Губы Волдеморта шевельнулись. Потом была вспышка зеленого света — и все исчезло.[50]
Глава тридцать пятая — Кингс Кросс
-
Он лежал лицом вниз и слушал тишину. Похоже, вокруг не было ни души. Он не чувствовал на себе ни единого взгляда. Не было никого вообще. Да и был ли он сам?
Прошло довольно много времени, а может — вообще ни секунды, и Гарри понял, что он все-таки существует — и вовсе не как бесплотная оболочка: ведь он определенно лежал на твердой поверхности. А раз он чувствовал прикосновение, значит, и то, на чем он лежал, тоже существовало.
Придя к этому заключению, Гарри в тот же момент осознал, что он совершенно голый. Это его немного удивило, но совсем не обеспокоило, поскольку Гарри был уверен, что рядом никого нет. Ему стало любопытно: раз он может чувствовать, может ли он видеть — и убедился, что у него есть глаза, когда их открыл.
Вокруг клубился яркий туман. Гарри никогда раньше не сталкивался ни с чем подобным: не то чтобы обстановка была скрыта в сверкающей дымке — скорее, туман еще не сформировался в предметы. Поверхность, на которой Гарри лежал, казалась белой. Она была никакой — ни теплой, ни холодной; просто ровное и нейтральное нечто, на котором можно находиться.
Гарри сел и обнаружил, что на его теле нет шрамов. Дотронувшись до лица, он понял, что больше не носит очки.
Затем сквозь несформировавшееся пространство до Гарри донесся звук: глухие мягкие удары и шлепки — кто-то трепыхался и ворочался неподалёку. Звук был жалким и в то же время слегка непристойным. У Гарри появилось неприятное ощущение, будто он подслушивает нечто тайное и постыдное.
И тут он пожалел, что не одет.
Стоило ему подумать об этом, как неподалеку тут же появилась мантия. Гарри взял ее и надел. Мантия была мягкой, чистой и теплой. Невероятно — одежда появилась прямо из воздуха, как только он захотел.
Гарри встал и огляделся. Что это за место? Гигантская Комната Необходимости? Чем дольше он смотрел, тем больше видел. Над его головой поблескивал на солнце огромный стеклянный купол. Может, это дворец? Кругом царили тишина и покой, если не считать странной возни и скулежа, что доносились откуда-то из тумана.
Он медленно обернулся. Мир вокруг него менялся на глазах. Теперь Гарри стоял посреди просторного, яркого и чистого помещения, которое значительно превышало по размерам Большой зал. Пространство было пустым. Гарри был совершенно один, если не считать…
Он отпрянул, обнаружив существо, издававшее те самые звуки. Под сиденьем лежал, содрогаясь, голый младенец с шершавой, ободранной кожей, словно кто-то бросил его там, нежеланного, на последнем издыхании, — засунул поглубже с глаз долой. Гарри понял, что боится этого создания. Пусть ребенок был маленьким, хрупким и израненным — Гарри не хотелось приближаться к нему. Тем не менее он осторожно подошел ближе, готовый отскочить в любой момент. Вот он уже стоял совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки, — но не мог заставить себя дотронуться. Гарри почувствовал себя трусом. Он должен был пожалеть ребенка — но тот вызывал отвращение.
— Ты не можешь помочь.
Гарри резко обернулся. К нему, расправив плечи и жизнерадостно улыбаясь, приближался Альбус Дамблдор в развевающемся темно-синем одеянии.
— Гарри! — Он широко раскинул руки — обе кисти были совершенно целыми, белыми, не искалеченными. — Мальчик ты мой чудесный! Мужественный человек! Давай-ка прогуляемся.
Совершенно потрясенный, Гарри последовал за Дамблдором прочь от того места, где скулил младенец с ободранной кожей, — к двум креслам, которые Гарри до того не замечал, — они находились на некотором расстоянии, под тем же поблескивающим куполом. Дамблдор сел, и Гарри, опустившись рядом, уставился старику в лицо. Длинные серебристые волосы и борода, пронзительные голубые глаза за стеклами очков-половинок, нос с горбинкой — все было таким, как в воспоминаниях Гарри. И все же…
— Но вы же мертвы, — сказал Гарри.
— Ну да, — как ни в чем не бывало ответил Дамблдор.
— Значит… я тоже мертв?
— А! — Улыбка Дамблдора стала еще шире. — В этом-то и вопрос, не так ли? В целом, дорогой мой мальчик, думаю, что нет.
Взгляды их встретились. Старик по-прежнему сиял.
— Нет? — переспросил Гарри.
— Нет, — ответил Дамблдор.
— Но… — Гарри машинально вскинул руку, чтобы дотронуться до шрама на лбу, однако тот, кажется, исчез. — Но я должен был погибнуть. Я ведь не защищался. Я позволил ему убить себя!
— В этом-то, — сказал Дамблдор, — думаю, все и дело.
От Дамблдора волнами расходились потоки счастья — словно сияние, словно пламя. Гарри еще ни разу не видел его таким откровенно, безгранично довольным.
— Объясните, — потребовал Гарри.
— Но ты и так знаешь! — сказал Дамблдор, сцепив руки и соединив большие пальцы.
— Я позволил ему убить себя, так?
— Так, — кивнул Дамблдор. — Продолжай.
— Значит, та его частица, что была во мне…
Дамблдор кивнул еще энергичнее, призывая Гарри продолжать. На его лице светилась ободряющая улыбка.
— …она уничтожена?
— Да! — воскликнул Дамблдор. — Да, он ее уничтожил. Теперь твоя душа совершенно цела и принадлежит только тебе.
— Но… — Гарри взглянул через плечо — туда, где под стулом дрожало маленькое, искалеченное существо. — Что это, профессор?
— То, чему мы оба не в силах помочь.
— Но если Волдеморт использовал Смертельное проклятье, — снова начал Гарри, — и на этот раз никто за меня не умер, то как же я смог остаться в живых?
— Думаю, ты знаешь, — сказал Дамблдор. — Вспомни — что он сделал в своем невежестве, жадности и жестокости?
Гарри, задумавшись, обвел глазами окружающее пространство. Если это и правда был дворец, то очень странный: с рядами сидений и ограждениями то тут, то там. При этом вокруг по-прежнему не было никого, кроме него с Дамблдором и чахлого создания под стулом. И тут с губ Гарри сам собой сорвался ответ:
— Он взял мою кровь.
— Вот именно! Он взял твою кровь и возродил свое тело с ее помощью! Теперь она течет в его жилах — и защита Лили действует на вас обоих! Он сделал так, что ты будешь жить, пока он живет!
— Я буду жить, пока он живет? Но я думал… я думал, что все наоборот. Я думал, мы оба должны умереть? Или это одно и то же?
Его отвлекли возня и нытьё агонизирующего создания, лежавшего за ними, и он снова обернулся.
— Вы уверены, что мы ничего не можем сделать?
— Совершенно ничего.
— Тогда объясните… подробнее.
Дамблдор улыбнулся:
— Ты был седьмым хоркруксом, Гарри, — хоркруксом, который Волдеморт никогда не собирался создавать. Его душа стала такой неустойчивой, что сама расщепилась, когда он совершил эти ужасные злодеяния: убил твоих родителей и попытался убить тебя. В тот день он, не подозревая об этом, оставил в вашем доме не только свое тело, но и часть души — она переселилась в ребенка, который должен был стать его жертвой, но выжил, — в тебя, Гарри. В его знаниях по-прежнему были весьма печальные пробелы. Волдеморт не утруждает себя пониманием того, что он не ценит. Домашние эльфы и детские сказки, любовь, верность и душевная чистота — все это для него ничто. Ничто. Он никогда не поймет, что не властен над ними — и никакая магия не властна. Темный лорд взял твою кровь, веря, что станет сильнее. И в его тело попала малая толика тех чар, что твоя мать оставила тебе, когда умерла. Ее жертва живет в его теле, и пока эти чары действуют — и ты не умрешь, и у Волдеморта есть последняя надежда выжить.
Гарри уставился на улыбающегося Дамблдора.
— И вы знали об этом? Все время?
— Я догадывался. Но мои предположения обычно оказываются верными, — ответил Дамблдор счастливым голосом.
После этого воцарилась тишина, и они довольно долго просидели так, пока существо позади них не начало снова дрожать и поскуливать.