— Местечко нашёл — загляденье! — сказал он. — А ну-ка! Все на выход! Снаружи было уже очень зябко. Дядя Вернон указывал куда-то в море, в направлении чего-то, похожего на скалистый утёс, довольно далеко от берега. На верхушке утёса примостилась невообразимо жалкая и дряхлая лачуга. Уж чего-чего, а телевизора там, скорее всего, не было и в помине.
— В прогнозе — шторм! — ехидно продолжал дядя Вернон, похлопывая руками. — А этот джентльмен любезно согласился предоставить нам свою шлюпку!
К ним и в самом деле вперевалку направлялся беззубый старик, который с едкой ухмылкой махал в сторону утлой лодчонки, прыгавшей на привязи в свинцово-серой воде залива.
— Я тут уже кое-что прикупил сухим пайком, — сказал дядя Вернон, — так что — по местам!
В лодке все немедленно промёрзли до костей. Промозглый ветер швырял воду в лицо пригоршнями; ледяные брызги, смешанные с дождём, пробирались за шиворот. Казалось, прошло несколько часов, прежде чем они достигли, наконец, утёса. Дядя Вернон, оскальзываясь на камнях, первым поднялся к полуразрушенной хибарке.
Изнутри вид был не менее ужасный. Запах гниющей морской травы насквозь пропитал старые деревянные стены; сквозь щели посвистывал ветер. Давно не топленый камин зиял холодной чёрной дырой. Комнат было всего две. В «сухом пайке» оказалось по пакету картофельных хлопьев на каждого и четыре банана. Дядя Вернон попробовал развести огонь, но пустые пакеты из-под хлопьев только сморщились и почернели.
— А что, я бы, пожалуй, не отказался от парочки писем! — весело воскликнул он.
Настроение у него было просто чудесное. Он, очевидно, рассчитывал на то, что никто, каким бы настойчивым он ни был, не полезет в такую погоду на эту скалу только для того, чтобы доставить почту. Гарри оставалось лишь молча согласиться, хотя лично ему никакой радости подобная мысль не принесла.
Ближе к ночи налетел предсказанный шторм. Ветер срывал с волн пенные гребешки и кидал их в ветхие стены, завывал в щелях и гремел рассохшимися оконными рамами. Тётя Петуния раздобыла во второй комнате пару прогнивших одеял и устроила на изъеденном молью диване постель для Дадли. Потом она и дядя Вернон удалились за перегородку на кровать с выскочившими пружинами, оставив Гарри отыскивать для себя самый мягкий уголок на полу, чтобы свернуться там калачиком под самым тонким, самым грубым одеялом.
Шторм продолжал набирать силу. Гарри не мог уснуть. Он дрожал и крутился под своим одеялом, пытаясь согреться. В животе у него громко урчало от голода. Когда время уже шло к полуночи, низкие раскаты грома начали заглушать храп Дадли. Взглянув на светящийся циферблат часов на свесившейся с дивана руке Дадли, Гарри узнал, что его одиннадцатый день рождения настанет через десять минут. Он лежал, глядел, как убегающие секунды приближают новый день, и думал о том, вспомнят ли Дурсли, что это будет за день, и о том, где сейчас мог быть его таинственный корреспондент.
Ещё пять минут. Снаружи раздался какой-то скрип. Хоть бы крыша не обрушилась; с другой стороны, может быть, тогда ему стало бы потеплее. Четыре минуты. А вдруг в их доме в Оградном проезде будет столько писем, когда они вернутся, что он сможет изловчиться и стянуть одно так, чтобы никто не заметил?
Три минуты. Что это так сильно хлопнуло за стеной? Наверное, волны бьются о камни. А этот хруст (две минуты), очень странный хруст, он откуда? Отломился кусок скалы?
Через минуту ему станет одиннадцать. Тридцать секунд… Двадцать… Десять… Девять… Можно разбудить Дадли — просто для смеху… Три… Две… Одна…
БА-БАХ.
Вся лачуга вздрогнула от чудовищного удара. Гарри как подбросило; он сел и уставился на дверь. За дверью кто-то был, и явно собирался зайти.
Глава четвёртая. Главный ключник
БА-БАХ! В дверь продолжали ломиться. Дадли тоже вскинулся.
— Какая пушка? — сказал он сонно.
За перегородкой что-то рухнуло, и в комнату боком влетел дядя Вернон. В руках он держал ружьё — теперь было понятно, что он принёс с собой в длинном узком свёртке.
— Кто там? — заорал он. — Предупреждаю — я вооружён!
На мгновение настала тишина. И вдруг…
ТР-РАХ!
Кто-то ударил в дверь с такой силой, что начисто снёс её с петель. Со страшным грохотом она плашмя упала на пол.
На пороге стоял великан. Лицо его почти скрывалось за лохмами длинных нечёсаных волос и косматой бородой, торчащей во все стороны, но сквозь всё это можно было различить мрачно поблёскивающие глаза — как два чёрных жука.