«Да, да, хорошая работа, Слитерин, – согласился Дамблдор. – Однако следует принять во внимание недавние события». Зал замер. Улыбки слитеринцев слегка потускнели.
«Гхммм, – откашлялся Дамблдор. – Я должен раздать несколько последних очков. Так, так, так…»
«Во-первых – мистеру Рональду Висли… – Рон внезапно стал свекольно-красным – …за игру в шахматы, лучше которой Хогвартс не видел многие годы, я награждаю Гриффиндор пятьюдесятью очками». Радостные крики Гриффиндора полетели под волшебный потолок; звезды над ними, казалось, задрожали. Все слышали, как Перси хвастается остальным префектам:
«Это ж мой брат! Младший брат! Выиграл у гигантских шахмат Мак-Гонагалл!» Наконец снова установилось молчание.
«Во-вторых, мисс Эрмионе Грангер… за использование перед лицом огня холодной логики, я награждаю Гриффиндор пятьюдесятью очками». Эрмиона закрыла лицо руками; Гарри всерьез подозревал, что она расплакалась. На всех концах стола гриффиндорцы были просто вне себя – они только что поднялись на сто очков.
«В-третьих, мистеру Гарри Поттеру… – продолжал Дамблдор. В зале воцарилось гробовое молчание – …за крепость духа и непревзойденную храбрость, я награждаю Гриффиндор шестьюдесятью очками». Шум был оглушающим. Те, кто сохранил способности к сложению, надрывая до хрипоты глотку, кричали, что у Гриффиндора теперь было четыреста семьдесят два очка – в точности столько, сколько и у Слитерина. Они бы выиграли школьный кубок, если бы Дамблдор дал Гарри хоть на одно очко больше. Дамблдор поднял руку. Зал мало помалу успокоился.
«Есть разные виды храбрости, – сказал Дамблдор, улыбаясь. – Требуется большая храбрость, чтобы выступить против своих врагов, но не меньше ее требуется и чтобы выступить против своих друзей. Поэтому я присуждаю десять очков мистеру Невиллу Лонгботтому».
Если бы кто-то в эту минуту стоял за дверями Большого Зала, он мог бы с полным правом подумать, что произошел взрыв, столь громкий шум донесся с гриффиндорского стола. Гарри, Рон и Эрмиона вскочили, чтобы криками подбодрить Невилла, побледневшего от шока, который скрылся под кучей учеников, бросившихся его поздравлять. Ему еще никогда не доводилось добыть для Гриффиндора ни единого очка. Гарри, все еще крича от радости, ткнул Рона под ребра и указал на Малфоя, который вряд ли имел бы более застывший и испуганный вид, если бы подвергся заклятию окаменения. «Что означает, – прокричал Дамблдор сквозь бурю аплодисментов, ибо даже Рэйвенкло и Хаффлпафф радовались падению Слитерина, – что нам надо немножко поменять декорации».
Он хлопнул в ладоши. Через мгновение, зеленые драпировки стали ярко красными, а серебряные превратились в золотые; гигантский змей Слитерина исчез, а на его месте появился вставший на задние лапы гриффиндорский лев. Снэйп с ужасной, вымученной улыбкой пожимал руку профессору Мак-Гонагалл. Он поймал взгляд Гарри и тот понял, что чувства Снэйпа к нему не изменились ни на йоту. Но это не беспокоило Гарри. Жизнь, кажется, обещала снова стать нормальной в будущем году или, по крайней мере, настолько нормальной, насколько она вообще может быть в Хогвартсе.
Это был лучший вечер у Гарри в жизни – лучше даже, чем вечер после выигрыша в квиддитч, чем вечер на Рождество или вечер победы над горным троллем – этот вечер он никогда, никогда не забудет.
Гарри почти забыл, что еще должны быть объявлены результаты экзаменов, но их объявили. К их огромному удивлению, и он, и Рон, получили хорошие оценки; Эрмиона, конечно, стала лучшей среди всех первокурсников. Даже Невилл ухитрился перейти на следующий год, поскольку его хорошая оценка по травоведению компенсировала невероятно низкий балл по алхимии. Они надеялись, что Гойла – глупого почти настолько, насколько гнусного, могут исключить, но и он тоже прошел. Это было просто ужасно, но, как заметил Рон, нельзя получить от жизни абсолютно все. И вот вдруг их шкафы опустели, чемоданы упаковались, жаба Невилла отыскалась в углу туалета, всем ученикам были розданы записки с напоминанием не использовать магию на каникулах («Я всегда надеюсь, что они забудут нам их дать», – посетовал Фред Висли); Хагрид провел их к лодкам, и они поплыли через озеро, и уселись в Хогвартский экспресс; пока они смеялись и болтали, пейзаж за окном становился все зеленее и опрятнее; проезжая города магглов, они ели Бобы с Любым Вкусом Берти Боттс, снимали свои колдовские мантии и натягивали куртки и пиджаки; и, наконец, высыпали на платформу девять и три четверти на вокзале Кинг Кросс. Немного времени им понадобилось, чтобы покинуть платформу. У турникета стоял пожилой морщинистый смотритель, выпускавший их по двое и трое через ворота, чтобы они не привлекали внимания, разом появившись из сплошной стены и не встревожили магглов. «Вы оба должны заехать погостить у меня этим летом, – пригласил Рон, – Я пошлю вам сову». «Спасибо, – ответил Гарри, – мне же надо будет ждать чего-то приятного». Вокруг них все толкались, пока они пробирались к воротам обратно в мир магглов. Некоторые их окликали: «Пока, Гарри!» «Увидимся, Поттер!» «А ты по-прежнему знаменит», – ухмыльнулся Рон. «Только не там, куда я иду, это уж я тебе обещаю». Он, Рон и Эрмиона вместе вышли за ворота. «Вон он, мамочка, вон, смотри!» Это кричала Джинни Висли, младшая сестра Рона, но указывала она не на Рона. «Гарри Поттер! – кричала она. – Погляди, мамочка! Я вижу…» «Успокойся, Джинни, и к тому же показывать пальцем – невежливо». миссис Висли улыбнулась им. «Хлопотный год выдался?» «Очень, – признался Гарри. – Спасибо за помадку и свитер, миссис Висли». «Ой, какие пустяки, дорогой». «Ну, ты готов?»