— А твоя семья — они что, все колдуны? — спросил Гарри, которому Рон казался не менее интересным, чем он сам казался Рону.
— Э-э… да, наверное, — сказал Рон. — У мамы, вроде бы, есть троюродный брат, который работает бухгалтером, но мы о нём никогда не говорим.
— Ты, небось, уже знаешь разное там волшебство…
Уизли, очевидно, и были одной из тех старых колдовских семей, о которых говорил бледный мальчик в Диагоновом переулке.
— А про тебя говорят, что ты пошёл жить с муглями, — сказал Рон. — Ну, и как они?
— Просто ужас — то есть, не все, конечно. Но мои дядя и тетя, и двоюродный брат — ещё как. Хотел бы я иметь трёх братьев-колдунов!
— Пятерых, — сказал Рон. Он почему-то помрачнел. — Я в семье шестой, кто идёт в Хогвартс. Можно сказать, на меня возложены большие обязанности. Билл и Чарли уже закончили. Билл был староста, а Чарли — капитан сборной колледжа по квиддичу. Теперь Перси префектом сделали. Фред и Джордж — они, конечно, хулиганят порядочно, но у них всегда хорошие отметки, и с ними всем всегда весело. Теперь они ждут, что у меня всё тоже будет отлично. А если и будет — ну и что, ничего такого, потому что они уже были первые. И мне никогда не достаётся ничего нового, с пятью-то братьями. От Билла ко мне перешла его старая мантия, от Чарли — палочка, а от Перси — старая крыса.
Он полез в карман курточки и вытащил оттуда за хвост крепко спящую жирную серую крысу.
— Его зовут Скабберс, и пользы от него никакой. Он вообще почти не просыпается. За то, что Перси стал префектом, папа купил ему сову, а на меня денег не хва… В общем, я получил Скабберса.
У Рона порозовели уши. Он, кажется, решил, что сболтнул чего-то лишнего, и снова отвернулся к окну.
Гарри вовсе не считал, что когда нет денег на сову — это почему-то стыдно. У него-то никогда в жизни никаких денег не было, по крайней мере до прошлого месяца. Он так Рону и объяснил, а потом рассказал, как ему приходилось донашивать одежду за Дадли и какие подарки Дурсли дарили ему на дни рождения. Рон заметно повеселел.
— … А потом Хагрид и говорит: «Как, ты не знаешь, что ты колдун, и про своих родителей, и про Вольдеморта…»
Рон ахнул.
— Ты чего? — спросил Гарри.
— Ты произнёс имя Сам-Знаешь-Кого! — сказал Рон, со страхом и уважением одновременно. — Я думал, что уж тебе-то…
— Да я его произнёс, не чтобы показать, какой я смелый, или что, — сказал Гарри.
— Просто я не знал раньше, что так не делают. Вот же я и говорю — мне ещё столько учиться… Спорим, — добавил он, пытаясь высказать то, что в последнее время очень его беспокоило, — спорим, я в классе буду хуже всех.
— А вот и нет. Знаешь, сколько ребят приходит из муглевых семей, и очень быстро всему научаются.
Пока они болтали, поезд уже проехал через предместья Лондона. Они неслись мимо зелёных лугов, на которых паслись стада коров и овец. Некоторое время они помолчали, глядя в окно на мелькающие поля и просёлки.
Примерно в половине первого в коридоре раздался ужасный лязг и грохот, и улыбающаяся женщина с ямочками на щеках распахнула дверь в их купе.
— Не хотите ли чего-нибудь с тележки, мальчики? — спросила она.
Гарри, который в тот день ещё не завтракал, сразу же вскочил, а у Рона опять покраснели уши, и он пробормотал, что у него с собой бутерброды.
Пока Гарри жил у Дурсли, ему никогда не давали денег на сладости, но теперь в карманах у него побрякивали монетки — и золотые, и серебряные, и он приготовился накупить столько батончиков «Марс», сколько в руках поместится. Но женщина батончики не продавала. На тележке были «Мармеладки Берти Боттс — на любой вкус», «Лучшая жевательная резинка Друбля», шоколадные жабы, тыквенные слойки, кексы в виде котлов, лакричные волшебные палочки и ещё много других странностей, которых Гарри никогда прежде не видал. Боясь что-нибудь упустить, он взял всего понемножку, и заплатил женщине одиннадцать серебряных сиклей и семь медных кнутсов.
Рон смотрел, не отрываясь, как Гарри внёс своё сладкое богатство в купе и высыпал на свободное сиденье.
— Ты что, голодный?
— Ещё какой, — ответил Гарри, вгрызаясь в тыквенную слойку.
Рон достал помятый пакет и развернул его. Внутри было четыре бутерброда. Он разнял один из них и грустно сказал:
— Она опять забыла, что я не люблю варёное мясо.
— Сменяемся? А я тебе дам вот это, — сказал Гарри, протягивая Рону слойку. — Давай!
— Да ну, зачем тебе это. Бутерброды такие сухие, — сказал Рон. — У неё просто времени не хватает, — быстро добавил он, — с нами-то пятерыми.
— Да ладно тебе, возьми тогда просто так, — сказал Гарри, у которого впервые в жизни было что-то, чем он мог с кем-то поделиться — а если задуматься, то и кто-то, с кем поделиться хотелось. Ему было удивительно приятно сидеть рядом с Роном, поедая слойки, кексы, пирожки и конфеты. О бутербродах они больше не вспоминали.