— Всё хорошо, спасибо. — уверенно произнёс Люпин.
Гермиона покраснела. После ещё одной неловкой паузы Люпин, заставил себя, произнёс:
— У Тонкс будет ребёнок.
— Это же чудесно! — завизжала Гермиона.
— Здорово! — голос Рона был полон воодушевления.
— Поздравляю! — сказал Гарри.
Люпин искусственно улыбнулся, хотя его улыбка была больше похожа на гримасу.
— Ну, так вы принимаете моё предложение? Трое станут четырьмя? Думаю, Дамблдор одобрил бы это. В конце концов, он ведь назначил меня учителем по Защите от Тёмных Искусств. Должен вам сказать, мы сталкиваемся с такими чарами, которых многие из нас даже представить себе не могли.
Рон с Гермионой посмотрели на Гарри.
— Чтобы… просто всё было ясно, — начал он. — Ты хочешь оставить Тонкс в доме родителей и уехать с нами?
— Она будет там в полной безопасности, они будут присматривать за ней, — он говорил с безразличием. — Гарри, уверен, Джеймс захотел бы, чтоб я остался с вами.
— Ну, — медленно сказал Гарри, — я не уверен. Но вообще-то я уверен, что мой отец захотел бы узнать, почему ты не остаёшься с собственным ребёнком.
Люпин побледнел. Должно быть, температура в кухне понизилась на десять градусов. Рон стал глядеть по сторонам, как будто пытался запомнить комнату. Гермиона смотрела то на Гарри, то на Люпина.
— Ты не понимаешь… — сказал Люпин.
— Тогда объясни, — произнёс Гарри.
Люпин сглотнул.
— Я…я совершил ужасную ошибку, женившись на Тонкс. Я совершил это против своих суждений, и я жалею об этом с тех самых пор.
— Понятно, — сказал Гарри, — и ты просто собираешься бросить свою жену с ребёнком и сбежать с нами?
Люпин вскочил с места: его стул опрокинулся назад, и он так свирепо уставился на ребят, что Гарри впервые в жизни на мгновение увидел тень волка на лице человека.
— Ты не понимаешь? Не понимаешь, что я сделал своей жене и ещё не родившемуся ребёнку? Мне ни за что не следовало жениться на ней, я превратил её в изгоя!
Люпин пнул в сторону стул, который только что перевернул.
— Вы видели меня только как члена Ордена, или под защитой Дамблдора в Хогвартсе! Вы не знаете, что большинство волшебников думает про таких, как я! Когда они узнают о моём недуге, они едва могут говорить со мной! Вы не понимаете, что я натворил? Даже её семье противен наш брак! Разве они хотели, чтобы их единственная дочь вышла за оборотня? А ребёнок… ребёнок…
Люпин схватился за свои волосы. Он обезумел.
— Такие как я обычно не имеют детей! А если он окажется таким как я, в чём я уверен? Как я смогу простить себя, когда я заведомо знал, что передаю своё состояние невинному ребёнку? А если он, по счастливой случайности окажется не таким, тогда в сто раз будет лучше без отца, чем с тем, которого он всегда будет стыдиться!
— Ремус, — прошептала Гермиона, — не говори так! Как ребёнок может тебя стыдиться?
— Ой, Гермиона, я даже не знаю, — сказал Гарри. — Я бы стыдился его.
Гарри не знал, откуда взялся его гнев, но вскочил на ноги тоже. Люпин выглядел так, словно Гарри ударил того.
— Если новая власть считает, что маглорождённые плохие, то что же они сделают полу-оборотню, чей отец состоит в Ордене? Мой отец умер, пытаясь защитить нас с мамой. И ты считаешь, что он бы сказал тебе покинуть собственного ребёнка и отправиться с нами? — спросил Гарри Люпина.
— Как… как ты смеешь? Сейчас речь идёт не о моей жажде к опасности или личной славе. Как ты мог предположить такую..? — воскликнул Люпин.
— Я думаю, ты пренебрегаешь. Ты вообразил, что ты как Сириус…
— Гарри, нет! — умоляла Гермиона, но он продолжал смотреть в мертвенно-белое лицо Люпина.
— Никогда бы не поверил, — произнёс Гарри, — человек, научивший меня бороться с дементорами — трус!
Люпин вытащил палочку так быстро, что Гарри едва коснулся своей. Послышался внезапный шум: он почувствовал, что отлетает назад. Как только он с грохотом врезался в стену кухни и сполз на пол, заметил полы плаща Люпина, исчезающего за дверью.
— Ремус! Ремус, вернись! — закричала Гермиона, но Люпин не отреагировал. Секунду спустя ребята услышали, как захлопывается входная дверь.
— Гарри! — завопила Гермиона. — Как ты мог..?
— Это было просто, — Гарри поднялся на ноги. Он чувствовал, как в том месте, где он ударился головой о стену, набухает шишка. Гарри до сих пор трясло от страха.
— Не смотри на меня так! — он зарычал на неё.
— Не трогай её! — огрызнулся Рон.
— Хватит, мы не должны драться! — сказала Гермиона, вставая между мальчиками.
— И зачем ты сказал эту чепуху Люпину… — сказал Гарри Рон.
— Он и сам это знает, — сказал Гарри. Смешавшиеся образы пронеслись сквозь его мысли: вот Сириус падает за занавес, Дамблдор подвешенный, сломленный в воздухе; вспышка зелёного света и голос его матери, молящей о пощаде…
— Родители не должны оставлять своих детей до тех пор, пока…пока они не будут вынуждены, — сказал Гарри.
— Гарри, — Гермиона утешительно протянула руку, но он не обратил на неё внимание и отошёл в сторону, глядя на огонь, который наколдовала Гермиона. Однажды Гарри уже разговаривал с Люпином возле этого камина, ища утешение о Джеймсе, и Люпин убедил его. Сейчас Гарри казалось, что перед ним плавает измученное бледное лицо Люпина. Он почувствовал болезненное угрызение совести. Ни Рон, ни Гермиона не говорили, но Гарри почувствовал, что они невербально переговариваются у него за спиной.
Он повернулся и увидел, как они торопятся отвернуться друг от друга.
— Знаю, я не должен был называть его трусом.
— Не должен, — сказал Рон.
— Но он ведёт себя как…
— Всё равно… — сказала Гермиона.
— Я знаю, — произнёс Гарри. — Но если это заставит его вернуться к Тонкс, это того стоит, не так ли?
Он не мог избавиться от оправданий в голосе. Гермиона выглядела полной сочувствия, а Рон неуверенным. Гарри смотрел вниз, под ноги, думая о своём отце. Поддержал ли Джеймс Гарри в том, что он сказал Люпину, или же бы разозлился за то, как сын обошёлся с его другом?
Тишина в гостиной усилилась от недавнего происшествия и бессловесных попреканий Рона и Гермионы. «Ежедневный Пророк», который принёс Люпин, всё ещё лежал на столе, а фотография Гарри на передней полосе уставилась в потолок. Он прошёл к газете, открыл её на первой попавшейся странице и притворился, что читает. Он не мог разобрать ни строчки, его мысли до сих пор были заняты стычкой с Люпином. Рон с Гермионой, был уверен Гарри, возобновили общение по другую сторону «Пророка». Гарри громко перевернул страницу и заметил имя Дамблдора. Секунду — другую он вглядывался в фотографию, перед тем, как осознать, что на ней была запечатлена семья. В низу после фотографии была подпись: «Семья Дамблдоров, слева направо: Альбус, Персиваль держит на руках новорождённую Ариану, Кендра и Аберфорт.»
Гарри сфокусировал внимание и рассмотрел фотографию более внимательно. Отец Дамблдора, Персиваль, был приятным мужчиной с глазами, сверкающими даже на такой старой тусклой фотографии. Малышка, Ариана, была немного больше буханки хлеба и не более отличалась. У матери, Кендры, были синя — чёрные волосы, забранные в высокий пучок. А её лицо словно было вырезано. Гарри подумал о коренных американцах, когда увидел её тёмные глаза, высокие глаза и прямой нос, платье со стойкой. Альбус и Аберфорт были одеты в куртки с кружевными воротничками и у братьев были одинаковые причёски до плеч. Альбус выглядел на несколько лет старше, хотя братья были очень похожи. Должно быть, снимок был сделан ещё до того, как Альбусу сломали нос и он начал носить очки.
Семья выглядела довольно весёлой и обыкновенной, безмятежно улыбаясь со страницы газеты. Рука малышки Арианы неясно махала из-под платка. Гарри посмотрел вверх над фотографией и прочёл заголовок:
Автор: Рита Скитер.
Поняв, что ещё хуже ему быть не может, Гарри начал чтение:
Гордая и высокомерная, Кендра Дамблдор не смогла вынести и остаться в Почвенной пустоши после широко освещённого ареста её мужа Персиваля и его дальнейшего заключения в Азкабан. Поэтому она решила переселить семью в Годрикову Лощину, деревню, печально известную избавлением Гарри Поттера от Сами-Знаете-Кого.