Выбрать главу

Волдеморт встал. Теперь Гарри видел его, видел его красные глаза, плоское, змеиное лицо, такое бледное, что слегка светилось в полутьме. — У меня проблема, Северус, — мягко сказал Волдеморт.

— Мой господин? — сказал Снэйп.

Волдеморт поднял Бузинную палочку; он держал её нежно и аккуратно, словно дирижёр.

— Почему она не служит мне, Северус?

В тишине Гарри вообразил, что слышит, как тихонько шипит змея, свивая и развивая свои кольца… или это вздох Волдемортова сожаления задержался в воздухе?

— Мой… мой господин? — спросил в недоумении Снэйп. — Я не понимаю. Вы… вы творили с этой палочкой выдающуюся магию.

— Нет, — сказал Волдеморт. — Я творил свою обычную магию. Я выдающийся, но эта палочка… нет. Она не явила обещанных чудес. Я не почувствовал никакой разницы между этой палочкой и той, которую столько лет назад приобрёл у Олливандера.

Волдеморт говорил задумчиво, ровно, но шрам Гарри начал саднить и пульсировать: боль разгоралась у него во лбу, и он мог чувствовать сдерживаемую ярость, разгорающуюся в Волдеморте.

— Никакой разницы, — повторил Волдеморт.

Снэйп ничего не сказал. Гарри не было видно его лица. Он гадал, не чувствует ли Снэйп опасности, не пытается ли найти правильные слова, чтобы убедили его хозяина.

Волдеморт начал ходить по комнате: на несколько секунд Гарри потерял его из виду, прохаживающегося, говорящего тем же размеренным голосом; а в голове у Гарри вздымались боль и гнев.

— Я много и упорно думал, Северус… ты знаешь, почему я отозвал тебя из боя?

На мгновение Гарри увидел профиль Снэйпа: Снэйп не сводил глаз со свернувшейся змеи в зачарованной клетке.

— Нет, мой господин, но я молю вас дозволить мне вернуться. Дозволить мне найти Поттера.

— Ты говоришь, как Люциус. Никто из вас не понимает Поттера так, как я. Его не нужно искать. Поттер сам придёт ко мне. Видишь ли, я знаю его слабое место, его порок. Ему будет ненавистно наблюдать, как вокруг него гибнут люди, знать, что всё это из-за него. Он захочет остановить это любой ценой. Он придёт.

— Но, мой господин, его может случайно убить кто-то другой, не вы…

— Мои указания Пожирателям Смерти были исключительно ясны. Пленить Поттера. Убивать его друзей… чем больше, тем лучше… но его не убивать.

Но это о тебе я хочу говорить, Северус, а не о Гарри Поттере. Ты был очень ценен для меня. Очень ценен.

— Мой господин знает, что я жил лишь службой ему. Но… но позвольте мне отправиться и найти мальчишку, мой господин. Позвольте мне привести его к вам. Я знаю, что я смогу…

— Я сказал тебе, нет! — когда Гарри снова увидел Волдеморта, он заметил в его глазах красный отсвет, и плащ его шуршал, словно скользящая по земле змея, и в горящем шраме Гарри чувствовал нетерпение Волдеморта. — Сейчас меня заботит, Северус, что случится, когда я наконец встречусь с мальчишкой!

— Мой господин, в чём вопрос, конечно же…

— …есть тут вопрос, Северус, есть.

Волдеморт остановился, и Гарри было хорошо видно, как он провёл своими белыми пальцами по Бузинной палочке, не спуская глаз со Снэйпа.

— Почему обе палочки, которыми я пользовался, потерпели неудачу, будучи нацеленными на Гарри Поттера?

— Я… я не могу ответить, мой господин.

— Не можешь?

Ярость словно клинком пронзила голову Гарри: он сунул себе в рот кулак, чтобы не закричать от боли. Он закрыл глаза, и, внезапно, он сам стал Волдеморт, и смотрел в бледное лицо Снэйпа.

— Моя палочка из тиса делала всё, что я её просил, Северус, но не убила Гарри Поттера. Дважды она терпела неудачу. Олливандер под пыткой рассказал мне о седцевинах-близнецах, сказал мне взять чужую палочку. Я сделал так, но палочка Люциуса раскололась, встретив палочку Поттера.

— Я… я не могу это объяснить, мой господин.

Теперь Снэйп не смотрел на Волдеморта. Взгляд его тёмных глаз не отрывался от змеи, свернувшейся в своей сфере-убежище.

— Я подумал о третьей палочке, Северус. О Бузинной Палочке, Роковой Палочке, Палочке Пагубы. Я забрал её у её прежнего господина. Я забрал её из могилы Альбуса Дамблдора.

Вот теперь Снэйп смотрел на Волдеморта, и лицо Снэйпа было подобно маске смерти. Оно было белое как мрамор, и такое неподвижное, что, когда он заговорил, увидеть за пустыми глазами жизнь было потрясением.

— Мой господин… дозвольте мне отправиться за мальчишкой…

— Всю эту долгую ночь, когда — в полушаге от победы — я сидел здесь, — голос Волдеморта был ненамного громче шёпота, — и размышлял, размышлял, почему Бузинная палочка отказывается быть такой, какой она должна быть, отказывается служить так, как, согласно легенде, она должна служить своему законному владельцу… и я думаю, что нашёл ответ.