— А что ты скажешь, Драко? — спросил Волдеморт; его тихий голос ясно слышался даже сквозь крики и улюлюкание. — Ты будешь присматривать за щенками?
Хохот усилился; Драко Малфой в ужасе посмотрел на отца, но тот внимательно разглядывал свои колени. Затем он поймал взгляд матери. Она едва заметно покачала головой, затем снова стала разглядывать противоположную стену.
— Достаточно, — произнес Волдеморт, гладя разгневанную змею. — Достаточно!
Смех тут же прекратился.
— Многие из стариннейших родов со временем начали вырождаться, — сказал он. Беллатрикс пожирала его умоляющим взглядом, почти не дыша. — Вы должны подрезать ваше дерево, не правда ли, чтобы поддержать его здоровье? Отрезать те его части, которые угрожают здоровью всего дерева.
— Да, мой Лорд, — прошептала Беллатрикс, и ее глаза снова наполнились слезами благодарности. — При первой же возможности!
— У тебя будет такая возможность, — сказал Волдеморт. — И в твоей семье, и во всем мире… мы должны вырезать эту смертоносную язву, и мы будем делать это до тех пор, пока не останется только чистая кровь…
Волдеморт поднял палочку Люциуса Малфоя, направил ее на медленно поворачивавшееся над столом тело и сделал едва заметный взмах. Жертва застонала и попыталась вырваться из невидимых оков.
— Узнаешь нашу гостью, Северус? — спросил Волдеморт.
Снейп посмотрел на лицо женщины, висевшей вверх ногами. На пленницу уже смотрели все Упивающиеся смертью, словно получив команду проявить любопытство. Повернувшись к камину, женщина прошептала сорванным голосом:
— Северус! Помогите мне!
— Да, — сказал Снейп, когда пленницу развернуло в другую сторону.
— А ты, Драко? — спросил Волдеморт, свободной рукой поглаживая голову змеи. Драко судорожно покачал головой. Сейчас, когда женщина очнулась, он уже не мог на нее смотреть.
— Да, ты же, скорее всего, не ходил на ее уроки, — продолжил Волдеморт. — Для тех, кто не знает — к нам сегодня присоединилась Черити Бэбидж, которая до недавнего времени преподавала в Школе волшебства и чародейства Хогвартс.
Сидящие за столом выразили свое понимание невнятным гулом. Толстая сутулая женщина с острыми зубами хихикнула.
— Да… Профессор Бэбидж рассказывала детям ведьм и волшебников все о магглах… о том, что они не слишком-то отличаются от нас…
Кто-то из Упивающихся смертью сплюнул на пол. Черити Бэбидж снова повернулась в сторону Снейпа.
— Северус… пожалуйста… пожалуйста…
— Молчать! — приказал Волдеморт, еще раз взмахнув палочкой Люциуса, и Черити замолчала, словно ей в рот засунули кляп. — Ей было недостаточно того, что она портит и загрязняет умы детей-волшебников! На прошлой неделе профессор Бэбидж написала в «Ежедневном пророке» пылкую статью в защиту грязнокровок. Волшебники, говорит она, должны принять этих воров знаний и магии. Сокращение числа чистокровных волшебников, говорит мудрая госпожа Бэбидж, — очень желательное обстоятельство. Она бы с удовольствием заставила всех нас вступать в браки с магглами… и, без сомнения, оборотнями…
В этот раз никто не смеялся. В голосе Волдеморта были ясно слышны гнев и презрение. Черити Бэбидж в третий раз повернулась лицом к Снейпу. Слезы стекали на ее волосы. Снейп бесстрастно смотрел на нее. Она снова отвернулась.
— Avada Kedavra!
Зеленая вспышка осветила всю комнату. Черити с грохотом упала на стол, который задрожал и заскрипел от удара. Несколько Упивающихся смертью отпрянули в креслах, Драко и вовсе свалился на пол.
— Ужин, Нагини, — мягко сказал Волдеморт, и огромная змея, покачиваясь, сползла с его плеч на полированную поверхность стола.[1]
Глава вторая — In Memoriam[2]
Гарри истекал кровью. Придерживая правую руку левой и вполголоса ругаясь, он толкнул дверь плечом. Под ногами хрустнул фарфор: Гарри наступил на чашку с холодным чаем, стоявшую на полу у входа в его спальню.
— Что за…?!
Оглянулся по сторонам — лестничная площадка дома номер четыре по Тисовой улице была пуста. Должно быть, чашка под дверью отражала представление Дадли об остроумных шутках. Держа кровоточащую руку на весу, Гарри собрал осколки и выбросил их в уже и без того переполненную мусорную корзину в своей комнате и пошел в ванную, чтобы промыть рану на пальце.
То, что ему еще четыре дня нельзя будет пользоваться магией, казалось бессмысленной и безумно раздражающей глупостью. Впрочем, Гарри был вынужден признать, что в борьбе с рваной раной на пальце он потерпел бы поражение. Он никогда не учился исцелять травмы. Теперь — особенно в свете ближайших планов — это казалось серьезным пробелом в образовании. Отметив мысленно, что надо спросить Гермиону, как это делается, Гарри скомкал кусок туалетной бумаги, собрал им, как сумел, с пола пролитый чай, вернулся в спальню и захлопнул дверь. Это утро он провел, выгребая из чемодана все вещи — впервые с тех пор, как упаковал его шесть лет назад. Обычно накануне очередного учебного года он просто вытаскивал верхние две трети содержимого и заменял или подновлял его, оставляя на дне слой барахла — старые перья, сушеные глаза жуков и непарные носки. Пару минут назад Гарри залез туда и тут же почувствовал резкую боль в безымянном пальце, а когда вытащил руку, увидел море крови.
Теперь он действовал осторожнее. Встав рядом с чемоданом на колени, Гарри ощупал днище и извлек старый значок, на котором попеременно мерцали надписи «Поддерживайте Седрика Диггори» и «Поттер — вонючка», треснутый, изношенный вредноскоп и золотой медальон, внутри которого лежала записка от «Р.А.Б.», а потом наконец обнаружил ту самую штуку с острыми краями, которая причинила ему такую боль. Гарри ее сразу узнал. Это был двухдюймовый осколок зачарованного зеркальца, которое подарил ему покойный крестный, Сириус. Отложив зеркальце в сторону, Гарри тщательно обыскал чемодан, чтобы найти остальные осколки, но от прощального подарка крестного не осталось ничего, кроме стеклянной пыли. Она будто сверкающим песком покрывала заваленное мусором дно чемодана.
Гарри сел и стал рассматривать осколок, но увидел лишь отражение собственного ярко-зеленого глаза. Бросив зеркало поверх валявшегося на кровати непрочитанного свежего выпуска «Ежедневного пророка», Гарри атаковал остатки свалки, надеясь хотя бы так заглушить горькие воспоминания, тоску и уколы сожаления, которые всколыхнуло в нем зеркальце.
На то, чтобы полностью освободить чемодан, выбросить бесполезные вещи и рассортировать остальные на стопки — брать с собой, не брать, — ушел еще час. Школьную и квиддичную форму, котел, пергаменты, перья и большую часть учебников Гарри свалил горой в углу, чтоб оставить здесь. Интересно, что с ними сделают дядя и тетя? Наверное, сожгут под покровом ночи, как если бы это были улики страшного преступления. Маггловская одежда, мантия-невидимка, набор для зельеварения, несколько книг, подаренный Хагридом альбом с фотографиями, стопка писем и палочка отправились в старый рюкзак. В его переднем кармане разместились карта Мародеров и медальон с посланием Р.А.Б. Медальону Гарри отвел столь почетное место не из-за ценности — во всех обычных смыслах он ничего не стоил, — а из-за той цены, которой за него пришлось заплатить.
В итоге осталась только объемистая пачка газет на столе, рядом с белоснежной совой Хедвиг: по одной газете за каждый день, что Гарри провел на Тисовой улице этим летом.
Он встал с пола, потянулся и прошел к столу. Хедвиг даже не двинулась, когда он стал пролистывать газеты, швыряя их одну за другой в кучу мусора. Сова не то спала, не то прикидывалась — злилась на Гарри, потому что в эти дни он выпускал ее из клетки лишь ненадолго.
Добравшись почти до самого низа стопки, Гарри стал просматривать газеты медленнее, отыскивая выпуск за определенное число — спустя несколько дней после того, как он вернулся на Тисовую улицу. Насколько он помнил, там еще на первой полосе была заметка об отставке Черити Бэбидж, преподавателя маггловедения в Хогвартсе. Наконец Гарри нашел то, что искал, открыл десятую страницу и уселся на стул, чтобы перечитать статью.