Её глаза задержались на мантии Невиля, застёгнутой под его левым ухом, и на испачканном носе Рона. Гарри тщетно попытался пригладить волосы.
— Как только всё будет готово, я за вами приду, — сказала профессор Макгонагелл. — А пока прошу вас соблюдать тишину.
И она вышла из комнаты. Гарри сглотнул.
— А как это они собираются нас разобрать? — спросил он у Рона.
— Наверно, экзамен какой-нибудь. Фред говорит, что это жутко больно. Шутит, небось, как обычно.
Сердце у Гарри упало. Экзамен? Перед всей школой? Но он же ещё никакого колдовства не знал — что же он сможет сделать? Он никак не ожидал ничего подобного так скоро после прибытия. В волнении он начал оглядываться, и увидел, что остальные напуганы ничуть не меньше. Почти все молчали, кроме Гермионы Грейнджер, которая быстро-быстро шептала что-то о заклинаниях, которые она успела выучить. Гарри изо всех сил старался её не слушать. Никогда в жизни он не боялся так, как сейчас — даже когда нёс к Дурсли записку, в которой сообщалось, что он каким-то образом перекрасил парик учительницы в синий цвет. Он не сводил глаз с двери. Сейчас, сию минуту, вернётся профессор Макгонагелл, и тогда ему конец.
И тут случилось нечто такое, от чего он подпрыгнул в воздух чуть не на полметра.
Некоторые ребята завизжали.
— Это ещё что? — ахнул он, и не он один.
Сквозь дальнюю стену вдруг просочились не меньше двадцати призраков. Они были молочно-белые и наполовину прозрачные, и плыли себе в воздухе, разговаривая между собой и не обращая на них никакого внимания. Похоже было, что они продолжали какой-то спор. Один из них, похожий на низенького толстого монаха, говорил:
— Забыть да простить, вот что я скажу. Надо дать Брюзге возможность исправиться.
— Дорогой Брат, мы ему давали уже предостаточно возможностей. Сколько можно? Из-за него на нас всех смотрят искоса, а он, если разобраться, к тому же вовсе и не призрак… Эй, а вам здесь чего надо?
Призрак в лосинах и жабо наконец заметил первогодков.
Ответа ему не последовало.
— Пополнение! — широко улыбаясь, объявил Толстый Монах. — Разбора ожидаете, верно я говорю?
Кто-то молча кивнул.
— Надеюсь видеть вас в Хафлпафе! — сказал Монах. — Я его кончал когда-то, между прочим.
— Ну, а теперь пролетайте, — произнёс чей-то резкий голос. — Церемония Разбора сейчас начнётся.
Это вернулась профессор Макгонагелл. Призраки один за другим исчезли в противоположной стене.
— Постройтесь в линейку, — сказала первоклассникам профессор Макгонагелл, — и следуйте за мной.
Чувствуя, будто ноги у него налились свинцом, Гарри встал за светловолосым мальчиком, Рон встал за ним, и они вышли из комнаты, снова прошли через прихожую, а потом, через двойные двери, вошли в парадный зал.
Гарри никогда и представить себе не мог, что возможно на свете такое странное великолепие. Зал был освещён многими тысячами свеч, висевшими в воздухе над четырьмя длинными столами, за которыми сидели остальные ученики. Столы были уставлены тускло отблёскивающими золотыми блюдами и кубками. Во главе зала стоял ещё один стол, за которым сидели учителя. Профессор Макгонагелл подвела первоклассников к этому столу, так что они оказались лицом к ученикам, а учителя были у них за спиной. Сотни лиц глядели теперь на них, похожие на бледные лампады в дрожащем свете свечей. Там и сям среди учеников сияли туманным серебром призраки. Чтобы не смотреть в это множество глаз, Гарри поднял голову и увидел бархатную черноту, усеянную мириадами звёзд.
Сбоку послышался шёпот Гермионы:
— Потолок зачарован, чтобы выглядеть так же, как небо над крышей. Я в книжке читала — «Хогвартс, исторические очерки».
Было невозможно поверить, что над ними и в самом деле был потолок, и что Большой Зал не был просто открыт небесам.
Гарри быстро опустил глаза и успел заметить, как профессор Макгонагелл поместила перед ними четырёхногий табурет. Сверху на табурет она положила островерхую колдовскую шляпу. Шляпа была старая, в заплатах, местами просетившаяся и невероятно грязная. Тётя Петуния ничего подобного и близко к дому бы не подпустила.
«Наверное, нужно достать из неё кролика», — подумал ни с того ни с сего Гарри. Он заметил, что все глаза теперь были устремлены на шляпу, и тоже стал на неё смотреть. Несколько секунд в зале стояла полная тишина.