— Эй, проснись.
Гарри открыл глаза. О опять лежал на раскладушке, в тёмной и неприбранной комнате Рона под крышей. Солнце ещё не встало, и в комнате был сумрак. Боровутка спал, отвернув голову. Шрам у Гарри на лбу покалывал.
— Ты бормотал во сне.
— Точно?
— Ага. «Грегорович». Ты всё повторял «Грегорович».
Гарри был без очков, и лицо Рона казалось слегка размытым.
— Какой такой Грегорович?
— Откуда мне знать? Это ты ж его называл.
Гарри потёр лоб, размышляя. У него было смутное представление, что он уже слышал это имя, но он был без понятия, где.
— Мне кажется, Волдеморт его ищет.
— Не повезло парню, — весомо сказал Рон.
Гарри сел, продолжая растирать шрам, теперь уже вполне проснувшись. Он пытался в точности вспомнить, что он видел во сне, но всё, что к нему возвращалось — это горы на горизонте и очертания маленького посёлка, приютившегося в глубокой долине.
— Мне кажется, он за границей.
— Кто, Грегорович?
— Волдеморт. Я думаю, он где-то за границей, ищет этого Грегоровича. Это было совсем не похоже на Британию.
— Ты хочешь сказать, что опять заглянул в его мысли?
В голосе Рона была тревога.
— Сделай доброе дело — не рассказывай Эрмионе, — попросил Гарри. — Хотя как она себе представляет, чтобы я во сне снов не видел…
Он уставился на маленькую клетку Боровутки, размышляя… Почему ему знакома фамилия «Грегорович»?
— Мне кажется, — сказал он медленно, — это что-то с Квиддитчем. Какая-то связь, но я не могу… не могу сообразить, в чём она.
— Квиддитч? — спросил Рон. — А ты точно думаешь не о Горговиче?
— О ком?
— О Драгомире Горговиче, нападающем; он два года назад куплен Палящими Пушками за невиданную сумму. Забил больше всего голов за сезон.
— Нет, — сказал Гарри, — я определённо думаю не о Горговиче.
— Я тоже стараюсь не думать, — сказал Рон, — потому что — с днём рождения!
— Ух ты… точно, я и забыл! Мне семнадцать!
Гарри схватил палочку, лежащую рядом с раскладушкой, направил её на захламленный стол, где оставил свои очки: — Ассиоочки! — Хотя до них можно было рукой достать, Гарри было особенное удовлетворение видеть, как они полетели к нему — ну, пока они не заехали ему в глаз.
— Классно, — хмыкнул Рон.
В радости от того, что над ним больше нет Пригляда, Гарри отправил Роново барахло в полёт вокруг комнаты, отчего Боровутка проснулся и возбуждённо запорхал по клетке. Ещё Гарри попытался магически завязать шнурки на своих кроссовках (получившийся узел потом пришлось несколько минут вручную развязывать) и, чисто ради удовольствия, перекрасить на Роновых плакатах с Палящими Пушками оранжевую форму игроков в ярко-синюю.
— А ещё бы я штаны застегнул, вручную, — посоветовал Рон, ухмыльнувшись, когда Гарри немедленно их проверил. — Вот тебе подарок. Разверни его здесь, маме незачем его видеть.
— Книга? — спросил Гарри, беря в руки прямоугольный свёрток. — Ты что, изменил традиции?
— Эта книга твоим не чета, — объяснил Рон. — Это чистое золото: Двенадцать Безошибочных Способов Приворожить Ведьму. Содержит всё, что следует знать о девчонках. Если бы у меня была такая в прошлом году, я бы точно знал, как отделаться от Лаванды, и знал бы, как вести себя с… Словом, Фред с Джорджем мне такую дали, и я прорву чего узнал. Ты удивишься, но это не о том, как волшебной палочкой махать.
Войдя на кухню, они обнаружили стопку подарков, ожидающую на столе. Билл и мсье Делакур заканчивали завтракать, а миссис Висли болтала с ними, возясь со сковородкой.
— Гарри, Артур просил меня поздравить тебя с семнадцатилетием, — улыбаясь, сказала миссис Висли. — Ему пришлось рано уйти на работу, но он будет к ужину. Вот подарок от нас, сверху.
Гарри сел за стол, взял указанный миссис Висли квадратный свёрток, и развернул его. В нём были часы, очень похожие на те, которые мистер и миссис Висли подарили на семнадцатилетие Рону — золотые, со звёздами, кружащимися по циферблату вместо стрелок.
— Это традиция — дарить волшебнику на совершеннолетие часы, — сказала миссис Висли, взволнованно наблюдая за ним из-за плиты. — Вот только эти не новые, как у Рона, они принадлежали ещё моему брату Фабиану, а он был ужасно неаккуратный со своими вещами, так что они сзади малость поцарапанные, но…
Конец её речи пропал: Гарри встал и крепко её обнял. Он попытался вложить в эти объятия очень много невысказанного, и миссис Висли его, наверное, поняла, потому что потрепала его по щеке (когда он отпустил её) и как-то неопределённо повела палочкой (отчего половина ломтиков ветчины выпрыгнула со сковороды на пол).
— С днём рождения, Гарри! — сказала Эрмиона, влетая на кухню и добавляя свой подарок на верх стопки. — Он небольшой, но тебе, надеюсь, понравится. А ты что ему подарил? — добавила она, обращаясь к Рону. Тот предпочёл вопрос не услышать.
— Давай погляди, что там от Эрмионы! — сказал он.
Она купила Гарри новый Плутоскоп. В других свёртках были заколдованная бритва от Билла и Флёр («О да, это обеспечит тебе самое гладкое бг'итьё, какое бивает, — уверил его мсье Делакур, — только ты должен точно сказать ей, что ты хочешь… а то обнаг'ужишь, что у тебя меньше волос, чем тебе хочется…), шоколад от семьи Делакур, и огромная коробка новейших Волшебных Выкрутасов Висли от Фреда и Джорджа.
Задерживаться за столом Гарри, Рон и Эрмиона не стали, так как с появлением мадам Делакур, Флёр и Габриэли кухня стала невыносимо переполненной.
— Я их уложу для тебя, — весело сказала Эрмиона, отбирая подарки у Гарри, когда они втроём отправились назад на верхний этаж. — Я уже почти закончила, только вот твои последние подштанники, Рон, из стирки жду…
Роново бурчание прервал стук двери, открывшейся на втором этаже: — Гарри, можно тебя на минутку?
Это была Джинни. Рон резко остановился, но Эрмиона взяла его за локоть и потащила вверх по лестнице. Немножко нервничая, Гарри вошёл вслед за Джинни в её комнату.
Он никогда в ней не бывал. Комната была маленькая, но светлая. В ней был большой плакат с изображением Вещих Сестричек, волшебного ансамбля, на одной стене, и портретом Гвеног Джонс, капитана Бесшабашных Гарпий, полностью женской квиддитчной команды, на другой. Письменный стол стоял у открытого окна, выходящего в сад, где Гарри и Джинни когда-то играли в Квиддитч двое-на-двое с Роном и Эрмионой, и где сейчас возвышался большой жемчужно-белый шатёр. Золотой флаг на его верхушке был вровень с окном.
Джинни посмотрела Гарри прямо в глаза, глубоко вздохнула, и сказала: — Поздравляю с семнадцатилетием.
— Ага… спасибо.
Она смотрела на него, не отрываясь; ему, почему-то, было трудно смотреть на неё, это было словно глядеть на бриллиантовый блеск.
— Хороший вид, — сказал он, кивнув в сторону окна.
Она не ответила. Он не мог её за это винить.
— Я не могла придумать, что тебе подарить, — сказала она.
— Ты и не должна ничего мне дарить.
Она тоже не обратила внимания на его слова.
— Я не знала, что может тебе пригодится. И большого ничего нельзя, ты это не сможешь взять с собой.
Он рискнул посмотреть на неё. В глазах у неё не было слёз; это было одно из чудесных свойств Джинни — она не была плаксой. Иногда он думал, что её закалила жизнь с шестью братьями.
Она шагнула поближе к нему.
— И тогда я подумала, что хотела бы, чтобы у тебя было что-то, что напомнило бы обо мне, понимаешь, если ты встретишь какую-нибудь Вилу, когда ты будешь там, ну, куда ты отправишься.
— Если честно, я думаю, что мне будет совсем не до свиданий.
— Вот она, серебряная крепь, которую я искала, — прошептала она, и поцеловала его так, как никогда не целовала раньше, и он тоже целовал её, и это было счастливое забытьё, лучше, чем от огневиски; в мире существовала только она, Джинни, чувство её, одна рука — на её спине, другая — в её длинных, сладко пахнущих волосах…