Он улыбнулся и кинул в рот коричневато-золотистое драже. Затем передернулся и с отвращением вымолвил:
- Увы! Ушная сера!
Мадам Помфри, начальница госпитального крыла, была милая женщина, но очень уж строгая.
- Всего пять минут, - клянчил Гарри.
- Абсолютно нет.
- Вы же впустили профессора Дамбльдора...
- Ну конечно, потому что он Директор, это другое дело. Тебе нужен отдых.
- Я отдыхаю, смотрите, лежу и все такое. Ой, ну пожалуйста, мадам Помфри...
- Ну ладно, - сдалась она. - Но только пять минут.
И впустила Рона и Гермиону.
- Гарри!
Казалось, Гермиона готова снова заключить его в объятья, но Гарри был рад, что она сдержалась, потому что голова у него еще болела.
- О, Гарри, мы боялись, что ты... Дамбльдор так беспокоился...
- Вся школа говорит об этом, - сказал Рон. - Что было на самом-то деле?
Это был один из тех редких случаев, когда правда оказывается более странной и интересной, чем любые слухи. Гарри рассказал им все: Квиррелл; Зеркало; Камень и Волдеморт. Рон с Гермионой были прекрасными слушателями: они ахали в нужных местах, а когда Гарри рассказал, что было под тюрбаном Квиррелла, Гермиона громко взвизгнула.
- Так с Камнем покончено? - спросил Рон под конец. - Фламелю придется умереть?
- Я сказал то же самое, но Дамбльдор думает - как это? - "для хорошо организованного разума смерть - еще одно большое приключение".
- Я всегда говорил, что он с приветом, - заметил Рон, явно восхищенный ненормальностью своего кумира.
- А что было с вами? - спросил Гарри.
- Ну что, я вернулась назад, - стала рассказывать Гермиона, подобрала Рона - это отняло немного времени - и мы поспешили в совятник, чтобы связаться с Дамбльдором, но столкнулись с ним в Привратном зале. Он уже все знал - он только сказал: "Гарри остался там, да?" - и помчался на третий этаж.
- Как ты думаешь, он действительно хотел, чтобы ты это сделал? спросил Рон. - Поэтому послал тебе Плащ и все остальное?
- Ну... - не выдержала Гермиона, - Если он специально сделал это в смысле, это ужасно - тебя же могли убить.
- Да нет, - задумчиво произнес Гарри. - Забавный он человек, Дамбльдор. Думаю, он хотел дать мне шанс. Уверен, ему известно почти все, что происходит тут, знаете ли. Я полагаю, он прекрасно понимал, что мы собираемся делать, но вместо того, чтобы останавливать, он учил нас и помогал нам. Думаю, он не случайно объяснил мне, как устроено Зеркало. Похоже, он думал, что я имею право встретиться с Волдемортом, если смогу...
- Да, с Дамбльдором все в порядке, - гордо заявил Рон. - Слушай, завтра будет Праздник окончания года. Все баллы подсчитаны, и Слиферин, конечно, победил - ты проболел последний матч по Квиддичу, и Равенклоу без тебя сокрушил нас - но еда будет вкусной.
В этот момент ворвалась мадам Помфри.
- Вы тут уже почти четверть часа, немедленно ВОН, - настойчиво сказала она.
Крепко проспав всю ночь, Гарри чувствовал себя почти здоровым.
- Я хочу пойти на праздник, - сказал он мадам Помфри, которая наводила порядок на его столике. - Можно мне, или нет?
- Профессор Дамбльдор сказал, что тебе разрешено пойти, - сухо сказала мадам Помфри, словно по ее мнению профессор Дамбльлдор не понимал, насколько могут быть опасны праздники. - И к тебе опять посетитель.
- Здорово, - сказал Гарри. - Кто это?
В это время из-за двери выглянул Хагрид. Как всегда в помещении, Хагрид казался неприлично огромным. Он присел рядом с Гарри, взглянул на него и разразился слезами.
- Это... все... моя... гнусная... вина! - всхлипывал он, закрыв лицо руками. - Я сказал злодею, как обойти Пушка! Сам ему сказал! Он только это и не знал, а я ему сказал! Ты мог умереть! Из-за драконова яйца! Капли в рот не возьму! Меня надо вышвырнуть и заставить жить с магглами!
- Хагрид! - сказал Гарри, потрясенный видом Хагрида, трясущегося от раскаяния и горя. По его бороде текли крупные слезы. - Хагрид, он бы как-нибудь еще узнал, это же Волдеморт, даже если бы ты не сказал ему, он бы все равно нашел способ.
- Ты мог умереть! - хлюпал Хагрид. - И не говори это имя!
- ВОЛДЕМОРТ! - проорал Гарри, и это так потрясло Хагрида, что он перестал плакать. - Я встретился с ним, и я называл его по имени. Перестань убиваться, Хагрид, мы спасли Камень, все кончилось, он не сможет воспользоваться им. Возьми Шоколадную Лягушку, у меня их полно...
Хагрид вытер нос тыльной стороной ладони и сказал:
- Ты напомнил мне, я ж принес тебе подарок.
- Это не черствый сандвич, а? - подозрительно спросил Гарри, и Хагрид наконец слегка улыбнулся.
- Не-а. Дамбльдор дал мне вчера выходной, чтоб я это сделал. Он, конечно, должен был меня вместо выпороть - ну да ладно, вот, бери...
Это оказалось красивой книгой в кожаном переплете. Гарри с любопытством открыл ее. Она была полна волшебных фотографий. Улыбаясь и махая руками, с каждой страницы на него смотрели мама и папа.
- Рассылал сов ко всем друзьям твоих родителей, просил фотки... Знал, что у тебя нету... Нравится?
У Гарри не было слов, но Хагрид понял его.
Этим вечером Гарри пришлось идти на праздник одному. Его задержала мадам Помфри со своей суетой, которая все настаивала на еще одном осмотре, так что Большой Зал был уже полон. Он был украшен в зеленые и серебряные цвета Слиферина, так как Слиферин выиграл Кубок Домов седьмой раз подряд. Огромное знамя со змеей Слиферина покрывало стену за Высшим столом.
Когда Гарри вошел, все вдруг затихли, а потом громко заговорили хором. Он скользнул на свое место рядом с Роном и Гермионой за столом Гриффиндора и попытался не обращать внимание на то, что многие специально вскочили, чтоб посмотреть на него.
К счастью через мгновение вошел Дамбльдор. Гомон тут же стих.
- Прошел еще один учебный год! - радостно возгласил Дамбльдор.- И я вынужден побеспокоить вас нудной стариковской болтовней перед тем, как вы вонзите зубы во вкуснейшую пищу. Что это был за год! Надеюсь, ваши головы стали немного заполненней, чем раньше... Впереди у вас целое лето, чтобы сделать их снова пустыми и прекрасными к началу нового учебного года...
- Теперь, как я понимаю, пора вручить Кубок Домов. Баллы распределились следующим образом: на четвертом месте Гриффиндор, триста двенадцать баллов; на третьем Хаффлпафф, триста пятьдесят два; У Равенклоу четыреста двадцать шесть и у Слиферина четыреста семьдесят два.