— А, узнаю, — сказал Снэйп, пока пленницу медленно поворачивало прочь от него.
— А ты, Драко? — спросил Волдеморт, поглаживая не занятой палочкой рукой змеиную морду. Драко рывком кивнул головой. Сейчас, когда женщина была разбужена, он, казалось, уже не был в состоянии на неё смотреть.
— Но тебе не придётся брать у неё уроки, — сказал Волдеморт. — Тем из вас, кто не знает: этой ночью нас посетила Чарити Барбейдж, которая, до последнего времени, преподавала в Школе волшебства и колдовства Хогвартс.
Вокруг стола — лёгкий шумок узнавания. Коренастая сутулая женщина с неровными зубами хмыкнула.
— Да… Профессор Барбейдж учила детишек ведьм и волшебников всему про магглов… как они совсем мало отличаются от нас…
Кто- то из Пожирателей Смерти сплюнул на пол. Чарити Барбейдж опять повернулась лицом к Снэйпу.
— Северус… пожалуйста… пожалуйста…
— Тихо, — сказал Волдеморт, вновь качнув Малфоевой палочкой, и Чарити смолкла, словно ей заткнули рот кляпом. — Ей было мало разлагать и загрязнять умы колдовских детей; на прошлой неделе профессор Барбейдж написала в Ежедневный прорицатель вдохновенную защиту грязнокровок. Волшебники, пишет она, должны принять как своих этих воров знания и магической силы. Сокращение числа чистокровных, говорит профессор Барбейдж, есть самое желанное обстоятельство… Она хотела бы всех нас породнить с магглами… или, что тут сомневаться, оборотнями…
В этот раз никто не засмеялся. В голосе Волдеморта без ошибки слышались ярость и презрение. Чарити Барбейдж в третий раз повернулась лицом к Снэйпу. Слёзы стекали от её глаз к волосам. Снэйп взглянул на неё с полным безразличием, когда её снова медленно отворачивало от него.
— Авада Кедавра!
Вспышка зелёного цвета осветила каждый угол комнаты. Чарити упала с раскатистым стуком, и стол задрожал и заскрипел. Некоторые из Пожирателей Смерти отшатнулись на своих стульях, Драко упал со стула на пол.
— Обед, Нагини, — мягко сказал Волдеморт, и огромная змея зашевелилась и заскользила с его плеч на полированное дерево.
Глава вторая Вспоминая…
Гарри порезался до крови. Сжимая правую руку левой и выражаясь про себя, он плечом открыл дверь своей спальни. Захрустел битый фарфор — он наступил на чашку с холодным чаем, которую пристроили на полу под его дверью.
— Какой…?
Он огляделся вокруг, но на лестнице дома номер четыре, Бирючинный проезд, было совершенно пусто. Возможно, чашка чая была Дадлиным представлением о хитром сюрпризе. Держа кровоточащую руку кверху, Гарри другой рукой соскрёб осколки чашки в кучку и бросил их в уже полное мусорное ведро, виднеющееся у самой двери в спальню. Потом он протопал в ванную — сунуть палец под кран.
Тупо, бессмысленно, невообразимо раздражающе, что он ещё целых четыре дня не может колдовать… но он должен был признаться самому себе, что этот рваный порез на пальце ему бы не поддался. Он никогда не изучал, как заживлять раны, и сейчас начал думать об этом — особенно в свете своих нынешних планов — как о, пожалуй, серьёзном пробеле в своём магическом образовании. Делая заметку в памяти — спросить Эрмиону, как это получается, он потратил здоровый кусок туалетной бумаги, чтобы собрать с пола как можно больше чая, прежде чем вернуться в комнату и громко хлопнуть за собой дверью.
Гарри провёл утро, опустошая до дна свой школьный чемодан, впервые с того дня, как он уложил его шесть лет назад. В начале очередного учебного года он просто выгребал верхние три четверти содержимого и заменял их или обновлял, оставляя на дне залежи главного хлама — старые перья, сушёные жучиные глаза, носки, к которым не было пары. И только что, полезши рукой в эту заваль, он ощутил острую боль в безымянном пальце правой руки, и, выдернув руку назад, увидел её всю в крови.
После этого он стал немного осторожнее. Снова став на колени у чемодана, он пошарил на его дне и, после извлечения старого значка, на котором попеременно слабенько вспыхивало МЫ ЗА СЕДРИКА ДИГГОРИ и ПОТТЕР ВОНЮЧКА, треснувшего и сработавшегося Плутоскопа, и золотого медальона, в котором была спрятана записка с подписью Р.А.Б., в конце концов обнаружил тот острый край, который наделал бед. Он сразу его узнал. Это был двухдюймовый осколок заколдованного зеркала, которое дал ему Сириус, его покойный крёстный. Гарри отложил его в сторону и осторожно ощупал весь чемодан в поисках продолжения, но от подарка его крёстного не осталось ничего, кроме разбитого в пыль стекла, которым нижний слой хлама был пересыпан, словно блестящим песком.