— Отлично! — раздраженно проговорил Рон. — А теперь, когда мы с этим разобрались, может, все-таки организуем что-нибудь поесть?
— Хорошо, только в другом месте, — сказала Гермиона, мельком взглянув на Гарри. — Не стоит оставаться здесь, рядом с дементорами.
В конце концов они расположились на ночлег на каком-то заброшенном поле неподалёку от одинокой фермы, где им удалось позаимствовать яйца и хлеб.
— Это ведь не воровство, правда? — обеспокоенно спросила Гермиона, когда они наслаждались яичницей и тостами. — Я ведь оставила деньги у курятника.
Рон закатил глаза и проговорил с набитым ртом:
– ‘эмиона, ‘cе в по‘ядке! ‘Аслабься!
И правда — было гораздо легче расслабиться после хорошего ужина. Этим вечером друзья снова много смеялись, и ссора из-за дементоров была забыта. К Гарри, который первым заступил на ночное дежурство, вернулись жизнерадостность и даже надежда.
Так они открыли для себя тот факт, что полный желудок — залог хорошего настроения, а пустой — причина ссор и уныния. Гарри был не слишком удивлен этим — ведь он частенько голодал у Дурслей. Гермиона также держалась стойко в дни, когда им не удавалось наскрести ничего, кроме ягод или черствого печенья. Только поведение ее становилось резче, а периоды молчания угрюмее. А вот Рон привык вкусно поесть три раза в день: дома его кормила мама, в Хогвартсе — домовые эльфы, — и от голода он становился крайне неразумным и вспыльчивым. Если не удавалось раздобыть еды к тому моменту, когда приходила очередь Рона нести хоркрукс, он начинал вести себя совершенно невыносимо.
— Ну и куда дальше? — постоянно твердил он. У него самого не было никаких идей, и, похоже, он ожидал, что Гарри и Гермиона что-нибудь придумают, пока он сидит и предается мрачным размышлениям о своей голодной доле.
Гарри и Гермиона тем временем впустую тратили часы, пытаясь решить, где можно найти остальные хоркруксы и как разрушить тот, что у них уже есть. Разговоры их все больше двигались по кругу — ведь никакой новой информации не было.
Дамблдор говорил Гарри о своей догадке, что Волдеморт спрятал хоркруксы в местах, которые имели для него большое значение. И Гарри с Гермионой вновь и вновь монотонно перечисляли, где жил и бывал Тёмный Лорд. Приют, в котором он родился и вырос, Хогвартс, где учился, лавка «Боргин и Бёркс», куда он пошел работать по окончанию школы, и, наконец, Албания, где Тёмный Лорд провел годы после своего развоплощения, — эти места стали предметом бесконечных обсуждений.
— Ага, давайте махнем в Албанию. К обеду всю страну успеем обыскать, — съязвил Рон.
— Мы ничего там не найдем. До развоплощения он уже успел сделать пять хоркруксов, а Дамблдор был уверен, что змея — шестой, — сказала Гермиона. — А змея, как мы знаем, не в Албании — она обычно с Вол…
— Я же просил тебя прекратить называть его по имени!
— Отлично! Змея обычно с Сам-Знаешь-Кем. Теперь доволен?
— Не особенно.
— Не думаю, что он спрятал что-нибудь в «Боргин и Бёркс», — сказал Гарри. Он повторил эту уже много раз высказанную идею только для того, чтобы нарушить неприятную тишину. — Боргин и Бёрк — эксперты в области объектов темной магии, они бы сразу узнали хоркрукс.
Рон нарочито зевнул. Гарри подавил в себе импульс швырнуть в него чем-нибудь и продолжил:
— Я все-таки думаю, что он мог спрятать что-нибудь в Хогвартсе.
Гермиона вздохнула:
— Но Дамблдор бы нашел.
Гарри повторил излюбленный аргумент в подтверждение своей теории:
— Дамблдор говорил мне, что никогда не претендовал на знание всех секретов Хогвартса. Вы поймите — если и было важное для Вол…
— Эй!
— Значит, Сам-Знаешь-Кого! — заорал выведенный из себя Гарри. — Если и было важное для Сам-Знаешь-Кого место, — так это Хогвартс.
— Ой, да ладно! — фыркнул Рон. — Его школа?
— Да, его школа! Она стала для Тома Риддла первым настоящим домом, в котором его исключительность получила подтверждение. Школа значила для него все — и даже когда он ее окончил…
— Мы вообще о Сами-Знаете-Ком сейчас говорим, а? Не о тебе? — уточнил Рон, потянув висевшую у него на шее цепочку с хоркруксом. Гарри поймал себя на желании затянуть ее и придушить Рона.
— Ты рассказывал, что, окончив школу, Сами-Знаете-Кто хотел устроиться в Хогвартс на работу, — сказала Гермиона.
— Правильно, — ответил Гарри.
— И Дамблдор думал, что это только предлог для того, чтобы попытаться найти что-нибудь — возможно, еще один принадлежавший основателям предмет, чтобы сделать из него хоркрукс?
— Да.
— Но он ведь не получил работу, — сказала Гермиона. — Значит, у него не было никаких шансов найти реликвию и спрятать её в школе!
— Ну ладно, — побежденно признал Гарри. — Значит, забудем про Хогвартс.
Не имея других зацепок, они отправились под плащом-невидимкой в Лондон — разузнать про приют, в котором рос Волдеморт. Гермиона пробралась в библиотеку и раскопала в архивных записях, что это учреждение давно снесли. Друзья побывали там, где стоял приют, и обнаружили на его месте высотное офисное здание.
— Может, сделать подкоп под фундаментом? — без особого энтузиазма предложила Гермиона.
— Он бы не спрятал здесь хоркрукс, — сказал Гарри.
Он всегда это знал: приют был тем местом, из которого Волдеморт стремился поскорее сбежать, он не стал бы хранить здесь частицу своей души. Дамблдор дал понять Гарри, что Тёмный Лорд хотел, чтобы его тайники отличали величие или таинственность. А этот унылый, серый уголок Лондона был полной противоположностью Хогвартсу, Министерству или зданию вроде магического банка Гринготтс с его золочеными дверями и мраморными полами.
Других идей у них не было. Друзья всё передвигались по сельской местности, в целях безопасности каждый раз ночуя на новом месте. По утрам, убедившись, что все следы их присутствия уничтожены, они отправлялись в путь в поисках нового уединённого уголка. Они аппарировали в леса, проводили ночи в темных расщелинах среди скал, на красных торфяниках и на склонах гор, покрытых можжевельником, а один раз переночевали в укромной бухте, на усыпанном галькой пляже. Примерно через двенадцать часов они передавали друг другу хоркрукс — будто играли в какую-то извращенную замедленную игру «Передай другому»*, с ужасом ожидая, что музыка вот-вот остановится, и тогда в награду кто-то из них получит двенадцать часов нарастающих тревоги и страха. Шрам покалывал почти всё время, и Гарри заметил, что чаще всего это происходит, когда он носит хоркрукс. Иногда было так больно, что он не мог себя сдерживать.
— Что? Что ты видел? — спрашивал Рон каждый раз, когда замечал, как Гарри морщится.
— Лицо, — неизменно бормотал в ответ Гарри. — Того самого вора, который ограбил Грегоровича.
И Рон отворачивался, даже не пытаясь скрыть разочарование. Гарри понимал, что Рон надеялся узнать новости о своей семье или остальных членах Ордена, но, в конце концов, Гарри ведь не был телеантенной. Он видел только то, о чем Волдеморт думает в данный момент, и не мог настроить изображение на что-то ему интересное.
Тем временем мысли Волдеморта постоянно возвращались к неизвестному юноше с сияющим лицом, и Гарри был уверен, что его имя и местонахождение Волдеморт знал не лучше, чем сам Гарри. Шрам все время горел, и мучительные видения светловолосого весельчака продолжали преследовать его. Гарри научился скрывать от Рона и Гермионы любые признаки боли и дискомфорта — при упоминаниях о воре друзья не выказывали ничего, кроме нетерпения. Гарри не мог их винить — ведь им отчаянно нужны были указания на то, где искать хоркруксы.
Дни складывались в недели, и Гарри начал подозревать, что Рон и Гермиона говорят о нём за его спиной. Несколько раз, когда он заходил в палатку, они резко замолкали. Дважды, случайно оказавшись неподалёку, он видел склонённые головы и слышал быстрое бормотание. И всякий раз они прекращали разговор, когда чувствовали его присутствие, поспешно делая вид, что собирают дрова или наполняют фляги водой.