— Я только хотел посмотреть, как бы мне сглазить Дадли.
— Не то, чтобы я не был двумя руками за, но на муглях колдовство применять запрещается. Если не считать экстренных случаев, конечно, — строго сказал Хагрид. — Да и не получится у тебя, тебе ещё до такого учиться и учиться.
Купить золотой котёл Хагрид тоже не позволил («Сказано же в списке — оловянный!»), зато они приобрели отличные весы для отмеривания составляющих в зелья и складной медный телескоп. Потом они посетили аптеку, в которой было так интересно, что Гарри почти забыл про жуткую вонь, стоявшую внутри — как смесь тухлых яиц и гнилой капусты. На полу стояли бочки чего-то склизкого; полки были заставлены банками с травами, корнями и разноцветными порошками; с потолка свисали связки перьев и гирлянды клыков и когтей. Пока Хагрид получал у продавца незатейливые припасы для первых зелий Гарри, сам Гарри изучал серебристые рога единорогов (двадцать один галеон за штуку) и крохотные, чёрные, блестящие тараканьи глаза (пять кнутсов черпак).
Когда они вышли из аптеки, Хагрид снова сверился со списком.
— Ну, одна палочка осталась… Стой, погоди! Я ж тебе ещё подарок не купил, на день рождения.
Гарри покраснел.
— Хагрид, ты вовсе не должен…
— Мало ли, чего я не должен. Вот что, подарю-ка я тебе зверюшку. Только не жабу, они уж сто лет как из моды вышли, тебя ещё засмеют, чего доброго… А кошек я не выношу, я от них чихаю. Я тебе сову куплю. Всем детишкам сов хочется, да и полезные они — жуть. И письма носят, и вообще.
Через двадцать минут они покидали «Совешник», где было темно, со всех сторон раздавался шорох и хлопанье крыльев и смотрели, подмигивая, ярко светящиеся глаза. Гарри нёс под мышкой большую клетку, в которой сидела чудная снежно-белая полярная сова. Она крепко спала, засунув голову под крыло. Гарри заикался, как профессор Квиррел, пытаясь выразить Хагриду свою благодарность.
— Ну уж ладно тебе, — сказал Хагрид с напускной серьёзностью. — Сдаётся мне, что Дурсли тебя подарками не избаловали. Ну, теперь только к Оливандеру. Он один теперь здесь приличными палочками торгует, Оливандер-то, а палочку тебе надо самую наилучшую.
Волшебная палочка… Вот чего Гарри хотелось больше всех остальных вещей. Последняя лавка выглядела слегка запущенно. На вывеске облупившимися золотыми буквами было написано: «Оливандер. Мастера по волшебным палочкам. Лучшее качество — с 382 г. до н. э.». В витрине, на выцветшей бархатной подушечке, лежала одна-единственная палочка.
Когда они переступили порог, где-то в глубине зазвякал колокольчик. Лавка была крохотная, никакой мебели в ней не было, если не считать одинокого стула с тонкими витыми ножками, на который Хагрид уселся, пока они ждали хозяина. У Гарри было странное чувство, будто они пришли в какую-то библиотеку с очень строгими порядками; он проглотил все новые вопросы, которые просились ему на язык, и занялся рассматриванием тысяч маленьких узких коробочек, аккуратно сложенных в стопки до самого потолка. По коже у него отчего-то побежали мурашки. Даже затхлый воздух и почтительная тишина вокруг, казалось, были пронизаны таинственным волшебством.
— Добрый день, — негромко произнёс кто-то.
Гарри подскочил на месте. Хагрид, похоже, тоже подскочил — раздался громкий хруст, и он поспешно слез с хлипкого стула.
Перед ними стоял пожилой человек; его широкие, белесоватые глаза горели в полутьме лавки, как две полных луны.
— Здравствуйте, — неловко вымолвил Гарри.
— Ах да, — продолжал человек, — да. Конечно. Я так и думал, что вскорости вас увижу. Гарри Поттер, — это был не вопрос, а утверждение. — У вас глаза Вашей матери. Я помню, как она пришла ко мне за своей первой палочкой, словно это было вчера. Десять дюймов с четвертью, мягкая, ивовая. Отличная палочка для наговорной работы.
Он придвинулся ближе к Гарри. Гарри захотелось, чтобы он наконец моргнул — эти серебристые немигающие глаза нагоняли на него страх.
— Отец Ваш, напротив, предпочёл палочку красного дерева. Одиннадцать дюймов, пластичная. Помощнее, и незаменима для превращений. Это я так говорю — он предпочёл, на деле же, конечно, палочка колдуна выбирает.
Мистер Оливандер подходил всё ближе и ближе, пока он и Гарри не очутились нос к носу. На Гарри глядели два его двойника, отражавшихся в туманных глазах хозяина.
— А вот сюда…
Мистер Оливандер ощупал своим длинным белым пальцем шрам-молнию.