Он упал головой вперёд в солнечный свет, и его ноги нащупали тёплую землю. Когда он выпрямился, то увидел, что стоит на почти совершенно пустой детской площадке. В отдалении небо прочерчивала огромная фабричная труба. Две девочки качались на качелях, и тощий мальчишка следил за ними из-за кустов. Его чёрные волосы были давно не стрижены, а одежду ему словно нарочно подобрали самую неподходящую: джинсы слишком короткие, поношенное пальто слишком большое, такое могло принадлежать взрослому, диковинная, похожая на женскую, рубашка.
Гарри подошёл к мальчику поближе. Снэйпу было на вид лет девять-десять, не больше, он был болезненный, маленький, неловкий. С нескрываемой жадностью на тонком лице он следил, как меньшая из девочек взлетает на качелях, выше, чем её сестра.
— Лили, не делай так! — взвизгнула старшая.
Но на самом размахе качелей девочка соскочила с них и поплыла по воздуху, буквально поплыла, с громким смехом взлетела в небо, и, вместо того чтобы разбиться об асфальт площадки, пронеслась по воздуху, как воздушный гимнаст, оставаясь наверху слишком долго, приземлившись слишком легко.
— Мама велела тебе так не делать!
Петуния остановила свои качели, со скрипом и хрустом затормозив каблуками сандалий по земле, и выпрямилась, руки в боки.
— Мама сказала, что тебе этого нельзя, Лили!
— Но со мной всё в порядке, — сказала Лили. — Туни, посмотри сюда. Видишь, как я умею.
Петуния быстро поглядела вокруг. На площадке не было никого, кроме девочек и, хотя они об этом не знали, Снэйпа. Лили подобрала цветок, упавший с куста, за которым затаился Снэйп. Петуния подошла; было видно, как она разрывается между любопытством и неодобрением. Лили подождала, пока Петуния не будет так близко, чтобы всё увидеть, и протянула руку. На её ладошке лежал цветок, и открывал и закрывал свои лепестки, словно диковинная устрица со многими створками.
— Прекрати! — завизжала Петуния.
— Он же тебя не кусает, — сказала Лили, но сжала цветок в кулаке и бросила его на землю.
— Это неправильно, — сказала Петуния, но её взгляд проводил падающий на землю цветок и задержался на нём. — Как ты это делаешь? — добавила она, и в её голосе отчётливо прозвучало жадное любопытство.
— Так это ж понятно, разве не так? — Снэйп не мог больше сдерживаться, и выскочил из-за кустов. Петуния взвизгнула и убежала к качелям, но Лили осталась на месте, хотя было видно, как она поражена. Снэйп, похоже, уже жалел, что показался, и ещё в таком наряде. Пока он смотрел на Лили, его бледные щёки покрылись густым румянцем.
— Что понятно? — спросила Лили.
Снэйп был явно в лихорадочном возбуждении. Мельком взглянув на убежавшую Петунию, прячущуюся за качелями, он сказал, понизив голос: — Я знаю, кто ты такая.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты… ты ведьма, — прошептал Снэйп.
Лили обиделась.
— Говорить кому-нибудь такое нехорошо!
Она отвернулась, задрав нос, и зашагала к сестре.
— Нет! — сказал Снэйп. Он был уже весь густо-красный, и Гарри удивился, почему он не снимет своё дурацкое безразмерное пальто, разве что не хочет показывать женскую рубашку под ним. Он побежал за девочками, размахивая руками, до нелепости похожий на летучую мышь, как потом взрослый.
Девочки смотрели на него с дружным неодобрением, и каждая держалась за свои качели, словно так было безопаснее.
— Ты такая, — сказал Снэйп Лили. — Ты в самом деле ведьма. Я уже наблюдал за тобой. Но в этом нет ничего плохого. Моя мама такая, и я волшебник.
Смех Петунии был как холодный душ.
— Волшебник! — взвизгнула она; когда прошло потрясение от его неожиданного появления, к ней вернулась храбрость. — Я знаю, кто ты. Ты мальчишка Снэйп! Они живут у реки, в Тупике Прядильщика, — объяснила она сестре, и её тон ясно показал, что такой адрес — плохая рекомендация. — Зачем ты за нами шпионил?
— Не шпионил, — сказал Снэйп; на солнцепёке ему было жарко и неудобно, и волосы у него были грязные. — А за тобой я и не стал бы шпионить, — добавил он с издёвкой. — Ведь ты — маггла.
Хотя Петуния наверняка не поняла этого слова, она не могла не понять интонации.