— Уж не хотите ли вы мне сказать, — заворчал он на них, как голодный волк, — что этот парень — этот вот парень! — ничего, НИЧЕГОШЕНЬКИ не знает???
Гарри решил, что это всё-таки немножко слишком. В конце концов, в школе у него были довольно приличные отметки.
— Я что-то знаю, — сказал он. — Я, между прочим, примеры могу решать, и вообще.
Хагрид отмахнулся от него и пояснил:
— Да нет, про наш мир. То есть, твой мир. Мой мир. Твоих родителей мир.
— Какой ещё мир?
Похоже было, что Хагрид сейчас взорвётся.
— ДУРСЛИ!!! — загрохотал он.
Дядя Вернон, очень побледневший, прошептал что-то похожее на «мвям-мвям-бвям».
Хагрид ошарашенно смотрел на Гарри.
— Ну хоть про маму с папой-то тебе рассказывали, так? Они же ведь знаменитые. Почти как ты.
— Что? Мои… Мои папа и мама никакими знаменитыми не были!
— Не знает… совсем ничего не знает…
Хагрид крутил пальцами бороду, глядя на Гарри, словно только что его заметил.
— Ты, значит, и не догадываешься, кто ты такой? — вымолвил он наконец.
К дяде Вернону внезапно вернулся дар речи.
— Ни слова! — приказал он. — Ни слова больше, уважаемый! Я запрещаю Вам рассказывать мальчишке что-либо!
Под испепеляющим взглядом Хагрида увял бы и гораздо более храбрый человек, чем Вернон; когда Хагрид снова заговорил, ярость сквозила в каждом его звуке.
— Так ты ему не сказал? Так и не рассказал ему, что было в том письме, которое Дамблдор для него оставил? Я ведь там был! Я, Дурсли, своими глазами видел, как он его оставлял! И всё это время вы от него скрывали?
— Скрывали что? — жадно спросил Гарри.
— НЕ СМЕТЬ! ЗАПРЕЩАЮ! — в панике заверещал дядя Вернон.
Тётя Петуния слабо вскрикнула.
— А шли бы вы оба… башкой в кастрюлю, — сказал Хагрид. — Гарри — ты колдун.
В комнате стало тихо; было слышно только, как бьётся о скалы море да гудит ветер.
— Я… кто? — задохнулся Гарри.
— Колдун, ясно дело, — сказал Хагрид, устраиваясь на диване, который застонал и просел ещё ниже, — и должно быть, недурственный, особливо ежели тебя поднатаскать слегонца. С такими родителями, кем же тебе ещё быть? Да, кстати, сдаётся мне, что давно пора бы тебе твоё письмо получить.
И в протянутую руку Гарри лёг вожделенный жёлтый пергаментный конверт, надписанный изумрудно-зелёными чернилами: «Г. Поттеру, на Полу в Маленькой Комнате, Лачуга на Скале, Посреди Моря». Он вытянул письмо и прочёл:
Хогвартская школа
Чародейства и Волшебства
Директор: АЛЬБУС ДАМБЛДОР
(Кавалер ордена Мерлина первой категории, Великий Маг, Верховный Чародей, Всемогущий Волшебник, член Международной Ассоциации Колдунов)
Уважаемый г-н. Поттер:
Настоящим имеем честь уведомить, что Вы приняты в Хогвартскую школу Чародейства и Волшебства. Прилагаем также список учебников и прочих необходимых принадлежностей.
Начало учебного года — 1 сентября. Ожидаем Вашей ответной совы не позднее 31 июля.
С совершенным почтением —
Минерва Макгонагелл,
Заведующая учебной частью.
В голове у Гарри роились сотни вопросов, сталкиваясь и разрываясь, как ракеты во время салюта, так что он никак не мог сообразить, какой задать первым. Через пару минут он выпалил, запинаясь:
— Как это — ответной совы?
— Ух, горгона гремучая, чуть не забыл! — заволновался Хагрид, хлопнув себя по лбу с такой силой, какой было бы довольно, чтобы сбить лошадь с копыт. Из ещё одного кармана он вытащил сову — настоящую, живую сову, слегка потрёпанную — длинное гусиное перо и свиток пергамента. Высунув от усердия язык, он накарябал следующее послание, которое Гарри сумел прочесть вверх ногами:
Дорогой профессор Дамблдор!
Письмо Гарри вручил.
Завтра едем за покупками.
Погода жуткая. Надеюсь, у Вас всё в порядке.
Хагрид
Свернув записку в трубочку, Хагрид протянул её сове, которая зажала её в клюве, шагнул к двери и выкинул сову прямо под дождь. Потом вернулся и сел на место — как будто только что сделал телефонный звонок, не более того. Гарри осознал, что у него открыт рот, и поспешно его закрыл.
— О чём это бишь я? — осведомился Хагрид, и тут дядя Вернон, мертвенно бледный, но очень рассерженный, выдвинулся в полукруг света перед камином.
— Никуда он не поедет, — заявил он.
Хагрид крякнул.
— Полюбуюсь я на тебя, мугля неумытого, как ты ему мешать собираешься, — сказал он.
— Кого? — поинтересовался Гарри.
— Мугли, — сказал Хагрид, — это так мы зовём всякий неволшебный сброд, вроде них. И это ж надо было, чтобы тебе пофартило вырасти в семье самых наимуглистых муглей, которых только свет видывал.