– Я ни за что не поверила бы, что вы на такое способны. Мистер Филч утверждает, что вы были на астрономической башне. В час ночи! Объяснитесь.
Впервые в жизни Гермиона не знала, как ответить на вопрос учителя. Застыв как статуя, она рассматривала свои тапочки.
– Полагаю, я и сама способна разобраться, что произошло, – сказала профессор Макгонаголл. – Тут не требуется быть гением. Вы хотели вовлечь Драко Малфоя в неприятности и наболтали ему про дракона, чтобы выманить ночью из постели. Его я уже поймала. Надо полагать, вам очень забавно, что Лонгботтом тоже поверил в ваши россказни?
Гарри поймал взгляд Невилла и попытался мысленно внушить ему, что это неправда, – до того бедняга был обижен и потрясен. Бедный Невилл! Гарри прекрасно понимал, чего ему стоила ночная вылазка ради их спасения.
– Это отвратительно, – не унималась профессор Макгонаголл. – Сразу четверо учеников вне спальни в такой час! Неслыханно! Уж о вас, мисс Грейнджер, я была лучшего мнения. Что касается вас, мистер Поттер, я считала, что вы цените «Гриффиндор» намного больше. Вы трое будете наказаны – да-да, и вы тоже, мистер Лонгботтом, ничто не дает вам права бродить ночью по школе, особенно теперь, это же опасно. И я снимаю с «Гриффиндора» пятьдесят баллов.
– Пятьдесят? – задохнулся Гарри. Так они потеряют лидерство, которое он отвоевал в матче!
– Пятьдесят за каждого, – выговорила профессор Макгонаголл. Ноздри ее длинного, острого носа гневно раздувались.
– Профессор… пожалуйста…
– Так же нельзя…
– Не учите меня, Поттер, что мне можно, а чего нельзя. А теперь – спать, быстро! Мне еще никогда не приходилось так краснеть за гриффиндорцев.
Минус сто пятьдесят баллов. «Гриффиндор» теперь на последнем месте. Одним махом они лишились всякой надежды на кубок. У Гарри что-то оборвалось внутри. Как такое компенсируешь?
Гарри не спал всю ночь. Он слышал, как Невилл долго-долго рыдал в подушку, и не знал, чем его утешить. Он понимал, что Невилл, как и он сам, в ужасе перед завтрашним днем. Что будет, когда станет известно об их подвигах?
Наутро гриффиндорцы, проходя мимо гигантских песочных часов, которые показывали количество баллов, поначалу решили, что произошла ошибка. Куда могли за ночь подеваться целых сто пятьдесят? Потом по школе поползла новость: виной всему Гарри Поттер, герой двух квидишных матчей, и еще двое глупых первоклашек.
Только что Гарри все обожали – а теперь вдруг возненавидели. На него злились даже вранзорцы и хуффльпуффцы: вся школа жаждала лишить «Слизерин» кубка. Куда бы Гарри ни шел, на него показывали пальцами и, говоря гадости, даже не трудились понизить голос. Одни лишь слизеринцы аплодировали, свистели и кричали:
– Спасибо, Поттер, век не забудем!
Только Рон оставался на его стороне.
– Через пару недель все забудут. Колледж столько раз терял баллы из-за Фреда с Джорджем, а их все равно любят.
– Но ведь не по сто пятьдесят баллов разом, правда? – горестно отвечал Гарри.
– Мм… нет, – соглашался Рон.
Поздновато было исправлять положение, но Гарри поклялся никогда больше не вмешиваться не в свои дела. Хватит изображать из себя сыщика. Не зная, куда деваться от стыда, он пошел к Древу и сказал, что уйдет из команды.
– Уйдешь? – рявкнул Древ. – И толку? Как мы наберем обратно баллы, если еще и в квидиш перестанем выигрывать?
Но и от квидиша было мало радости. На тренировках никто в команде с Гарри не разговаривал, а если о нем все-таки приходилось упоминать, его называли «Ловчий».
Гермиона и Невилл тоже пострадали. Конечно, не так, как Гарри – их меньше знали, – но и с ними никто не разговаривал. Гермиона перестала поднимать руку на занятиях, не высовывалась и работала молча.
Гарри был почти рад, что скоро экзамены. Подготовка немного отвлекала. Они с Роном и Гермионой держались сами по себе и занимались допоздна: зубрили составы сложных снадобий, учили наизусть заклятия, запоминали даты важнейших колдовских открытий и гоблинских бунтов…
Где-то за неделю до начала экзаменов Гарри, решившего не лезть не в свои дела, подстерег неожиданный искус. Он один возвращался днем из библиотеки – и вдруг услышал какое-то хныканье. Подойдя ближе к двери кабинета, он узнал голос Страунса:
– Нет… нет… только не это, умоляю…
Похоже, ему угрожали. Гарри неслышно подкрался ближе.
– Хорошо, хорошо… – всхлипнул Страунс.
И тут же торопливо вышел из класса, на ходу поправляя тюрбан. Страунс был бледен, едва не рыдал и быстро удалился, вряд ли заметив Гарри. Тот дождался, пока стихнут шаги, и заглянул в класс. Там было пусто, но дверь напротив осталась приоткрытой. Лишь на полпути к ней Гарри вспомнил, что обещал себе ни во что не вмешиваться.