Заклятие Молли пролетело под вытянутой рукой Беллатрисы и ударило её прямо в грудь, точно в сердце.
Хищная улыбка Беллатрисы замерла, её глаза выпучились: на какую-то крошечную долю секунды она успела понять, что произошло, а потом она повалилась, и наблюдавшая толпа взревела, и Волдеморт пронзительно закричал.
Гарри словно попал в замедленное кино: он видел, как Мак-Гонагалл, Кингсли и Слизхорна отбросило назад, крутя в воздухе, потому что ярость Волдеморта от гибели его последнего, лучшего воина была подобна взрыву бомбы, как Волдеморт поднял палочку, направив её прямо на миссис Висли.
— Протего! — взревел Гарри, и посреди зала повисло Заклятие Щита, и Волдеморт оглянулся, высматривая, кто его сделал, и тогда Гарри наконец скинул Плащ-невидимку.
Потрясённые вопли, радостные крики, визг со всех сторон: — Гарри! ОН ЖИВ! — сразу стихли. Все были в испуге, и тишина упала внезапная и совершенная, когда Волдеморт и Гарри обменялись взглядами и начали кружить друг вокруг друга.
— Я не хочу ничьей помощи, — громко сказал Гарри, и в полной тишине его голос был как звук трубы. — Вот так оно и должно быть. Это должен сделать я.
Волдеморт зашипел.
— Поттер совсем не то думает, — сказал он, широко открыв свои красные глаза. — Это ведь не в его привычках, верно? Кого ты сегодня поставишь вместо щита, Поттер?
— Никого, — просто ответил Гарри. — Больше нет Разделённых Сутей. Только ты и я. Ни один не может жить, пока жив другой, и только один из нас уйдёт отсюда…
— Один из нас? — глумливо протянул Волдеморт, и всё его тело напряглось, и красные глаза смотрели, не отрываясь: змея, готовая ударить. — Ты думаешь, что это будешь ты, верно? Мальчик, который выжил случайно, и ещё потому, что Дамблдор дёргал за ниточки?
— Это что, случайно моя мать умерла, чтобы меня спасти? — спросил Гарри. Они продолжали двигаться, оба, описывая совершенный круг, не приближаясь друг к другу и не отдаляясь, и не существовало для Гарри других лиц, кроме лица Волдеморта. — Случайно я решил драться на том кладбище? Случайно я сегодня ночью не стал защищаться, и всё-таки выжил, и вернулся, чтобы снова сражаться?
— Случайно! — завопил Волдеморт, но не ударил, и наблюдающая толпа застыла, словно под чарами Окаменения, и никто из сотен, бывших в Зале, казалось, не дышал, только они двое. — Случайность, и везение, и то, что ты прятался и заныкивался под юбками более значительных женщин и мужчин, позволяя мне убивать их вместо тебя!
— Этой ночью ты больше никого не убьёшь! — сказал Гарри; они кружили, глядя друг другу в глаза, зелёные в красные. — Ты больше никого никогда не сможешь убить. Ты так и не понял? Я был готов умереть, чтобы ты прекратил чинить этим людям вред…
— Но ты не умер!
— Но я собирался, и вот что из этого вышло. Я сделал то, что сделала моя мать. Я защитил их от тебя. Ты не заметил, что ни одно твоё заклятие к ним не липнет? Ты не можешь их пытать. Ты не можешь их тронуть. Похоже, ты не учишься на своих ошибках, Ребус.
— Ты смеешь …
— Да, смею, — сказал Гарри. — Я знаю вещи, тебе неизвестные, Том Ребус. Я знаю кучу важных вещей, о которых ты не знаешь. Хочешь, расскажу о некоторых, пока ты не совершил ещё одну большую ошибку?
Волдеморт промолчал, но продолжил кружение, и Гарри понял, что сейчас он временно загипнотизирован, связан мыслью, что, не ровён час, Гарри и в самом деле владеет каким-то главным секретом…
— Что, снова любовь? — сказал Волдеморт, и его змеиное лицо исказалось в ухмылке. — Любимый Дамблдоров ответ, любовь. Он уверял, что она победит смерть, хотя любовь не помешала ему упасть с башни, и разбиться, словно восковой кукле! Любовь, которая не затруднила мне растоптать, как букашку, твою грязнокровку-мать, Поттер… и, похоже, никто не любит тебя настолько, чтобы выбежать вперёд и принять моё заклятие в этот раз. Так что же теперь убережёт тебя от смерти, когда я ударю?
— Только одна вещь, — сказал Гарри; и они кружили друг вокруг друга, видели только друг друга, и удерживала их только эта последняя тайна.
— Если это не любовь, то, что спасёт тебя на этот раз, — сказал Волдеморт, — ты, верно, веришь, что владеешь магией, которой нет у меня, или оружием, более могучим, чем моё?
— Верю и в то, и в другое, — сказал Гарри, и увидел, как на мгновение было потрясено змееподобное лицо, пусть тут же ему вернулось спокойствие; Волдеморт засмеялся, и его смех был страшнее его криков; невесёлый и безумный, он разнёсся по молчащему Залу.
— Ты считаешь, что знаешь магию лучше, чем я? Чем я, чем Лорд Волдеморт, творивший магию, о которой сам Дамблдор и не мечтал?
— Мечтал, было дело, — сказал Гарри, — но он знал больше тебя, знал достаточно, чтобы не делать того, что делал ты.
— Хочешь сказать, что он был слаб! — закричал Волдеморт. — Слишком слаб, чтобы дерзнуть, слишком слаб, чтобы взять то, что могло быть его, что стало моим!
— Нет, он был умнее тебя, — сказал Гарри. — Лучший волшебник, лучший человек.
— Я принёс смерть Альбусу Дамблдору!
— Ты так думаешь, — сказал Гарри, — но ты ошибаешься.
В первый раз наблюдающая толпа пошевелилась, словно сотни людей разом вздохнули.
— Дамблдор мёртв! — Волдеморт швырнул эти слова в Гарри так, словно они причиняли ему непереносимую боль. — Его тело тлеет в мраморной гробнице, здесь, у этого замка. Я видел его, Поттер, и он не вернётся!
— Верно, Дамблдор мёртв, — спокойно сказал Гарри, — но не ты его убил. Он сам выбрал, как ему умереть, выбрал за долгие месяцы до смерти, устроил всё это вместе с человеком, которого ты считал за своего слугу.
— Это что за детские сказки? — спросил Волдеморт, но не ударил, и его красные глаза не отрывались от глаз Гарри.
— Северус Снэйп не был твоим, — сказал Гарри. — Снэйп был с Дамблдором. С Дамблдором с того мгновения, как ты вышел на охоту за моей матерью. И ты так этого и не осознал, потому что таких вещей тебе не понять. Ты никогда не видел, как Снэйп вызывает Покровителя, а, Ребус?
Волдеморт не ответил. Они продолжали кружить, словно волки, готовые растерзать друг друга в клочья.
— Покровитель Снэйпа — лань, такая же, как у моей матери, потому что он любил её чуть не всю жизнь, с той поры, как они были детьми. Тебе следовало бы сообразить, — сказал Гарри, увидев, как у Волдеморта раздулись ноздри, — он ведь просил сохранить ей жизнь, разве нет?
— Он желал её, вот и всё, — фыркнул Волдеморт, — но когда её не стало, он согласился, что есть и другие женщины, лучшей крови, достойнее её…
— Конечно же, он так тебе говорил, — сказал Гарри, — но он стал шпионом Дамблдора с того момента, как ты стал ей опасен, и с тех пор работал против тебя! Дамблдор уже умирал, когда Снэйп его добил!
— Это ничего не значит! — завопил Волдеморт; он с жадным вниманием ловил каждое слово, но сейчас испустил короткий безумный смех. — Ничего не значит, мой был Снэйп или Дамблдоров, или какие там ямки они понарыли на моей тропе! Я сокрушил их, как сокрушил твою мать, Снэйпову предполагаемую великую любовь! Однако, во всём этом проявляется смысл, Поттер, и такой, какого тебе не понять!
Дамблдор пытался уберечь от меня Бузинную палочку! Он намеревался сделать Снэйпа истинным её господином! Но тут я опередил тебя, малыш… я дотянулся до палочки, прежде, чем ты наложил на неё руку, я всё понял, прежде чем ты врубился. Я убил Северуса Снэйпа три часа назад, и Бузинная палочка, Палочка Пагубы, Роковая Палочка — она воистину моя! Последний план Дамблдора не сработал, Гарри Поттер!
— Ага, верно, — сказал Гарри, — ты прав. Но прежде чем ты попробуешь убить меня, я бы посоветовал тебе подумать, что ты натворил… Подумай, Ребус, и попробуй немножко раскаяться…
— Это ты о чём?
Ничто из того, что говорил Гарри Волдеморту, ни одна новость или колкость, не ударило его так, как это. Гарри увидел, как его зрачки сошлись в щёлки, как побелела кожа вокруг глаз.
— Это твоя последняя возможность, — сказал Гарри, — это всё, что тебе осталось… Я видел, что в ином случае тебя ждёт… Будь мужчиной… попробуй… Попробуй немножко раскаяться…