Она нетерпеливо отмахнулась.
— Джордж мне сову послал, я немедленно вернулась домой.
Гарри уставился в чашку у себя на коленях.
— Тебе не обязательно было это делать.
— А ты как хотел? Чтобы я оставалась на той невыносимо неинтересной вечеринке, пока ты тут холодный валяешься? Ну уж нет.
Он слабо улыбнулся, настолько признательный ее присутствию, что словами бы это выразить не смог.
— В этот раз было по-другому.
— Слабее? Заклинание оно не активизировало… может, оно было дальше от цели.
— Нет. Оно было ближе.
Гермиона нахмурилась:
— Не вижу в этом смысла.
— Знаю. Не могу объяснить, но у меня создалось ощущение, будто, что бы я ни испытывал, на этот раз оно было ближе… но мягче, словно они не хотели нанести слишком сильный удар.
— Это чушь, Гарри. Если на тебя влияют темные силы, им будет мало дела до твоей боли.
— Я знаю лишь то, что чувствовал.
Она взяла с прикроватного столика конверт:
— Это тебе пару минут назад пришло.
Он взял конверт, рассматривая почерк на нем.
— От Сабиана.
— Что за Сабиан?
— Мой лучший агент. Если какой человек и умеет становиться призраком, то это он. Я попросил его незаметно навести справки о Сорри и вообще, держать ухо на земле, — он вскрыл конверт и прочитал записку, по мере чего за его лицом наблюдала Гермиона. Наконец, он засунул записку обратно.
— Хорошие новости, или плохие?
— Чтож, хорошими их не назовешь. Сабиан пишет, что не раз и не два слышал имя Сорри, но никогда его не видел, а как только стал задавать вопросы, обнаружил некоторые обеспокоивающие подробности.
— Например?
— В темном кругу такие пересуды, будто Сорри… — он в нерешительности остановился. — Он новый лейтенант Волдеморта.
Гермиона будто приросла к стулу:
— Гарри, Волдеморт мертв. Ты убил его. Ты говорил, что кто-то метит на его лавры и использует его методы… возможно, Сабиан имел ввиду, что Сорри новый лейтенант той особы.
Гарри закусил губу, потом повернулся к ней, смерив проницательным взглядом.
— Гермиона, мне нужно кое-что тебе сказать, что-то такое, что не должно выйти за пределы этой комнаты, — она кивнула. — Дело в том, что… Волдеморт не мертв.
Выражение ее лица застыло, словно она не была уверена, как реагировать.
— Извини? Он не мертв?
— Не совсем, нет, — он опустил глаза на одеяло, избегая ее взгляда. — После того, как я его последний раз победил, было решено, что мы дадим людям считать его мертвым… в сущности, он настолько мертв, настолько это для него возможно. Видишь ли, Волдеморт долгие годы не был по-настоящему жив. Он существовал в своего рода присмертном состоянии, удерживая себя на этом свете одной только силой воли и могуществом собственной злобности. То, в чем нет жизни, не может быть убито. Однако мне удалось загнать его настолько глубоко в себя, что у него больше никогда не будет доступа к силам.
Гермиона в неверии качала головой:
— Не могу в это поверить!
— Кабы люди знали, что он все еще существует, всегда нашлись бы желающие помочь ему вернуться к власти. Мы подумали, что если бы все считали его мертвым, то его наследие тоже вымрет, — он поднял глаза на нее. — Похоже, мы недооценили упорство зла.
— Кто это — “мы”?
— Я, Министр Фадж… Канцлер Федерации, профессор МакГонагалл. Только вот сейчас… я единственный, кто знает. Те немногие, что были в курсе дела, заставили меня применить к ним Заклинание Забвения, чтобы никогда не выдать секрета, потому как не будут его помнить. Они доверили это знание мне, и если бы он показал признаки возвращения, они доверили мне снова взять битву на себя, — Гермиона ошеломленно смотрела ему в лицо. — Это была моя самая тяжелая тайная ноша, Гермиона. Держать работу в секрете от тебя было ничто в сравнении с этим… и я нес ее в одиночку, каждую минуту борясь в желанием рассказать кому-нибудь.
— Но теперь и другие должны об этом знать, раз говорят, что Сорри — его новый слуга. И когда Аллегра упоминала своего нового повелителя, она, должно быть, тоже имела ввиду Волдеморта!
— Знаю, это-то меня и беспокоит. Если он снова собирает силы и подсылает ко мне последователей, дабы продемонстрировать свою мощь, значит, он готов бросить новый вызов.
Гермиона встала и принялась мерить комнату шагами.
— Мы должны сказать Лауре о своих подозрениях насчет Сорри.
Гарри вздернул голову, на лице его отобразился ужас.
— Нет! Это исключено!
— Она имеет право знать! Она может быть в опасности!
— Гермиона, ему нельзя знать, что я на него вышел! Если мы сообщим Лауре, она ничего с собой поделать не сможет и что-нибудь ему по этому поводу скажет! Я не могу рисковать засветиться на таком раннем этапе игры.
— Я все еще не до конца уверена, что он злой.
У Гарри отвисла челюсть:
— Что еще нужно, чтобы тебя убедить? Чтоб он у тебя на глазах взорвал полный автобус школьников?
— Пока что все полученные сведения — косвенные и являются информацией из вторых рук…
— В этом деле все только так. Помнишь, что я тебе говорил о факторе неопределенности? Я знал, что тебя никогда не устроит возможность ошибки.
— Мы обязаны сказать Лауре правду, или хотя бы предупредить!
— А зачем ее надо предупреждать? Тебя послушать, так Сорри невинен как ягненок!
Теперь они оба почти кричали.
— Прекрати, Гарри! Я просто пытаюсь учесть все варианты!
— Кроме того, что если мы поставим ее в известность, то у меня может не остаться ни единого шанса его остановить!
Оба замолчали, со злостью уставившись друг на друга… больше, похоже, сказать было нечего.
Гермиона плюхнулась в кресло возле кровати; гнев ушел, уступив место утомленности.
— Как у тебя это получается? — уже тихим голосом сказала она. — Как ты принимаешь такие невозможные решения, когда на другой чаше весов — человеческая жизнь?
Гарри вздохнул.
— Это моя работа.
— Она хоть когда-нибудь бывает легче?
Он встретился с ней взглядом.
— Вряд ли.
Гермиона вздохнула и осела в кресле. Гарри потер лоб, не переставая хмуриться.
— Шрам болит?
— Немножко. Ноет, как незаживающий порез.
Гермиона медленно встала и склонилась над ним. Рукой отбросила ему со лба волосы и осторожно прижалась губами к шраму. Отстранившись, улыбнулась ему.
— Попытайся отдохнуть, — сказала она. — Зови, если что понадобится.
Она развернулась и вышла из комнаты, шелестя длинной юбкой. А Гарри смотрел, как она уходит, совершенно забыв о боли во лбу.
На следующее утро Гарри проснулся гораздо позже обычного, но чувствовал себя истощенным. Эти обмороки меня совсем измотали, подумал он, спуская ноги с кровати. Он в поисках еды доковылял до кухни, где обнаружил Гермиону с Джастином, занятых поспешным консервированием томатов.
— Так, так, так, смотрите-ка, кто у нас тут живой, — отметил Джастин. — Если хочешь, можешь разогреть себе жаркое с овощами — оно в холодильнике.
Гарри скорчил рожу:
— Жаркое с овощами, беее. Одно из любимых блюд Дадли, терпеть его не могу.
— Как там старый добрый Дадли поживает? — спросила Гермиона.
— Последнее, что я слышал — Вернон сделал его кем-то вроде качественного контролера на своем дрелеизготавивающем заводе. Он, естественно, абсолютно некомпетентен, но для Вернона он — второй Брэнсон, — он порылся в холодильнике и вытащил несколько яиц. — Хотя, когда я в последний раз виделся с Дарсли, они со мной чуть ли не вежливы были. Я так удивился. Наверное, любовь ко мне на расстоянии им дается легче.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Гермиона.
— Нормально. Немножко изможден, — он достал сковородку и стал жарить яичницу-болтунью. — А где Джордж?
— Уехал. У него же Съезд Гильдии Метлоделов в Штатах, помнишь? Аппарировал сегодня с утра.
— Блин. Я-то надеялся, что он испечет свой пирог из грецких орехов, так хочется кусочек… — это заявление слилось с восторженными стонами остальных.