— Пап! — вдруг сказал Дадли. — Пап, а Гарри что-то пришло!
Гарри как раз разворачивал письмо, написанное на листе такого же тяжёлого пергамента, из которого был сложен конверт, как дядя Вернон резко выдернул его у него из рук.
— Эй! Это мне! — вскричал Гарри, пытаясь выхватить письмо.
— Тебе? Да кто тебе напишет! — фыркнул дядя Вернон, потряс рукой, чтобы письмо развернулось, и посмотрел в него. Красный цвет его лица сменился зелёным быстрее, чем на светофоре. Не остановившись на этом, через пару секунд оно уже было мертвенно-серым, как вчерашняя овсянка.
— П-П-Петуния! — захлебнулся он.
Дадли тоже попытался схватить письмо, но дядя Вернон держал его слишком высоко. Тетя Петуния с интересом взяла его и прочла первую строчку. Вид у неё сделался такой, как будто она вот-вот упадёт в обморок. Она схватилась за горло и издала какой-то полузадохшийся взвизг.
— Вернон! О боже мой… Вернон!
Они глядели друг на друга, казалось, совершенно забыв о том, что в комнате находились Гарри и Дадли. Дадли не привык к тому, что на него не обращают внимания. Он крепко приложил отца по затылку своей палкой.
— Я хочу прочесть письмо, — заявил он громко.
— Я хочу его прочесть, — гневно сказал Гарри, — поскольку оно пришло мне.
— А ну, оба — вон отсюда! — прохрипел дядя Вернон, запихивая письмо обратно в конверт.
Гарри не сдвинулся с места.
— ОТДАЙТЕ МНЕ МОЁ ПИСЬМО! — закричал он.
— Нет, я хочу! — потребовал Дадли.
— ВОН! — проревел дядя Вернон, подхватил их обоих за шиворот и вышвырнул в коридор, захлопнув за ними дверь. Гарри и Дадли немедленно устроили жестокую, но молчаливую драку за замочную скважину; Дадли победил, поэтому Гарри, поправив свешивающиеся с правого уха очки, распластался на полу и приник к узкой щели под дверью.
— Вернон, — дрожащим голосом говорила тётя Петуния, — ты только взгляни на этот адрес — ну откуда, откуда им может быть известно, где он спит? Уж не устроили ли они за домом слежку?
— Следят… Шпионят… Да они могут за нами ходить каждый день, — бессвязно бормотал дядя Вернон.
— Что же нам делать, Вернон? Может, ответить им? Напишем, что ничего нам не надо…
Гарри видел блестящие чёрные туфли дяди Вернона, ходящие из угла в угол.
— Нет, — сказал он наконец. — Нет, лучше сделаем вид, что мы его не заметили. Если они не получат никакого ответа… Да, так будет лучше всего. Ничего не делать…
— Но…
— Петуния, я не потерплю в своём доме ничего подобного! Ты вспомни, когда мы его подобрали — мы же решили тогда, что эту опасную дурь мы из него выбьем, чего бы это ни стоило!
Когда дядя Вернон тем вечером вернулся с работы, он сделал нечто такое, чего до сих пор ни разу не делал; он зашел к Гарри в чулан.
— Где моё письмо? — потребовал Гарри, едва дядя Вернон протиснулся в дверь. — Кто мне пишет?
— Никто. Оно попало к тебе по ошибке, — ответил дядя Вернон. — Я его сжёг.
— И ни по какой не по ошибке, — сердито сказал Гарри. — На нём был мой чулан.
— МОЛЧАТЬ! — завопил дядя Вернон так, что с потолка сорвалась пара пауков. Потом он несколько раз глубоко вздохнул и скроил на своём лице подобие улыбки, что стоило ему немалых сил.
— Э-э-э… Так вот, Гарри… насчёт чулана. Мы тут посоветовались с твоей тётей… Ты как-то из него, похоже, вырос… Мы решили, что неплохо бы тебе перебраться во вторую спальню Дадли.
— Почему? — спросил Гарри.
— Не задавай вопросов! — рявкнул дядя. — Собирай манатки и давай наверх.
В доме у Дурсли было четыре спальни: одна для дяди Вернона и тёти Петунии, одна для гостей (чаще всего — Маргариты, сестры дяди Вернона), в третьей спал Дадли, а ещё в одной он сваливал те свои игрушки, которые не помещались в его комнате. Для того, чтобы перенести весь свой скарб наверх, Гарри дважды ходить не пришлось. Он уселся на кровать и огляделся. Почти всё, что он видел, было так или иначе сломано. Видеокамера, которой не было и пары месяцев, валялась на полу, наполовину прикрывая самодвижущуюся модель танка, использованную Дадли один раз, чтобы переехать соседскую собаку. В углу стоял первый телевизор Дадли, проломленный его ногой, когда он узнал, что его любимую передачу больше не показывают. Рядом лежала большая клетка, оставшаяся от попугая, которого Дадли выменял в школе на всамделишное духовое ружьё. Ружьё было тут же, на полке — Дадли на него сел и погнул таким образом ствол. На других полках аккуратно стояли его книги. Среди общего разгрома они представляли собой образчик порядка, так как к ним никто никогда не притрагивался.
Снизу донёсся вой — это Дадли сиреной ревел на свою мать: