— Есть одна программа, — тихо обратился он к Гарри, — которая передает новости такими, какими они есть на самом деле. Все остальные — на стороне Сам-Знаешь-Кого и гнут министерскую линию, но эта… Подожди, сейчас услышишь, это нечто. Только они не могут выходить в эфир каждую ночь, приходится менять местонахождение, чтобы их не выследили. И для настройки нужен пароль… Проблема в том, что я пропустил последнюю передачу…
Он несильно постучал по верхушке радиоприемника палочкой, бормоча что-то наугад и бросая на Гермиону быстрые взгляды, опасаясь вспышки гнева, но она не обращала на него никакого внимания, будто его вообще не существовало. В те десять минут или что-то около того, пока Рон постукивал и бормотал, Гермиона листала книгу, а Гарри продолжал практиковаться с палочкой. Наконец, Гермиона поднялась с кровати, и Рон сразу же прекратил постукивание.
— Если тебя это раздражает, я перестану! — нервно бросил он Гермионе.
Гермиона не удостоила его ответом, подойдя к Гарри.
— Нам надо поговорить, — сказала она.
Он посмотрел на книгу, которую она держала в руках. Это была "Жизнь и ложь Альбуса Дамблдора".
— Что? — тревожно спросил он. Мелькнула мысль, что в книге могла быть глава о нем, и он не был уверен, что хочет знать версию Риты о своих отношениях с Дамблдором. Но ответ Гермионы оказался совершенно неожиданным.
— Я хочу встретиться с Ксенофилиусом Лавгудом.
— Что? — уставился на нее Гарри.
— С Ксенофилиусом Лавгудом, отцом Луны. Я хочу пойти и поговорить с ним.
— Но… зачем?
Она сделала глубокий вдох, будто пытаясь успокоиться, и сказала:
— Дело в той метке и "Сказках барда Бидла". Вот, посмотри. — И она сунула Гарри под нос книгу, с раскрытой на странице фотокопией оригинала письма Дамблдора Гридельвальду, написанного знакомым косым почерком. Гарри не хотелось видеть это прямое доказательство переписки Дамблдора, не хотелось верить, что это не изобретение Риты Скитер.
— Подпись, — сказала Гермиона. — Посмотри на подпись, Гарри.
Он повиновался. В первый момент он не понял, что она имеет в виду, но, приглядевшись, увидел в свете палочки, что Дамблдор заменил литеру «А» в своем имени миниатюрной версией того самого треугольного знака, который был в "Сказках барда Бидла".
— Э… О чем вы?… — смущенно спросил Рон, но Гермиона бросила на него уничтожающий взгляд и снова повернулась к Гарри.
— И снова он, да? — сказала она. — Виктор говорил, что это метка Гриндельвальда, но это она была на той старой могиле в Годриковой Лощине, а даты смерти на надгробии не соответствуют его времени. А теперь еще и это! К сожалению, мы не можем спросить об этом Дамблдора или Гриндельвальда — если он вообще еще жив — но мы можем задать этот вопрос мистеру Лавгуду, он носил этот знак на шее на свадьбе. Это важно, Гарри, я уверена!
Гарри ответил не сразу. Он задумчиво посмотрел на ее напряженное лицо, а затем устремил взгляд в окружающую их темноту.
— Гермиона, нам не нужна еще одна Годрикова Лощина, — после долгой паузы произнес он. — Мы решили остаться здесь и…
— Но знак продолжает появляться, Гарри! — воскликнула Гермиона. — Дамблдор оставил мне "Сказки барда Бидла", и откуда ты знаешь, что нам не следует узнать все об этом знаке?
— Ну вот, опять, — раздраженно отозвался Гарри. — Мы снова пытаемся убедить себя, что Дамблдор оставил нам секретные знаки и подсказки…
— Делюминатор оказался весьма полезным, — пискнул Рон. — Думаю, Гермиона права — нам стоит встретиться с Лавгудом.
Гарри одарил его мрачным взглядом, уверенный в том, что такая поддержка имела мало общего с желанием узнать значение троичной руны.
— Это не будет повторением Годриковой Лощины, — добавил Рон, — Лавгуд на твоей стороне, Гарри. «Придира» давно уже за тебя, он призывает других помочь тебе!
— Я уверена, это важно, — убежденно повторила Гермиона.
— Но неужели вы не думаете, что Дамблдор сказал бы мне об этом перед смертью?
— Возможно… Но может, это то, о чем ты должен узнать сам, — сказала Гермиона.
— Кстати, да, — заискивающе подхватил Рон, — в этом что-то есть.
— Нет, — оборвала его девушка, — но я все равно считаю, что нам нужно поговорить с мистером Лавгудом. Символ, связывающий Дамблдора, Гриндельвальда и Годрикову Лощину? Гарри, я уверена, мы просто обязаны все узнать!
— Думаю, нам стоит проголосовать, — сказал Рон. — Кто за то, чтобы пойти к Лавгуду?
Его взметнувшаяся вверх рука опередила руку Гермионы, и губы девушки подозрительно задрожали.
— Большинство «за», Гарри, извини, — сказал Рон, хлопнув друга по спине.
— Отлично, — отозвался Гарри, полураздраженно-полунасмешливо. — Только давайте сразу после визита к Лавгуду попытаемся найти еще пару хоркруксов. Кстати, где он живет, кто-нибудь знает?
— Да, они живут недалеко от нас, — ответил Рон. — Я точно не знаю где, но мама и папа всегда машут рукой в сторону холмов, когда упоминают Лавгудов. Вряд ли их будет тяжело найти.
— Ты согласился только чтобы помириться с ней, — зашептал Гарри, когда Гермиона вернулась на кровать.
— В любви и на войне все средства хороши, — весело отозвался Рон, — а у нас немного и того, и другого. Ну же, веселее, сейчас рождественские каникулы, Луна должна быть дома.
Когда на следующее утро они аппарировали на промерзшие холмы, перед ними открылся прекрасный вид на деревню Оттэри Сент-Кэтчпоул. В косых лучах зимнего солнца деревушка казалась игрушечной. Постояв несколько минут, приложив козырьком руку ко лбу и глядя на Нору, они сумели разглядеть только высокую изгородь и деревья, скрывающие дом от глаз магглов.
— Это так странно — быть рядом и не зайти, — сказал Рон.
— Ты так говоришь, как будто сто лет тут не был. Ты же видел их на Рождество, — холодно заметила Гермиона.
— Но это было не в Норе, — возразил Рон, рассмеявшись с изрядной долей скепсиса. — Думаешь, я бы смог придти сюда и сообщить, что бросил вас? Да, Фред и Джордж были бы счастливы. А Джинни встретила бы меня с сочувственным пониманием!
— Где же ты был тогда? — удивилась Гермиона.
— В новом доме Билла и Флер, в «Ракушке». Билл всегда неплохо относился ко мне. Он… Ему не очень-то понравилось то, что я сделал, но он не стал меня попрекать. Он понимал, что я и так уже чувствую себя идиотом. Билл сказал маме, что они с Флер хотят побыть наедине и не придут на Рождество. Знаешь, это же первый праздник со дня их свадьбы. Флер вовсе не возражала. Ты знаешь, как она ненавидит Селестину Уорбек.
Рон повернулся спиной к Норе.
— Нам сюда, — сказал он, направляясь на вершину холма.
Дорога заняла несколько часов. По настоянию Гермионы Гарри шел под мантией-невидимкой. То, что издалека казалось низкими холмами, оказалось нежилой частью коттеджа, выглядевшего пустым.
— Думаешь, это их дом, но они уехали на Рождество? — спросила Гермиона, вглядываясь через окно в маленькую кухню с геранью на подоконниках.
— Знаешь, я думаю, когда ты заглянешь в окно к Лавгудам — ты сразу поймешь, что это их дом, — фыркнул Рон. — Пойдем поищем еще.
И они аппарировали на несколько миль севернее. Ветер вовсю трепал их волосы и одежду.
— Ага! — крикнул Рон, показывая вперед, на вершину холма, на престранный дом, похожий на уходящий в небо черный цилиндр, с сияющей позади него луной на полуденном небе. — Думаю, это и есть дом Луны, кто еще может жить в таком? Он похож на огромную ладью!
— Оно вообще не похоже на лодку, — сказала Гермиона, хмуро разглядывая башню.
— Я имел в виду шахматную ладью, — ответил Рон, — туру, если хочешь.
Как самый длинноногий, Рон первым достиг вершины. Когда Гарри и Гермиона, запыхавшись, поравнялись с ним, то увидели, что он улыбается.