— Хорошо, — с облегчением сказала Лили. Было ясно, что это её тревожило.
— У тебя полно магии, — сказал Снэйп. — Я видел. Всё то время, когда я за тобой наблюдал…
Его голос увял; Лили его не слушала, она растянулась на покрытой листьями земле и смотрела на полог из листвы над головой. Он жадно смотрел на неё, так же, как смотрел на неё на детской площадке.
— Как у тебя дома дела? — спросила Лили.
Крошечная морщинка появилась у Снэйпа между глаз.
— Отлично, — сказал он.
— Что, больше не ссорятся?
— Да нет, ссорятся, — сказал Снэйп. Он подобрал пригоршню листьев и принялся рвать их на кусочки, явно не сознавая, что делает. — Но теперь уже скоро как я уеду.
— Что, твой папа не любит магию?
— Да он, вообще-то, ничего не любит, — сказал Снэйп.
— Северус?
Когда она назвала его по имени, губы Снэйпа дрогнули в лёгкой улыбке.
— Ага?
— Расскажи мне ещё о дементорах.
— А зачем ты хочешь о них знать?
— Если я буду колдовать не в школе…
— За это тебя дементорам не отдадут! Дементоры для людей, которые делают по-настоящему плохие вещи. Они сторожат волшебную тюрьму, Азкабан. Ты не из тех, кто кончает в Азкабане, ты слишком…
Он опять густо покраснел, и подобрал ещё листьев. Потом лёгкий шорох за спиной у Гарри заставил его обернуться: это Петуния, прячущаяся за деревом, неловко шагнула.
— Туни! — в голосе Лили были удивление и радость, но Снэйп вскочил на ноги.
— Кто теперь шпионит? — закричал он. — Что тебе надо?
Обиженная, что её заметили, Петуния едва дышала. Гарри было видно, как она старается найти, что сказать пообиднее.
— Кстати, что это ты носишь? — спросила она, показывая пальцем Снэйпу на грудь. — Мамину блузку?
Крак! У Петунии над головой отломился сук. Лили вскрикнула. Сук задел Петунию по плечу, она попятилась и разрыдалась.
— Туни!
Но Петуния побежала прочь. Лили резко развернулась к Снэйпу.
— Это ты сделал?
— Нет, — вид у него был одновременно вызывающий и испуганный.
— Ты! — она попятилась от него подальше. — Это ты! Ты ударил её!
— Нет… нет, не я!
Но его ложь её не убедила. Бросив на него испепеляющий взгляд, она побежала через рощицу, вслед за сестрой, и Снэйп стоял печальный и сконфуженный… И картина перестроилась. Гарри посмотрел вокруг. Он был на платформе Девять и три четверти, и Снэйп стоял неподалёку, немножко сутулясь, рядом с худой, бледной, издёрганной на вид женщиной, очень на него похожей. Снэйп, не отрываясь, смотрел на стоящее не очень далеко семейство, четверых человек. Две девочки немножко отошли от своих родителей. Лили, похоже, в чём-то убеждала свою сестру. Гарри подошёл поближе, послушать.
— …мне жаль, Туни, жаль! Послушай… — она схватила сестру за руку и крепко её держала, хотя Петуния пыталась её освободить. — Может, когда я там буду… нет, послушай, Туни! Может, когда я там буду, я смогу пойти к профессору Дамблдору и уговорить его передумать!
— Я — туда — не — хочу! — сказала Петуния, вырывая руку из пальцев сестры. — Ты думаешь, я хочу отправиться в какой-то дурацкий замок и выучиться на… на…
Её светлые глаза обежали платформу, кошек, мяукающих на руках у хозяев, сов, хлопающих крыльями и ухающих друг другу из клеток, школьников, кое-кто уже в длинных чёрных мантиях, заносящих чемоданы в поезд с алым паровозом или радостными криками приветствующих друг друга после летней разлуки.
— …ты думаешь, я хочу быть… уродиной?
Глаза Лили наполнились слезами, как раз когда Петунии удалось высвободить свою руку.
— Я не уродина, — сказала Лили. — Какие страшные вещи ты говоришь.
— Вот туда ты и отправляешься, — с удовольствием сказала Петуния. — В специальную школу для уродин. Ты и этот Снэйпов мальчишка… выродки, вот вы кто. И это хорошо, что вас отделяют от нормальных людей. Это для нашей безопасности.
Лили взглянула на родителей, которые смотрели на платформу с видом совершеннейшего наслаждения, упивались зрелищем. Потом она снова посмотрела на сестру, и сказала низким свирепым голосом:
— Ты не считала эту школу такой уродской, когда писала директору и умоляла его тебя взять.
Петуния залилась краской.
— Умоляла? Я не умоляла!
— Я читала его ответ. Очень добрый.
— Ты не должна была… — прошептала Петуния, — это личное… как ты смогла…?
Лили в ответ мельком взглянула туда, где стоял Снэйп. Петуния ахнула.
— Этот мальчишка его нашёл! Ты с этим мальчишкой шпионили в моей комнате!
— Нет… не шпионили… — Лили заняла оборону. — Северус увидел конверт, и ему и в голову не пришло, что маггла может переписываться с Хогвартсом, вот и всё! Он говорит, на почте наверняка работают волшебники, тайно, которые заботятся о…
— Вижу, что волшебники суют нос вовсюда! — сказала Петуния, сейчас такая же бледная, как только что была красная. — Уродина! — она плюнула в сестру и убежала туда, где стояли её родители…
Картина опять перестроилась. Снэйп спешил вдоль по коридору в Хогвартс-Экспрессе; поезд покачивался и стучал колёсами. Снэйп уже переоделся в школьную форму, наверное, впервые смог снять ненавистную маггловскую одежду. Наконец он остановился около купе, где шумела кучка хулиганистого вида мальчиков. В углу съёжилась на сиденье Лили, уткнувшись лицом в оконное стекло.
Снэйп сдвинул дверь купе и сел напротив Лили. Она мельком взглянула на него и снова отвернулась к окну. Она плакала.
— Я не хочу говорить с тобой, — сказала она сдавленным голосом.
— Почему?
— Туни н-ненав-видит меня. Потому что ты видел то письмо от Дамблдора.
— И что?
Она бросила на него взгляд, полный отвращения.
— То, что она моя сестра!
— Она же просто… — Снэйп спохватился и замолчал; Лили, слишком занятая утиранием слёз так, чтобы этого никто не заметил, его не услышала.
— Но мы ведь едем! — сказал Снэйп, не в состоянии скрыть радость в голосе. — Едем! Направляемся в Хогвартс!
Она кивнула, вытирая глаза, и против воли немножко улыбаясь.
— Хорошо бы тебе попасть в Слитерин, — сказал Снэйп, воодушевлённый тем, что она немножко развеселилась.
— Слитерин?
Один из мальчиков, бывших с ними в одном купе, и до этого не проявлявший никакого интереса к Лили или Снэйпу, обернулся на это слово, и Гарри, до этого обращавший всё своё внимание на парочку у окна, увидел своего отца: тонкий, подобно Снэйпу черноволосый, но с тем неуловимым духом ухоженности, даже избалованности, которого так явно не хватало Снэйпу.
— Как можно хотеть попасть в Слитерин? Я бы тогда школу бросил, а ты разве нет? — спросил Джеймс у мальчика, развалившегося на сиденье напротив него, и Гарри ударило пониманием, что это же Сириус. Сириус не улыбнулся.
— У меня вся родня перебывала в Слитерине, — сказал он.
— Ёлки-моталки, — сказал Джеймс, — а на вид ты вроде нормальный.
Сириус ухмыльнулся.
— Может, я поломаю традицию. Куда бы ты пошёл, если бы сам выбирал?
Джеймс поднял невидимый меч.
— В «Гриффиндор, где храбрые сердцем»! Как мой папа.
Снэйп тихо пренебрежительно фыркнул. Джеймс повернулся к нему.
— Что, с этим проблемы?
— Нет, — сказал Снэйп, хотя его слабая усмешка говорила обратное. — Если у вас мускулов больше, чем мозгов…
— А куда ты надеешься попасть, если у тебя ни того, ни другого? — встрял в разговор Сириус.
Джеймс разразился хохотом. Лили выпрямилась, вспыхнув, переводя неприязненный взгляд с Джеймса на Сириуса.
— Пошли, Северус, найдём другое купе.
— Ооооооо…
Джеймс и Сириус передразнили её высокомерный голос; Джеймс попытался подставить выходящему Снэйпу подножку.
— Пока, Сопливеус! — сказал кто-то, когда дверь купе закрывалась…
И опять перестроилась картина…
Гарри стоит за спиной Снэйпа, лицом к освещённым свечами столам колледжей, окаймлённых рядами внимательных лиц. Потом профессор Мак-Гонагалл говорит: — Ивэнс, Лили!
Он следил, как его мать выходит вперёд на дрожащих ногах и садится на шаткий табурет. Профессор Мак-Гонагалл опускает ей на голову Сортирующую Шляпу, и едва та коснулась тёмно-рыжих волос, и секунды не прошло, как Шляпа крикнула: Гриффиндор!