Один среди мёртвых, он шагал по комнате, и в мыслях они проходили перед ним: его сокровища, его стражи, якоря его бессмертия… дневник разрушен, и кубок похищен. Что, что — если мальчишке известно про остальные? Мог он узнать, начал ли действовать, выследил ли ещё какие-нибудь? Не к Дамблдору ли всё это тянется? К Дамблдору, который всегда его подозревал; к Дамблдору, умерщвлённому по его приказу; к Дамблдору, чья палочка сейчас принадлежит ему, но кто, постыдно мёртвый, смог протянуть к нему руку через мальчишку, мальчишку…
Но ведь если мальчишка уничтожил ещё какие-нибудь из его Сутей, он, Лорд Волдеморт, должен же был знать, должен был это почувствовать? Он, превосходящий их всех в волшебной силе, он, могущественнейший, он, убийца Дамблдора и кто знает скольких ещё бесполезных, безымянных людишек? Как мог Лорд Волдеморт не знать, что на него, его самого, на самое для него важное и драгоценное, напали, изувечили?
Правда, он не почувствовал, когда был уничтожен дневник, но он думал, это потому, что ему тогда нечем было чувствовать, у него не было тогда тела, он был меньше, чем призрак… Нет, все прочие целы, в этом нет сомнения… К прочим Разделённым Сутям никто не прикасался…
Но он должен знать, должен удостовериться… Он шагал по комнате, пинком отбрасывая труп гоблина, и в его кипящем мозгу всплывали горящие картины: озеро, лачуга, и Хогвартс…
Толика спокойствия приглушила его ярость. Откуда мог мальчишка узнать, что он спрятал кольцо в Гонтовой лачуге? Никто никогда не знал, что он в родстве с Гонтами, он скрыл это, и убийства никогда с ним не связывали. Кольцо, без сомнения, в сохранности.
И как мог мальчишка, да и любой другой, узнать про пещеру или проникнуть сквозь её защиту? Сама мысль о том, что медальон могли украсть, абсурдна…
И школа: он единственный знал, где скрыта в Хогвартсе его Разделённая Суть, потому что он единственный проник в его глубочайшие тайны…
И по- прежнему остаётся Нагини; отныне она должна быть рядом с ним, под его защитой, он не будет больше посылать её с поручениями…
Но чтобы быть уверенным, чтобы быть окончательно уверенным, он должен вернуться к каждому из своих тайников, должен удвоить защиту вокруг каждой из своих Разделённых Сутей… Дело, которое, подобно поиску Бузинной Палочки, он должен совершить в одиночку…
Какое место он посетит первое, которое под наибольшей угрозой? Пробудилась старая тревога. Дамблдор знал его второе имя… Дамблдор мог связать его с Гонтами… Да, заброшенный домишко мог оказаться самым незащищённым из его тайников, именно туда он должен отправиться в первую очередь…
Озеро — это же невероятно… хотя… есть крошечная вероятность, что Дамблдор мог что-то узнать о его прошлом, узнать в приюте.
И Хогвартс… но он знал, что в Хогвартсе его Разделённая Суть в безопасности; невозможно Поттеру появиться незамеченным в Хогсмиде, тем более — в школе. Всё равно, разумно будет предупредить Снэйпа, что мальчишка может попробовать проникнуть в замок… Конечно, глупо было бы объяснить Снэйпу, почему именно мальчишка может вернуться; когда он положился на Беллатрису и Малфоя, это было губительной ошибкой. Разве их тупость и беспечность не подтвердили, как неразумно доверять хоть кому-то?
Значит, сперва он посетит Гонтову лачугу, и возьмёт Нагини с собой. Отныне расставаться со змеей он не будет… и он быстрым шагом покинул комнату, прошел через зал, вышел в тёмный сад с фонтаном; на змеином языке позвал Нагини, и она скользнула к нему длинной тенью…
Широко открыв глаза, Гарри вывернулся в своё настоящее естество. Он лежал на берегу озера, под закатным солнцем, и сверху на него смотрели Рон и Эрмиона. Судя по их озабоченным взглядам, и по продолжающейся боли в шраме, его неожиданная прогулка в сознание Волдеморта не прошла незамеченной. Гарри с усилием поднялся, дрожа, тупо удивляясь, что он, оказывается, промок до костей, и увидел на траве перед собой лежащий, как ни в чём ни бывало, кубок, и озеро, под заходящим солнцем тёмно-синее с проблесками золота.
— Он знает. — После пронзительных вскриков Волдеморта его голос казался странно низким. — Он знает, и он собирается проверить, как там все остальные, — Гарри поднялся на ноги, — и последний — он в Хогвартсе. Я знал это. Я знал.
— Что?
Рон смотрел на него, разинув рот; Эрмиона встрепенулась с озабоченным видом.