После этого Гарри перешел к следующей части повествования, о том, как он пересекся с Плаксой Миртл и в результате поспел прямо к финальному акту драмы: «Подводные жители обкурились своей подводной травы и решили рубить головы Чемпионке и заложнице». А также то, что сам он сию постановку не оценил и сказал свое веское слово, после чего отбыл вместе с двумя ее участницами. И закончил он свое повествование тем, что он ни черта не понимает из произошедшего, точно так же как и из того, что происходит сейчас, и что он будет признателен, если его кто–нибудь просветит.
Но просвещать его опять не спешили… вернее, Дамблдор не спешил, остальные просто молчали. А профессор Дамблдор принялся задавать уточняющие вопросы, причем весьма странные… Гарри опять решил не упрямиться, хотя вопросики наводили на мысль, что у старого волшебника проблемы либо со слухом, либо с памятью, либо со здравым смыслом… а может быть и со всем сразу.
Да. Подводный народ казался очень серьезным в своем намерении рубить головы.
Нет. Он не думает, что Флер или Габриэль выжили бы, не окажись он рядом.
Да. Он освободил их обеих.
Нет. Тритоны и русалки не пытались их преследовать, но глядели вслед недобро.
И нет, нет и еще раз нет. Как он уже сказал, он не понимает ни того, что произошло под водой, ни того, что случилось на берегу.
Ну и тут Дамблдор, наконец, снизошел до того, чтобы начать объяснять, и — надо отдать ему, Дамблдору, должное — в этот раз он говорил не загадками. Идея, чтобы Габриэль была заложницей Флер, ему с самого начала не нравилась, вызывала какое–то смутное беспокойство. Только он никак не мог вспомнить, почему — в общем–то, простительно для старика, знающего один Мерлин ведает сколько всякого–разного. А потом, когда место заложника вроде как занял Гарри, он и вовсе успокоился, думать об этом забыл — хотя в какой–то момент нашел причину своей тревоги. В те дни, когда, неожиданно став Учителем Истории магии — пост, который, кстати, он все еще занимал, ибо ему это вдруг понравилось — он спешно освежал свои знания. Но это забылось, а потому, когда два дня назад заложники спешно сменились, Дамблдор ничего не сделал, хотя беспокойство вернулось… Ну а семье Делякур никто не сообщал о сути состязания почти до самого конца, вдобавок, чья–то халатность задержала их во Франции на много часов, и именно потому они, кто прекрасно знал, чем все могло обернуться, также не смогли ничего вовремя предпринять. И прибыли, когда Чемпионы уже погрузились — слишком поздно.
А дело было в том, что около тысячи лет назад между подводным народом и вейлами случилась война. Война из–за того, что несколько вейл, купаясь, нарушили границы какого–то подводного святилища. Это вылилось в почти год кровопролития по всей Европе, а когда мирный договор был подписан, одним из основных постулатов было, чтобы вейлы более никогда не совались в земли водных людей в количестве более одной.
Потому, когда русалкам и тритонам передали спящую Габриэль, те ничего не сказали, хотя были и не очень рады, но ради Турнира готовы были потерпеть. И ничего бы плохого не произошло, если бы Флер также не была вейлой, или если бы она по той или иной причине не добралась до цели. Но ее появление, в глазах подводных жителей, означало ни много ни мало, а объявление войны, а обе сестры переходили в разряд вражеских лазутчиков. И поступить они с ними собрались соответсвенно — пытать и допрашивать почему–то не стали… почему — не ясно, Дамблдор тоже не всеведущий. Не любят там, наверное, лазутчиков…
Гарри на этот момент начал всерьез подозревать, что в какой–то момент всего этого сумасшедшего дня он отрубился, и теперь ему снится бредовый сон. Сон, в котором все–все ведут себя как полные идиоты, а организаторы Турнира даже не удосуживаются убедиться в том, что ненароком не спровоцируют войну… Потому он от всей души ущипнул сам себя, да так, что зашипел от боли. Тут же Флер и Габриэль бросились к нему… Гарри, действуя исключительно на инстинктах, успокоил их, мол, все в порядке… Что–то словно сказало ему, что успокоить их может лишь он…