— Вы только посмотрите, — сказал Гарри.
— Очаровательно, — хмыкнул Рон, — поразительно, что он не надел это свадьбу.
Они услышали, как хлопнула входная дверь, а минутой спустя Ксенофилиус, обутый в высокие резиновые сапоги, поднялся к ним по ступенькам, неся в руках поднос с разными чашками и дымящимся чайником.
— О, вы нашли мое любимое изобретение, — произнес он, сунув поднос в руки Гермионе и подходя к Гарри. — Довольно красивая модель, и сделана достаточно хорошо, чтобы находиться на голове прекрасной Ровены Равенкло.
«В ком мудрость с остроумьем гармоничны, того богатство будет безграничным».
— Вот сифоны мусоропрыгов,[29] - указал он на слуховые трубки, — чтобы убрать все отвлекающие мысли из головы думающего. Вот, — он показал на крошечные крылышки, — Пропеллер билливиги, чтобы стимулировать систему мышления. Наконец, — он указал на оранжевые редиски, — слива-дирижабль, чтобы усилить восприимчивость к необычному.
Ксенофилиус шагнул к подносу с чаем, который Гермионе удалось поставить на один из захламленных столов.
— Могу я предложить вам настойку лирного корня? Мы сами ее делаем! — предложил Ксенофилиус и, начав наливать жидкость, по цвету напоминающую свекольный сок, он добавил: — Луна внизу, по ту сторону Нижнего Моста. Она очень обрадовалась, узнав, что вы здесь. Она скоро вернется — уже собрала столько шлеппов, что можно будет сделать суп для всех нас. Присаживайтесь, и не забудьте положить сахар в чай.
— А теперь, — он отодвинул шатающуюся кипу бумаг с кресла и присел, скрестив обутые в резиновые сапоги ноги, — чем я могу вам помочь, мистер Поттер?
— Ну… — Гарри посмотрел на Гермиону, и та ободряюще кивнула ему, — все дело в том символе, который был у вас на шее на свадьбе Билла и Флер, мистер Лавгуд. Нам бы хотелось узнать его значение.
Ксенофилиус поднял глаза.
— Вы имеете в виду знак Даров Смерти?[30]
Глава двадцать первая — Сказание о трёх братьях
-
Гарри обернулся к Рону и Гермионе. Казалось, эти двое тоже не поняли, что имел в виду Ксенофилиус.
— Дары Смерти?
— Они самые, — откликнулся мистер Лавгуд. — Вы о них не слышали? Впрочем, я не удивлён. Очень, очень немногие волшебники верят в их существование. Вы же сами видели, как ко мне подошёл этот бугай на свадьбе вашего брата, — кивнул он Рону. — Он увидел символ Даров Смерти и решил, что это знак печально известного тёмного волшебника! Какое невежество. В самих Дарах нет совершенно ничего тёмного, по крайне мере — не в том смысле, который в них вкладывают. Люди носят этот символ в надежде встретить единомышленников, которые помогут им в Поиске.
Лавгуд положил несколько кусочков сахара в свой настой лирного корня, размешал и отхлебнул немного.
— Извините, — сказал Гарри, — но я всё ещё не понимаю.
Из вежливости он тоже отпил из чашки, но чуть было не выплюнул всё обратно: на вкус питьё было отвратительным, как будто кто-то растворил в нём всевкусный орешек Берти Боттса со вкусом соплей.
— Видите ли, те, кто верит в Дары смерти, ищут их, — причмокнул губами Ксенофилиус, явно наслаждаясь вкусом настоя.
— Но что представляют собой эти самые Дары? — не выдержала Гермиона.
Ксенофилиус отставил пустую чашку.
— Вы ведь знаете «Сказание о трёх братьях»?
Гарри ответил «нет», в то время как Гермиона и Рон сказали «да». Ксенофилиус кивнул с серьёзным видом.
— Так вот, мистер Поттер, всё началось с этого самого «Сказания о трёх братьях». Где-то у меня была книжечка…
Он оглянулся на стопки книг и пергаментов, но Гермиона опередила его:
— У меня есть эта книга, мистер Лавгуд, прямо с собой. — И она достала «Сказки барда Бидла» из своей маленькой, расшитой бисером сумочки.
— Это же оригинал! — воскликнул Ксенофилиус, и когда Гермиона кивнула, сказал: — Тогда почему бы вам не перечитать нам эту сказку вслух прямо сейчас? Так проще убедиться, что мы все поймём, о чём речь.
— Нуу… ладно… — Гермиона немного нервничала. Она открыла книгу, и Гарри увидел тот самый символ, который они рассматривали, на верхней части страницы. Кашлянув, Гермиона принялась читать.
Жили как-то раз братья родные, трое было их у их матушки. И пошли они в путь-дороженьку, по тропиночке, да по кривенькой; то не день стоял, уж смеркалося…
— Мама всегда рассказывала — «в полночь»! — перебил Рон, слушавший ее, растянувшись на кресле и подложив руки под голову.
Гермиона раздражённо взглянула на него.
— Ну прости, я просто подумал, что полночь — это страшнее какого-то «смеркания», — извинился Рон.
— Ага, конечно, вот только страха нам как раз сейчас в жизни и не хватает, — огрызнулся Гарри, не в силах сдержаться. Ксенофилиус, кажется, не обращал на них особого внимания, глядя из окна на звёздное небо. — Продолжай, Гермиона.
Вот идут они — реченька течёт, ох глубокая да опасная, вброд не перейти, переплыть нельзя. Но у тех братьёв были палочки, не простые ведь, а волшебные. Быстро создали братья мост большой, не страшна теперь глубока вода. И взошли братья на тот мост большой, шли да шли вперёд, да не перешли. И встречает их жуть кошмарная, вся черна стоит, в плащ укутана.
Говорит им Смерть…
Не волшебник то и не маггл был, в том плаще была сама Смерть страшна…
— Извини, что перебиваю, — вмешался Гарри. — С ними заговорила Смерть?
— Но это же сказка, Гарри!
— Да, извини. Продолжай.
Говорит им Смерть: «Молодцы, братья, через реченьку вы мою прошли, от меня себя вы уберегли. Обманули вы саму смертушку, знать вы хитрые да умелые. За ваш сметлив ум, хитрость славную, награжу я вас да побалую. Что хотите вы — попросите вы, всё вам дам сейчас, всё пожалую.
Старший братец был — ох, драчун-хвастун, захотел иметь мощь огромную. Подарила Смерть ему палочку — не простую, нет, очень сильную. Смерть сама ее изготовила: с бузины куста ветку срезавши, в один миг ее обработала.
Средний братец был — тот ещё дурак, захотел он Смерть униженьем взять. Попросил её такой камень дать, чтобы мёртвых мог у неё отнять. Гальку с берега тогда Смерть взяла, брату отдала — пусть натешится.
И спросила Смерть брата младшего, что бы он хотел у нее забрать. Самый младший был не дурак просить, скромным парнем был, не кичился зря ни умом своим и ни силушкой. Захотел он тут незаметным стать, спрятаться хотел, невидимкой быть. Смерть дала ему чудо-мантию, чудо-мантию — стать невидимым.
— У Смерти была мантия-невидимка? — снова перебил Гарри.
— Чтобы она могла незаметно шмыгать мимо людей, — добавил Рон. — Иногда ей просто надоедало гоняться за ними, хлопая в ладоши и завывая… ой, извини, Гермиона.
Потом Смерть ушла, отпустив братьёв. Обмануть она их задумала. Обмануть-убить, всех к себе забрать.
Разошлись братья, кто куда глядел, каждый выбрал сам путь-дороженьку.
Старший брат ушёл дальше двух других, захотелось тут ему прихвастнуть. Как добрёл-дошёл до деревни он, повстречался тут с другим волшебником. На дуэль позвал незнакомца он, своей палочкой победил его, переколдовал да совсем убил. Он в трактир пошёл свой успех смочить, зелена вина много кубков пил, хвастаться он стал своей палочкой, а потом ушёл на конюшню спать.
Слушал речи те молодой колдун, захотел он сам ту же палочку. И решился он хвастуна убить, его палочку — да себе украсть. Перерезал он горло дураку, палочку украв, сам он сильным стал.
Так забрала Смерть, что ее было.
А второй-то брат — тот домой пошёл. Неженат он был, невесту схоронил. Взял он камень свой, чтоб вернуть её, повертел в руках, приспособился. Глядь — к нему идёт девушка его. Как живая ведь — его невестушка!
Но любимая холодна как лёд, словно мир иной не пустил её. Хоть вернулася в мир живых она, но ему уже не принадлежит. Страдал средний брат от надежд пустых, а потом совсем как с ума сошёл. Он убил себя, чтоб с любимою на тот свет уйти, хоть там вместе быть.
Так забрала Смерть, что ее было.
29
В оригинале — Wrackspurts, образованное от «wrack» — обломки кораблекрушения, мусор, водоросли + to spurt — хлынуть, бить струей.