До ГАРРИ доходит смысл слов ДРАКО.
ГАРРИ: Нотт работал на тебя?!
ДРАКО: Нет. На отца. Отец любил владеть разными штуковинами, которых не было больше ни у кого. А министерские Маховики времени — спасибо Прорицату! — были для него всего лишь скучными безделушками. Ему нужна была возможность переноситься во времени дальше, чем на час, он хотел отматывать в прошлое целые годы… Он им так никогда не воспользовался. Думаю, он втайне предпочитал мир без Волан–де–Морта. Но — да, Маховик времени делали для него.
ГАРРИ: И он у тебя?..
ДРАКО достаёт Маховик времени.
ДРАКО: Никакой проблемы пяти минут. Ещё и с золотистым блеском — всё, как любят Малфои. Чего скалишься?
ГАРРИ: По–моему, главной причиной, по которой Гермиона сохранила первый Маховик времени, была боязнь того, что может всплыть и второй. Между прочим, если придраться, то тебя легко можно отправить в Азкабан.
ДРАКО: Ты ещё прикинь, что можно выбирать разные варианты развития событий. Прикинь, что случилось бы, если бы люди знали, что я могу путешествовать во времени. Прикинь, какие слухи вспыхнули бы с новой силой.
ГАРРИ глядит на ДРАКО, прекрасно его понимая.
ГАРРИ: Скорпиус?
ДРАКО: Мы могли иметь детей — но у Астории со здоровьем были нелады. Испорченная проклятием кровь, серьёзное недомогание. Проклятие наложили на её предка, но отголоски зацепили и её саму. Ну, знаешь, как это всё может проявляться в последующих поколениях…
ГАРРИ: Сочувствую, Драко…
ДРАКО: Я не хотел рисковать её здоровьем и говорил, что для меня не имеет значения то, что на мне прервётся род Малфоев… что бы там ни говорил отец. Но Астория — она хотела ребёнка не для продолжения рода Малфоев, не для чистоты крови и не для славы. Она хотела его просто для нас. И вот Скорпиус, наш ребёнок, родился! Это был лучший день как в моей, так и в её жизни, хотя после родов Астория очень ослабела. Мы все трое тогда перебрались в одно укромное место, я хотел, чтобы она поправила своё здоровье — и вот тогда начались слухи…
ГАРРИ: Даже представить не могу, как вы себя чувствовали.
ДРАКО: Астория всегда знала, что до старости ей дожить не суждено. Она хотела, чтобы у меня кто–то остался, когда она уйдёт из жизни, потому что… потому что быть Драко Малфоем означает быть невероятно одиноким. Меня всегда будут подозревать. От прошлого не убежишь. Хуже того: я никогда не понимал, что, пытаясь защитить его от этого мира, полного сплетен и наговоров, я был обречён на то, что мой сын будет окутан целым облаком подозрений — даже худших, чем когда–либо пришлось пережить мне.
ГАРРИ: Любовь ослепляет… Мы оба пытались дать нашим сыновьям не то, что было нужно им, а то, что было нужно нам. Мы так зациклились на том, чтобы переписать собственное прошлое, что отравили им настоящее.
ДРАКО: Вот почему тебе нужна эта штука. Я держал её у себя, изо всех сил пытаясь противостоять искушению её использовать — при том, что я душу продал бы, лишь бы провести ещё минуту с моей Асторией.
ГАРРИ: Ох, Драко… Нам — нельзя. Использовать его нельзя ни тебе, ни мне.
ДРАКО переводит взгляд на ГАРРИ — и в первый раз в жизни эти заложники собственной судьбы смотрят друг на друга как друзья.
ДРАКО: Мы должны их найти — сколько бы времени это ни заняло, хоть века. Мы должны найти наших детей…
ГАРРИ: Мы понятия не имеем ни где они находятся, ни в каком времени. Обыскивать время, не зная даже приблизительных координат, — это мартышкин труд. Боюсь, нам не помогут ни любовь, ни Маховик времени. Теперь всё зависит от наших ребят — только они могут нас спасти.
АКТ ЧЕТВЕРТЫЙ, СЦЕНА ПЯТАЯ
ГОДРИКОВА ВПАДИНА, НЕПОДАЛЁКУ ОТ ДОМА ДЖЕЙМСА И ЛИЛИ ПОТТЕРОВ, 1981 ГОД
АЛЬБУС: Ну что, будем всё рассказывать дедушке и бабушке?
СКОРПИУС: О том, что они никогда не смогут любоваться тем, как растёт их сын?
АЛЬБУС: Бабушка сможет это пережить… Я это точно знаю, ты же её видел…
СКОРПИУС: Альбус, она выглядит просто замечательно, и на твоём месте я бы заставил себя рассказать ей о том, что произойдёт. Но ведь ей ещё предстоит просить Волан–де–Морта оставить Гарри в живых, она должна будет думать, что он может умереть, и с твоей стороны это будет наихудший из возможных спойлеров, который, к тому же, никогда не сбудется.
АЛЬБУС: Дамблдор! Он ведь сейчас жив! Мы можем подключить Дамблдора, рассказать ему всё — так же, как ты рассказал Снеггу!
СКОРПИУС: Не уверен, что мы можем так рисковать, сообщая ему, что твой отец выживет и что у него будут дети.
АЛЬБУС: Но он же Дамблдор! Он всё разрулит!
СКОРПИУС: Альбус, о том, что́ именно знал Дамблдор, как он это узнавал и почему он делал то, что делал, написаны многие десятки книг. Но единственная правда заключается в том, что он что–то делал исключительно потому, что должен был так поступать. Так что пусть ведёт свою игру, я не собираюсь рисковать и путать ему все карты. В случае со Снеггом я мог попросить о помощи, потому что был в параллельной реальности. А сейчас мы — не в ней. Сейчас мы в прошлом. Подчистки во времени лишь создают дополнительные проблемы; уж если наши приключения чему–то нас и научили, то именно этому. Любые попытки кому–нибудь что–нибудь рассказать будут иметь слишком опасные последствия для времени.
АЛЬБУС: Тогда придётся говорить с кем–нибудь в будущем. Надо передать отцу послание.
СКОРПИУС: У нас нет совы, которая умеет летать через время. А у него нет Маховика времени.
АЛЬБУС: Если мы найдём способ передать отцу послание, то он найдёт способ сюда добраться. Даже если ему самому придётся смастерить Маховик времени.
СКОРПИУС: Мы пошлём ему воспоминание — типа как с Омутом памяти, только по–другому: прямо над ним станем и будем передавать сообщение, надеясь, что оно всплывёт в памяти как раз в нужный момент. Я понимаю, что это маловероятно, но что делать… Станем над ребёнком и просто будем громко повторять: НА ПОМОЩЬ! НА ПОМОЩЬ! НА ПОМОЩЬ! Хотя ребёнок, пожалуй, может немножко испугаться…
АЛЬБУС: Ага, ну совсем немножко.
СКОРПИУС: Ну, небольшой испуг сейчас — это ерунда по сравнению с тем, что произойдёт потом. И вообще, может, он подумает тогда… в смысле, позже… может, он вспомнит наши лица, кричащие…
АЛЬБУС: «…на помощь».
СКОРПИУС глядит на АЛЬБУСА.
СКОРПИУС: Ты прав. Это дебильная идея.
АЛЬБУС: Одна из худших твоих идей за всю жизнь.
СКОРПИУС: Придумал! Мы сами его доставим, подождём сорок лет — и доставим!
АЛЬБУС: Без шансов: как только Делфи скорректирует время так, как ей нужно, она целые армии отправит, чтобы нас нашли и укокошили.
СКОРПИУС: Ну а что тогда — так и будем скрываться в этой дыре?
АЛЬБУС: Ага, забиться вместе в норку на сорок лет — хрен редьки не слаще… Тем более что нас обязательно найдут и прикончат, и тогда время полетит ко всем чертям. Нет, нам нужно что–нибудь такое, что мы можем держать под контролем, о чём мы точно будем знать, что он на него наткнётся в нужное время. Нам надо…
СКОРПИУС: Да ни фига подобного у нас нет. Кстати, если выбирать, с кем на па́ру встречать приход вечного мрака, я выбрал бы тебя.
АЛЬБУС: Ты только не обижайся, но я всё–таки выбрал бы кого–нибудь более солидного и более опытного в магии.
ЛИЛИ выходит из дома с МЛАДЕНЦЕМ ГАРРИ в коляске и тщательно расправляет на нём одеяльце.
Его одеяло… Она укутала отца в его одеяло…
СКОРПИУС: Ну а что, сегодня вообще–то прохладно…
АЛЬБУС: Отец всегда говорил, что это единственная вещь, которая у него осталась от его мамы. Смотри, с какой любовью бабушка его укутывает! Ему было бы приятно об этом услышать; если всё закончится благополучно — с удовольствием расскажу.
СКОРПИУС: А я бы своему отцу с удовольствием рассказал… впрочем, не уверен. Скорее я сказал бы ему, что иногда могу быть храбрее, чем он думает.
АЛЬБУСУ на ум приходит мысль.
АЛЬБУС: Скорпиус, мой отец до сих пор хранит это одеяло!
СКОРПИУС: Не сработает. Если мы напишем послание на нём, пускай даже самыми маленькими буквами, он слишком скоро его прочтёт. И время перекорёжится.