— Брось, — посоветовал он Гермионе. — Это его дело. И, раз уж мы собираемся завтра проникнуть в министерство, ты не считаешь, что мы должны перейти к плану?
Оба заметили, что Гермиона согласилась сменить тему весьма неохотно, и Гарри был практически уверен, что она атакует его снова при первой возможности. Тем временем они вернулись на кухню, которая находилась в полуподвальном помещении, где Кричер уже сервировал для них тушёное мясо и пирог с патокой.
Спать они отправились только поздно ночью, после того как провели много часов, обговаривая план снова и снова, пока не смогли повторить его друг другу дословно. Гарри, который теперь спал в спальне Сириуса, лежал в кровати, подсвечивая палочкой старую колдографию отца, Сириуса, Люпина и Петтигрю, и бормотал себе под нос план ещё в течение десяти минут. Когда он погасил свет палочки, то думал не об Оборотном зелье, блевательных батончиках или тёмно-синих мантиях Службы магического обслуживания и ремонта. Он думал о Грегоровиче, изготовителе палочек, и о том, как долго еще он сможет скрываться, учитывая, что Волдеморт ищет его так решительно.
Рассвет, казалось, наступил слишком быстро.
— Выглядишь жутко, — поприветствовал его Рон, входя в комнату, чтобы разбудить Гарри.
— Это ненадолго, — зевая, сказал Гарри.
Они нашли Гермиону внизу, на кухне. Кричер как раз подавал ей кофе и горячие булочки. У неё было слегка маниакальное выражение лица, которое у Гарри ассоциировалось с экзаменационной проверкой.
— Мантии, — выдохнула она, приветствуя их нервным кивком, и продолжила искать что-то на ощупь в своей вышитой бисером сумке. — Оборотное зелье… мантия-невидимка… бегающие бомбочки… Вы должны взять парочку на всякий случай… Блевательные батончики, кровопролитные конфетки, подслуши…
Они проглотили свой завтрак и отправились наверх. Кричер проводил их, обещая приготовить к их возвращению говяжий пирог с почками.
— Храни его Бог, — ласково сказал Рон. — Подумать только, ведь когда-то я мечтал отрубить ему голову и повесить ее на стену.
Они проделали свой путь на первую ступеньку с огромной осторожностью.
Они могли видеть отекшие глаза нескольких Упивающихся, которые следили за домом из туманного сквера напротив.
Гермиона с Роном дизаппарировали первыми, потом пришла очередь Гарри.
После обычного краткого периода темноты и удушья Гарри очутился в крохотном проулке, где, по расписанию, должна была пройти первоначальная фаза их плана. Место было абсолютно пустынно, если не считать пары больших мусорных контейнеров; первые министерские сотрудники появлялись здесь не ранее восьми часов.
— Хорошо, — сказала Гермиона, глядя на часы, — она должна появиться здесь где-то через пять минут. Когда я оглушу её…
— Гермиона, мы знаем, — сурово сказал Рон. — И я думал, мы должны открыть дверь до ее прихода?
Гермиона взвизгнула.
— Я чуть не забыла! Отойдите…
Она направила свою палочку на закрытую и разрисованную граффити пожарную дверь, и та с треском распахнулась. Как они узнали во время своей тщательной рекогносцировки, тёмный коридор за ней вёл в пустой театр. Гермиона прикрыла дверь, чтобы та выглядела по-прежнему закрытой.
— А теперь, — сказала она, поворачиваясь к двум другим присутствовавшим в переулке, — мы снова наденем мантию-невидимку…
— …и будем ждать, — закончил Рон, набрасывая мантию на голову Гермионы, будто одеяло на клетку, и закатывая глаза.
Чуть больше чем через минуту раздался негромких хлопок, и невысокая министерская ведьма с непослушными седыми волосами аппарировала в футе от них, немного щурясь от внезапно яркого света, — солнце как раз вышло из-за облака. Ей едва хватило времени, чтобы насладиться неожиданным теплом — невербальный Stupefy. Гермионы поразил её в грудь, и она потеряла равновесие.
— Безукоризненно, Гермиона, — сказал Рон, появляясь из-за мусорного контейнера рядом с дверью, ведущей в театр, в то время как Гарри забрал у девушки мантию-невидимку. Вместе они перенесли маленькую ведьму в тёмный коридор, который вёл за кулисы. Гермиона выдернула немного волос из головы ведьмы и добавила их во флягу с грязно-мутным Оборотным зельем, которую достала из вышитой бисером сумочки. Рон обыскивал сумку маленькой ведьмы.
— Это Мафальда Хопкирк, — сказал он, изучая небольшой пропуск, который идентифицировал их жертву как ассистента в Отделе борьбы с неправомерным использованием магии. — Тебе лучше взять его, Гермиона, а вот и жетоны.
Он протянул ей найденные в кошельке ведьмы маленькие золотые монеты, на которых были вычеканены буквы «ММ».
Гермиона выпила Оборотное зелье, которое было теперь приятного лилового цвета, и через несколько мгновений перед ними уже стояла вторая Мафальда Хопкирк. Как только она сняла с Мафальды очки и надела их, Гарри посмотрел на часы.
— Мы немного опаздываем, господин из Службы магического обслуживания и ремонта будет здесь в любую секунду.
Они поторопились закрыть дверь за настоящей Мафальдой. Гарри и Рон натянули на себя мантию-невидимку, а Гермиона осталась на виду, ждать. Через несколько секунд раздался ещё один хлопок, и перед ними предстал невысокий, напоминающий хорька волшебник.
— О! Привет, Мафальда!
— Привет, — сказал Гермиона дрожащим голосом. — Как дела?
— Если честно — не особо, — ответил невысокий волшебник, выглядевший очень удручённо.
Гермиона и он шли по направлению к улице — Гарри и Рон крались за ними.
— Жалко слышать, что ты в затруднительном положении, — сказала Гермиона, решительно включаясь в обсуждение; очевидно, волшебник собирался начать изложение своей проблемы, было просто необходимо остановить его, пока он не достиг улицы. — Хочешь конфету?
— Э… о нет, спасибо…
— Я настаиваю, — настойчиво сказала Гермиона, тряся коробкой с батончиками перед его лицом.
Довольно встревоженный, волшебник взял одну.
Эффект был моментальный. Как только батончик коснулся языка волшебника, его начало рвать с такой силой, что он даже не заметил, как Гермиона выдернула из его макушки довольно много волос.
— О, дорогой, — говорила она, пока его выворачивало наизнанку. — Может, тебе стоит взять отгул?
— Нет-нет, — его рвало, он задыхался, но всё равно пытался продолжить свой путь, несмотря на то, что был не в состоянии даже просто идти прямо. — Я должен… сегодня… должен.
— Ну это же неразумно! — обеспокоенно сказала Гермиона. — Ты не можешь идти на работу в таком состоянии! Я думаю, тебе следует пойти в госпиталь св. Мунго и позволить колдомедикам все уладить.
Волшебник упал, но встал на четвереньки, всё ещё пытаясь ползти в сторону улицы.
— Ты просто не можешь прийти на работу в таком состоянии! — кричала Гермиона.
Наконец он, казалось, признал, что она права. Приняв помощь успокоившейся Гермионы, чтобы вскарабкаться наверх, в стоячую позицию, он повернулся на месте и исчез, не оставив после себя ничего, кроме сумки, которую Рон выхватил из его руки, и нескольких луж рвоты.
— Бррр… — сказала Гермиона, приподнимая, чтобы не запачкаться, полы своей мантии. — Если бы мы его оглушили, было бы намного меньше беспорядка.
— Да, — сказал Рон, появляясь из-под мантии и держа в руке сумку волшебника, — но я всё ещё считаю, что штабеля бессознательных тел привлекли бы больше внимания. А он страстно любит свою работу, верно? Ладно, бросай нам волос и зелье.
Через две минуты Рон стоял перед ними, такой же маленький и хорькообразный, как и «заболевший» волшебник, в тёмно-синей мантии, которая висела складками на его спине.
— Странно, что он был не в мантии, хотя так торопился на работу. Ладно, как бы там ни было, в соответствии с надписью на подкладке, меня зовут Редж Кэттермоул.
— Теперь жди здесь, — сказала Гермиона Гарри, который всё ещё был под мантией-невидимкой, — а мы вернёмся с волосами для твоего зелья.
Ждать пришлось всего около десяти минут, но они показались Гарри очень долгими, ведь он провёл их в одиночестве в заблёванном переулке, рядом с дверью, где лежала оглушённая Мафальда. Наконец Рон и Гермиона вернулись.