— Будь я на твоём месте, больше всего сейчас желала бы тишины и покоя, — сказала она.
— Я бы тоже, — ответил Гарри.
— Я отвлеку их всех, — предложила она. — А ты надень Мантию.
И прежде чем он смог ответить хоть что-то, она закричала:
— Ооо, все смотрите, Бубнящий Жучок! — и показала куда-то за окно. Все, кто был рядом, взглянули туда, и Гарри напялил на себя Мантию, после чего встал на ноги.
Теперь он мог ходить по Залу, не будучи обнаруженным. Он увидел Джинни через два стола от себя, её голова покоилась на плече своей матери. Был неподходящий момент, чтобы говорить с ней сейчас, но он знал, что у них для этого будут часы, дни, месяцы и годы. Он увидел Невилля, меч Гриффиндора лежал рядом с его тарелкой, пока он трапезничал, окружённый горячими поклонницами. Гарри прошёл между столами и обнаружил троих Малфоев, сжавшихся вместе и неуверенных, стоит ли им здесь быть, но никто не обращал на них внимания. Куда бы Гарри не посмотрел, он видел собравшиеся вместе семьи, и, наконец, увидел двоих, в чьей компании нуждался более всего.
— Это я, — пробормотал он, присаживаясь между ними. — Может, отойдём в сторону?
Они встали, как один, и вместе покинули Большой Зал. В мраморной лестнице не хватало больших кусков, исчезли большие фрагменты площадки, а оставшиеся были покрыты раздробленными осколками и кровавыми пятнами.
Где-то вдали они услышали победоносные песнопения Пивза собственного авторства:
— Действительно вызывает чувство трагического восторга, не так ли? — усмехнулся Рон, открывая двери для Гермионы и Гарри.
И наконец Гарри ощутил счастье, которое тут же было разбавлено болью по поводу утраты Фреда, Люпина и Тонкс, которая давала о себе знать с новой силой каждые несколько шагов. Но больше всего он ощущал колоссальное облегчение и желание спать. Однако сначала он должен был обо всём на свете переговорить с Роном и Гермионой, проделавшими такой длинный путь вместе с ним. Он подробно перечислил всё, что произошло с ним в лесу. И его друзья не высказали ни единого комментария, пока они направлялись к месту, которое выбрали одновременно и неосознанно.
Как только они достигли его, горгулья, охранявшая вход в кабинет директора, отъехала в сторону, и Гарри подумал, нужны ли всё ещё пароли, чтобы двигаться дальше.
— Мы можем войти? — спросил он.
— Чувствуйте себя, как дома, — последовал ответ.
Рон и Гермиона забрались на винтовую лестницу вслед за Гарри, и она тут же подняла их наверх. Гарри толкнул дверь на вершине.
Звон в его ушах наконец выплеснулся в коротких слезах по поводу всего случившегося — проклятия, которое жило в нём вместе с защитным заклинанием любви, по поводу возвращения Пожирателей Смерти и возрождения Вольдеморта… Но тут же последовали аплодисменты. Со всех стен, ему стоя аплодировали директоры и директрисы Хогвартса; перед ним снимали шляпы, а в некоторых случаях даже парики; они перемещались между портретами, чтобы пожать друг другу руки; они залезали на стулья, на которых были нарисованы, чтобы потанцевать на них; Диллис Дервент рыдал без стеснения; Декстер Фортескью махал своей слуховой трубой; Финеас Нигеллус произнёс своим громовым голосом:
— И пусть все признают, что факультет Слизерина сыграл большую роль в общей борьбе! Да не будет забыт наш вклад!
Но глаза Гарри были обращены только на самый большой портрет, висевший над директорским креслом. Слёзы катились из-за очков в форме полумесяцев, ниспадая на длинную серебристую бороду, и гордость и благодарность излучали эти добрые глаза, воздействуя на Гарри благодатнее, чем песня Феникса.
Наконец Гарри поднял руки, и портреты с уважением притихли, лукаво поглядывая на него и безмолвно прося заговорить. Он обратил свои слова к Дамблдору, выбирая их с нечеловеческой заботой. Он чувствовал себя исчерпанным, и ему нужен были последние слова наставления.
— Та вещь, что была спрятана в Снитче, — начал он. — Я обронил его в лесу. Я не буду искать его. Вы согласны?
— Мой дорогой мальчик, я согласен, — сказал Дамблдор, пока остальные портреты его коллег выглядели смущёнными. — Это мудрое и отважное решение, но ничего меньшего я от тебя и не ожидал. Никто больше не знает, где сейчас эта вещь?
— Никто, — ответил Гарри, и Дамблдор кивком выразил своё согласие.
— Всё же я сохраню подарок Игнотуса, — сказал Гарри, и Дамблдор улыбнулся.
— Разумеется, Гарри, это всегда будет с тобой, пока ты всё ещё в этом нуждаешься.
— И ещё вот это.
Гарри держал в руке Древнюю Палочку. Рон и Гермиона смотрели на неё с почтением. Даже в своём полусонном состоянии Гарри не хотел делать то же самое.
— Мне она не нужна, — сказал он.
— Что? — спросил Рон. — Ты в своём уме?
— Я знаю, что она очень могущественная, — утомлённо сказал Гарри. — Но я был больше счастлив со своей, старой. Поэтому…
Он пошарил в кармане робы и вытащил две части палочки, соединённые лишь тонким пером Феникса. Гермиона говорила ему, что палочку восстановить невозможно. Всё, что он знал, это то, что ничто не помогло.
Он положил обе части на стол директора, дотронулся до них самым кончиком Древней Палочки и произнёс:
— Репаро.
Красные искры заблестели на конце Палочки, и Гарри понял, что заклинание удалось. Он взял в руки целую палочку с пером феникса и ощутил внезапное тепло. Палочка была как новенькая.
— Я помещу Древнюю Палочку, — сказал он Дамблдору, смотревшему на него с нескрываемым одобрением. — Туда, откуда она появилась. Если я умру естественной смертью, как Игнотус, её сила уйдёт со мной, правда? Получится, что последний её хозяин не был побеждён. И всё закончится.
Дамблдор закивал. Они улыбнулись друг другу.
— Ты уверен? — спросил Рон. Слабый намёк на возбуждение мелькнул в его голосе, когда он смотрел на Древнюю Палочку.
— Я думаю, Гарри прав, — тихо сказала Гермиона.
— От Палочки больше вреда, чем пользы, — сказал Гарри. — И, если совсем честно, — он отвернулся от портретов, думая только о своей постели в Башне Гриффиндора и гадая, сможет ли Кричер принести ему туда бутерброд. — Мне хватит произошедших неприятностей до конца моей жизни.
Эпилог
Осень в этом году наступила неожиданно. Утро первого сентября было свежим как яблоко, и, пока небольшая семья направлялась по шумной дороге к огромной закопченной железнодорожной станции, кругом раздавались выхлопы автомобильных двигателей и дыхание прохожих веяло в холодном воздухе подобно паутине. Две массивные клетки громоздились на тележке, совы в них негодующе ухали, и рыжеволосая девочка испуганно следовала за двумя братьями, вцепившихся в руки отца.
— Подожди немного, и однажды ты тоже туда отправишься! — сказал ей Гарри.
— Но это целых два года! — заныла Лили. — Я хочу туда сейчас!
Служащие станции недоуменно уставились на сов в клетках, в то время как семья прошла через барьер между платформами девять и десять. Голос Альбуса вернулся к Гарри, пронизывая окружающий шум — мальчики вернулись к своим аргументам, начатым еще в автомобиле.
— Я не хочу! Я не хочу оказаться в Слизерине!
— Джеймс, объясни, — сказала Джинни.
— Я лишь предупредил, что это возможно, — сказал Джеймс, поглядывая на младшего брата. — Ничего ужасного в этом нет. Он вполне может попасть в Слизерин…
Поймав взгляд матери, Джеймс умолк. Пятеро Поттеров дошли до нужного барьера. Бросив на брата через плечо свой полный петушиной гордости взор, Джеймс принял у матери тележку и, разогнавшись, проскочил сквозь стену.