— Н-не лёгкое, нет, — сказал Гарри. — Но мне поручено…
— Поручено? Кем поручено? Он что, не помер? — грубо перебил его Аберфорт. — Брось это дело, парень, пока за ним не отправился! Себя спасай!
— Я не могу.
— С чего не можешь?
— Я… — Гарри растерялся; он не мог это объяснить, и сам перешёл в наступление: — Вы ведь тоже боретесь, вы же в Ордене Феникса…
— Был, — сказал Аберфорт. — Ордену Феникса конец. Сам-Знаешь-Кто победил, всё кончено, и кто притворяется, что не так, сам себя дурачит. Здесь ты никогда не будешь в безопасности, Поттер, уж больно он тебя хочет.
Так что сваливай за границу, прячься, спасай себя. Лучше всего и этих двоих захвати, — он ткнул большим пальцем в сторону Рона и Эрмионы. — Теперь, когда все знают, что они работали с тобой, они по гроб жизни будут под угрозой.
— Я не могу уйти, — сказал Гарри. — Мне поручено дело…
— Перепоручи кому другому!
— Я не могу. Оно — только для меня. Дамблдор всё объяснил…
— Ох, неужели? И он тебе всё-всё рассказал, был с тобой искренним?
Гарри всем сердцем желал бы ответить «да», но это простое слово как-то не захотело появиться на его губах. Аберфорт, похоже, знал, о чём он думает.
— Я знал моего брата, Поттер. Он на материнских коленях выучился секретничать. Тайны и ложь, среди этого мы росли, и Альбус… он с этим сроднился.
Глаза старика остановились на портрете девочки над камином. Сейчас, хорошенько оглядев комнату, Гарри понял, что это здесь единственный портрет. Не было ни фотографий Альбуса Дамблдора, ни ещё кого-нибудь.
— Мистер Дамблдор, — робко спросила Эрмиона. — Это ваша сестра? Ариана?
— Да, — с нажимом сказал Аберфорт. — Риты Москиты начитались, барышня?
Даже в розоватом свете камина было видно, как Эрмиона покраснела.
— О ней нам Элфиас Додж говорил, — сказал Гарри, пытаясь прикрыть Эрмиону.
— А, этот старый пень, — пробормотал Аберфорт, отхлёбывая медовухи. — По нему, с каждого стула, на котором мой братец сидел, солнце сияло. Ну, так считала куча народу, включая вас троих, как я погляжу.
Гарри промолчал. Ему не хотелось подымать сомнения и подозрения насчёт Дамблдора, которые смущали его уже не один месяц. Он сделал своё выбор, пока копал могилу для Добби, он выбрал идти по извилистой, опасной тропе, намеченной для него Дамблдором, принять, что ему не было сказано всё, что он хотел бы знать, просто доверять. Он не искал новых сомнений, он не хотел слышать ничего, что отвлекло бы его от цели. Он встретил пристальный взгляд Аберфорта, так щемящее похожий на взгляд его брата: от ярких голубых глаз было то же самое впечатление, словно они насквозь просвечивают то, что рассматривают, и Гарри подумал, что Аберфорт знает, о чём он думает, и презирает его за это.
— Профессор Дамблдор заботился о Гарри, очень, — сказала Эрмиона, очень тихо.
— Неужто? — сказал Аберфорт. — Занятно выходит, как много народу, о которых мой братец очень заботился, закончило гораздо хуже, чем было бы, не касайся он их вовсе.
— Что вы имеете в виду? — чуть слышно спросила Эрмиона.
— Не твоё дело, — сказал Аберфорт.
— Но утверждать такое — это очень серьёзно! — сказала Эрмиона. — Вы… вы говорите о вашей сестре?
Аберфорт уставился на неё горящими глазами. Его губы шевелились, словно он сжёвывал слова, не желая их говорить. Потом он разразился речью.
— Когда моей сестре было шесть лет, на неё напало трое мальчишек-магглов. Они видели, как она колдовала, подсмотрели сквозь ограду заднего двора. Она была совсем крошкой, не могла управлять магией, никакой ни волшебник, ни ведьма в таком возрасте не могут.
Полагаю, увиденное их напугало. Они проломились сквозь забор, и когда она не смогла объяснить им, в чём фокус, малость перестарались, пытаясь заставить маленькую уродину больше этакое не вытворять.
В свете от очага глаза Эрмионы стали огромными; Рона, казалось, подташнивало. Аберфорт встал, высокий, как Альбус, и неожиданно грозный от гнева и силы охватившей его боли.
— Это сломало её, то, что с ней сделали: она так никогда и не оправилась. Она не могла творить магию, но не могла и избавиться от неё; магия ушла вглубь, свела её с ума, вырывалась наружу, когда она не могла её сдержать, и тогда моя сестра бывала странной и опасной. Но чаще всего она была ласковой, и испуганной, и безобидной.
И мой отец нашёл ублюдков, которые это сделали, — сказал Аберфорт, — и задал им. И его за это засадили в Азкабан. Он так и не сказал, почему он это сделал, потому что узнай Министерство, какой стала Ариана, её бы на всякий случай заперли в Святом Мунго. В ней, неуравновешенной, со взрывами магии, когда она не могла её сдержать, увидели бы серьёзную угрозу Международному Статуту Секретности.