То, что вы действительно должны, — Аберфорт наклонился вперед, — так это убраться отсюда подальше, и чем дальше, тем лучше.
— Вы не понимаете. У нас мало времени. Мы должны попасть в замок. Дамблдор… то есть, ваш брат… хотел, чтобы мы…
Огонь камина на мгновение осветил запачканные очки Аберфорта, и они показались матовыми, ярко-белыми, и Гарри вспомнил слепые глаза гигантского паука, Арагога.
— Мой брат Альбус много чего хотел, — проговорил Аберфорт, — и людям частенько приходилось несладко, когда он проворачивал свои великие планы. Уходи от школы, Поттер, и, если сможешь, беги из страны. Забудь о моем брате и его умных схемах. Он ушел туда, где ни один из нас не сможет сделать ему больно, и ты ему ничего не должен.
— Вы не понимаете, — повторил Гарри.
— О, правда? — тихо спросил Аберфорт. — Думаешь, я не понимаю собственного брата? Думаешь, ты знаешь Альбуса лучше меня?
— Я не это имел в виду, — сказал Гарри. Он уже с трудом соображал из-за того, что устал и объелся. — Он… он оставил мне задание.
— Задание оставил, вот как? — удивился Аберфорт. — Хорошее, наверное, заданьице? Приятное? Легкое? Что-то, что могут, не особо напрягаясь, сделать даже школьники-недоучки?
Рон мрачно усмехнулся. Гермиона напряглась.
— Оно… оно не легкое, нет, — ответил Гарри. — Но я должен…
— «Должен?» Почему «должен»? Он же умер, не так ли? — грубо спросил Аберфорт. — Оставь это, мальчик, оставь! Спасайся сам!
— Не могу.
— Почему?
— Я… — Гарри был подавлен; он не мог объяснить, почему, и вместо этого перешел в наступление. — Но вы тоже сражаетесь, вы в Ордене феникса…
— Был, — ответил Аберфорт. — Ордену феникса конец. Сам-Знаешь-Кто победил, все кончено, и любой, кто притворяется, что это не так, просто обманывает себя. Ты не будешь здесь в безопасности, Поттер, он слишком сильно хочет тебя найти. Беги за границу, спасайся. И этих двоих тоже возьми с собой, — он указал большим пальцем на Рона и Гермиону. — Они будут всю жизнь в опасности — все знают, что они помогали тебе.
— Я не могу бежать, — настаивал Гарри. — У меня задание…
— Передай его кому-нибудь!
— Не могу. Это должен сделать я, Дамблдор объяснил мне все…
— О, неужели? А он все тебе рассказал, был полностью честен с тобой?
Гарри всей душой хотел ответить «да», но почему-то не мог заставить себя произнести это коротенькое слово. Аберфорт, похоже, угадал его мысли.
— Я знаю своего брата, Поттер. Он научился скрытности, еще сидя на маминых коленях. Секреты и ложь, именно в такой обстановке мы выросли, и Альбус… для него это было естественным.
Старик перевел взгляд на портрет девочки над камином. Гарри, осмотревшись, понял, что это единственная картина в комнате. Не было ни фотографий Альбуса Дамблдора, ни чьих-то еще.
— Мистер Дамблдор… — неуверенно начала Гермиона. — Это ваша сестра? Ариана?
— Да, — коротко ответил Аберфорт. — Читали Риту Скитер, юная леди?
Даже в розоватом свете камина стало заметно, как покраснела Гермиона.
— Эльфиас Дож рассказал нам о ней, — вмешался Гарри.
— Этот старый болван, — пробормотал Аберфорт, сделав большой глоток меда. — Думал, что у моего братца из всех щелей солнце светит. Ну, вообще, так многие думали, и вы трое, судя по всему, тоже.
Гарри не ответил. Он не хотел говорить о сомнениях и неуверенности в Дамблдоре, которые мучали его уже много месяцев. Он сделал выбор, когда выкопал могилу для Добби; он решил идти по извилистому, опасному пути, который проложил ему Альбус Дамблдор, принять то, что ему рассказали не все, что он хотел бы знать, просто верить. Он не хотел снова сомневаться, не хотел слышать ничего, что увело бы в сторону от назначенного пути. Он ответил на взгляд Аберфорта, невероятно похожий на взгляд его старшего брата: ярко-голубые глаза пронизывали его насквозь, как рентгеном, и Гарри подумал, что Аберфорт знает его мысли и презирает его за них.
— Профессор Дамблдор заботился о Гарри, очень заботился, — тихо проговорила Гермиона.
— Заботился, да? — спросил Аберфорт. — Весело получается: стольким людям, о которых мой брат очень заботился, в результате пришлось куда хуже, чем если бы он для них вообще ничего не делал.
— Что вы имеете в виду? — выдохнула Гермиона.
— Не твое дело, — отрезал Аберфорт.
— Но вы говорите очень серьезные вещи! — воскликнула Гермиона. — Вы… вы говорите о сестре?
Аберфорт гневно уставился на нее; его губы двигались, словно он пережевывал слова, которые пытался сдержать. Затем он быстро заговорил.
— Когда моей сестре было шесть лет, на нее напали, накинулись три мальчишки-маггла. Они увидели, как она колдует, подглядывая через изгородь на заднем дворе: она была совсем ребенком, не могла управлять своей силой, да и никто не может в таком возрасте. Думаю, то, что они увидели, их испугало. Магглы перебрались через изгородь, она не смогла защититься, а они слишком увлеклись, пытаясь остановить маленькую чокнутую девчонку.
Глаза Гермионы расширились, Рон скорчил гримасу. Аберфорт, высокий, как и Альбус, поднялся, и продолжил с неожиданным гневом и болью:
— То, что они сделали, уничтожило ее: она так и не выздоровела. Она не хотела использовать магию, но не могла от нее избавиться: магия обратилась внутрь и сводила ее с ума, она взрывами вырывалась из Арианы, когда та не могла себя контролировать, и временами сестра была странной и опасной. Но в основном Ариана была милой, испуганной и безвредной.
Мой отец погнался за ублюдками, которые это сделали, — продолжил Аберфорт, — и напал на них. И за это его упекли в Азкабан. Он так и не сказал, почему сделал это — если бы Министерство узнало, что стало с Арианой, ее бы заперли в госпиталь св. Мунго. Они бы посчитали ее, в ее тогдашнем состоянии, серьезной угрозой Международному положению о секретности — магия вырывалась из нее, когда она не могла себя сдерживать.
Нам нужно было скрывать ее, держать в безопасности. Мы переехали, сказали, что она больна, и моя мать присматривала за ней, старалась, чтобы она росла спокойной и счастливой.
Меня она любила больше всех, — сказал он, и сквозь морщины и спутанную бороду Аберфорта словно проступили черты неряшливого школьника. — Не Альбуса, он постоянно запирался в спальне, читая книги, пересчитывая награды и поддерживая переписку с «самыми знаменитыми волшебниками нашего времени», — Аберфорт презрительно усмехнулся, — он вообще не хотел иметь с ней дела. Она любила меня больше всех, — повторил он. — Я мог заставить ее поесть, когда не могла даже мать, я мог успокоить ее, когда у нее были приступы, а когда она была в порядке, она помогала мне кормить коз.