Здесь снег был утоптан: стал плотным и скользким там, где люди примяли его за целый день. Мимо Гарри и Гермионы спешили по своим делам жители деревни, чьи фигуры едва выхватывали из темноты уличные фонари. Они расслышали взрыв смеха и короткий отрывок мелодии, когда дверь паба открылась и закрылась, потом из маленькой церкви полились звуки хорала.
— Гарри, я думаю, сейчас канун Рождества! — сказала Гермиона.
— Правда?
Они не видели газеты уже несколько недель, и Гарри потерял счет дням.
— Я уверена, — ответила Гермиона, не отрывая взгляда от церкви. — Они… они ведь будут там, да? Твои мама с папой? Я вижу позади кладбище.
Гарри почувствовал, как его охватывает дрожь, — даже не нетерпения, а страха. Теперь, оказавшись так близко, он задумался, хочет ли на самом деле все увидеть. Должно быть, Гермиона поняла, что он чувствует, потому что взяла его за руку и в первый раз за сегодня пошла первой, потянув его за собой. Но на полпути через площадь встала как вкопанная.
— Гарри, смотри!
Гермиона показывала на военный мемориал. Когда они проходили мимо, он изменился. Вместо обелиска с выбитыми именами теперь это были три статуи: мужчина со взъерошенными волосами и в очках, женщина с длинными волосами и добрым, милым лицом и маленький мальчик у нее на руках. На их головах пушистыми шапками лежал снег.
Гарри подошел ближе, вглядываясь в лица родителей. Он никогда не думал, что здесь могут быть их статуи… Как странно было видеть себя, изображенным в камне, счастливым ребенком без шрама на лбу…
— Пошли, — сказал Гарри, когда насмотрелся достаточно, и они вновь повернули к церкви. Пересекая дорогу, он обернулся — статуи вновь превратились в обелиск.
Чем ближе они с Гермионой подходили к церкви, тем громче становилось пение. Это заставляло горло Гарри сжиматься, потому что так напоминало о Хогвартсе, о Пивзе, внутри доспехов распевающем грубые пародии на хоралы, о двенадцати рождественских елках в Большом зале, о Дамблдоре и шляпе, которую он достал из хлопушки, о Роне в связанном матерью свитере…
Вход на кладбище закрывала узкая калитка. Гермиона открыла ее, стараясь сделать это как можно тише, и они проскользнули внутрь. На этой стороне скользкой дороги, ведущей к церкви, лежали глубокие нетронутые сугробы. Друзья двинулись через снег в обход здания, держась в тени под сверкающими окнами и оставляя за собой широкие борозды.
Позади церкви ряды заснеженных надгробий высились над бледно-голубым одеялом, раскрашенном искрящимися желтыми, красными и зелеными пятнами там, где на него падал свет из цветных окон. Крепко сжимая ладонью палочку в кармане куртки, Гарри прошагал к ближайшей могиле.
— Посмотри-ка, Эббот! Может быть, это дальний родственник Ханны!
— Говори тише, — взмолилась Гермиона.
Они продвигались все дальше и дальше по кладбищу, оставляя за собой темные следы в снегу, останавливаясь, чтобы вглядеться в слова на старых могильных камнях, то и дело оглядывались украдкой, чтобы удостовериться, что за ними никто не идет.
— Гарри, здесь!
Гермиона стояла через два ряда могил. Ему пришлось пробираться обратно, сердце гулко стучало в груди.
— Это?..
— Нет, но взгляни!
Она указала на темный камень. Гарри наклонился и прочитал на мерзлом, кое-где покрытом лишайником граните имя «Кендра Дамблдор», а чуть ниже даты ее рождения и смерти вторая надпись: «и ее дочь Ариана». Там же была выбита цитата:
«Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше»[23]
Значит, кое-какие сведения Риты Скитер и Мюриэл, были правдивы. Семья Дамблдора действительно жила здесь, и часть ее здесь упокоилась.
Увидеть могилу своими глазами было гораздо тяжелее, чем слышать о ней. Гарри не мог не задуматься, что и он, и Дамблдор тесно связаны с этим кладбищем, и что Альбус должен был ему это рассказать. Однако директор никогда не упоминал об этой связи. Они могли бы навещать это кладбище вместе. На мгновение Гарри представил, как приходит сюда с Дамблдором. Как это сблизило бы их, сколько бы это для него значило. Но видимо, то, что их семьи лежат на одном кладбище рядом друг с другом, было для Дамблдора лишь незначительным совпадением. Возможно, не относящимся к той работе, которую он выбрал для Гарри.
Гермиона смотрела на Гарри, и он был рад, что лицо его скрыто в тени. Он снова прочитал надпись на камне. «Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше». Он не понимал, что означают эти слова. Несомненно, их выбрал Дамблдор, как старший член семьи после того, как его мать умерла.
— Ты уверен, что он никогда не упоминал… — начала Гермиона.
— Да, — коротко ответил Гарри. — Давай продолжим искать.
И он отвернулся, жалея, что увидел это надгробие: он не хотел, чтобы его нетерпеливое волнение смешалось с обидой.
— Здесь! — снова крикнула Гермиона из темноты спустя несколько минут. — Ой, нет, прости! Я думала, тут написано Поттер.
Она терла крошащийся, покрытый мхом камень и хмурилась.
— Гарри, вернись на секунду.
Он не хотел, чтобы его снова отвлекали от главной цели, и, недовольно ворча, пошел обратно через снег.
— Что?
— Взгляни на это!
Могила была необычайно старой, побитой дождями и ветрами, так что Гарри с трудом мог прочесть, что на ней написано. Гермиона показала ему на символ под именем.
— Гарри, это метка из книги!
Он вгляделся в место, на которое она указывала. Камень так потрескался, что было трудно понять, что на нем высечено, однако под практически неразборчивым именем находилось нечто, напоминающее треугольную метку.
— Ага… похоже на то.
Гермиона зажгла палочку и осветила имя на надгробии.
— Тут говорится «Иг»… «Игнотус», я думаю.
— Я продолжу искать своих родителей, ладно? — сказал ей Гарри немного резковато и снова отошел, когда она склонилась над древней могилой.
Тут и там он встречал знакомые по Хогвартсу фамилии, вроде Эббот. Иногда попадались могилы целых поколений магических семей: судя по датам, эти семьи либо вымерли совсем, либо их потомки уехали из Годриковой Лощины. Он шел и шел среди могил, и при виде каждого следующего надгробия чувствовал, как сжимается сердце от опасения и нетерпения.
Тишина и темнота неожиданно стали гораздо глубже. Гарри взволнованно оглянулся по сторонам, подумав о дементорах, и понял, что хоралы смолкли, а голоса прихожан постепенно затихали, когда они стали возвращаться на площадь. Кто-то в церкви выключил свет.
И тут в третий раз из темноты раздался голос Гермионы, резкий и звонкий с расстояния нескольких шагов.
— Гарри, они здесь… прямо здесь.
И по ее тону он понял, что в этот раз это действительно его мать и отец. Он пошел к ней, чувствуя, как на сердце ложится тяжесть, точно такая же, как после смерти Дамблдора, — тяжесть от горя утраты.
Это надгробие стояло всего лишь через два ряда от могилы Кендры и Арианы. Оно было сделано из белого мрамора, как и надгробный камень Дамблдора, и сияло в темноте, поэтому надпись на нем легко читалась. Гарри даже не пришлось вставать на колени или даже придвигаться слишком близко, чтобы разобрать:
Родился 27 марта 1960 года
Умер 31 октября 1981 года
Родилась 30 января 1960 года
Умерла 31 октября 1981 года
Гарри медленно читал эти слова, как будто у него была только одна возможность понять их значение. Последнее предложение он произнес вслух.
— «Последний же враг истребится — смерть», — ему пришла в голову ужасная мысль, заставившая на миг запаниковать. — Это разве не девиз Упивающихся? Почему он здесь?
— Это не значит победить смерть в том смысле, в каком его понимают Упивающиеся, Гарри, — сказала Гермиона. — Это означает, ну… быть выше смерти. Жить после смерти.
Но они не живут, подумал Гарри. Они умерли. Пустые слова не могут скрыть тот факт, что истлевшие останки его родителей лежат под снегом и камнем, равнодушные и безразличные. Прежде чем он смог сдержаться, из глаз его полились слезы, обжигающие и тут же замерзающие на лице, и разве был смысл их стирать или притворяться? Крепко сомкнув губы, он позволил слезам падать и все смотрел на плотный слой снега, скрывавший от его взгляда то, что осталось от Лили и Джеймса. Сейчас превратившееся либо в кости, либо в прах, которые не знают и которых не волнует, что их сын стоит рядом, что его сердце все еще бьется, что он еще жив благодаря их жертве, хоть в этот момент ему почти хочется упокоиться тут же под снегом рядом с ними.