Трудно даже представить, что я пережила. Когда силы колотить в дверь у меня иссякли так же, как и слезы, я дрожащей рукой вытерла глаза и при бледном свете фонарика постаралась кое-как осмотреть место своего заключения. Я надеялась, что смогу найти в еще не разобранных сундуках хоть какой-нибудь предмет, острый и тонкий, чтобы развинтить к черту проклятый замок и старинные дверные петли. На мое счастье, в первом же из обитых кожей ящиков нашлись какие-то железки, скрученные под странным углом. Я жадно схватила одну из них, но она выскользнула у меня из рук, как живая, и канула в темный угол за сундуком, издавая издевательское гудение. Пыхтя, держа в зубах фонарик, я с трудом сдвинула с места проклятый тяжелый ящик; железные застежки расцарапали мне всю щеку, но я углядела беглую железяку, которая торчала из дырки в полу. Подергав за серебристую ножку все еще противно зудящий потенциальный инструмент моего спасения, я убедилась, что он накрепко застрял, но отчаяние довело меня до такого приступа ярости, в котором я могла разрушить весь дом, не заметив этого, поэтому я поднатужилась и, просипев сквозь зубы и торчащий между ними фонарик несколько не слишком хороших слов, выдернула дурацкую вещицу из щели в половицах.
Эффект получился ошеломляющий. Меня отбросило назад, падая, я своротила сундук и, кажется, один из шкафчиков, в ящиках которого что-то покатилось и разбилось с оглушающим звоном. Я стукнулась головой о витую стойку тяжелого подсвечника, а локтем – о полку с журналами по той самой Трансфигурации. Журналы посыпались на меня, я замахала руками, пытаясь спастись от страшных шелестящих пергаментных листов, осыпающих мне лицо, засучила ногами, пытаясь найти опору, и – угодила пяткой в какую-то дыру.
Когда я, вся в синяках и остатках паутины, до которой не успела добраться за эти два дня, наконец, нащупала фонарик, то силы меня уже почти окончательно покинули, а отчаяние подступило комком к горлу. Нога, застрявшая в той же самой щели, в которую провалилась предательская железка, была вся исцарапана и покрыта кровью. В полу зияла дыра, а говорливого серебристого инструмента, из-за которого заварилась вся эта каша, и след простыл. Трясясь от бессилия и боли, я вытирала подолом халата кровь и слезы, пока при свете фонарика не обнаружила, что из дыры-ловушки в полу что-то торчит. Я всхлипнула, подползла ближе и подергала странный темный предмет, пока окончательно не выломала его из деревянного плена.
Это оказался дневник.
Большой, в темно-бордовой кожаной обложке с облезшим золотым тиснением по краю, он был покрыт толстым слоем пыли и только что налипших на него щепок. Бока его были изрядно вытерты, нитки, прошивавшие переплет, торчали вкривь и вкось, а на месте замка красовалась большая старинная сургучная печать с изображением поднявшегося на задние лапы какого-то неразборчивого геральдического животного. Взяв его в руки, я, несмотря на отчаянную ситуацию, в которой оказалась, внезапно забыли и о предательской двери, и о зловредном привидении. Тайна, скрытая под обложкой, поманила меня так отчаянно, что я, не осознавая того, что, возможно, стараниями здешнего призрака, унесу ее с собой в могилу, жадно рванула перепонку, скрепленную печатью. Не обращая внимания на остатки алого сургуча, заползшие под ногти, я дернула слипшиеся страницы и наткнулась на совершенно чистые, хоть и изрядно пожелтевшие листки. Но я не испытала потрясения. Уже привыкнув воспринимать все, окружающее меня в этом доме, как безумную адскую сказку, пусть и пытающуюся меня убить, я знала, что она будет играть со мной по своим, сказочным правилам. Идея осенила меня внезапно, так же как и воспоминание о том, как дверь этого чулана неожиданно открылась для нас с Дереком. Я поднесла фонарик поближе к бледно-палевой старинной странице и строго произнесла:
"Гарри Поттер!"
Дневник будто ожил в моих руках. Он, похоже, вздохнул, как живой, взбрыкнул ветхим переплетом, зашелестел переворачиваемыми страничками и снова ткнулся мне в руки, но на этот раз доверчиво, как ручная собачонка, а древние страницы потемнели от выступающих на их поверхности вьющихся строчек, выведенных поблекшими чернилами. С легким щелчком вспыхнули старые огарки в подсвечнике за моей спиной. Но не успела я по-настоящему испугаться, как тут же послышался скрип. Я вскинула голову и увидела, как дверь, которую я пять минут назад в отчаянии пинала ногами, приглашающе открылась, точно предлагая перемирие и извиняясь за причиненные неудобства.
И я поняла, что все это – для меня. Я должна прочитать этот дневник во что бы то ни стало. В нем все секреты. И дом сам хочет открыть мне их. Только теперь я осознала, как ошибалась, заподозрив этот дом в желании выпроводить меня вон или вовсе уничтожить. На самом деле все, что он требовал от меня, это – уважение к тем традициям и неизвестным мне тайнам, которые были выше моего понимания. Этот дом сейчас предлагал мне открыть все, что я хотела узнать. Он выбрал меня. Но зачем? Может быть, ему тоже нужна помощь?
Устроившись на сундуке, я начала медленно переворачивать страницы, постепенно погружаясь в совершенно иной мир.
***
Ошарашенная, измученная, с затекшими от долгого сидения на ящике в неудобной позе ногами, я медленно спускалась на кухню, спотыкаясь на каждой ступеньке. Дневник, крепко прижатый к боку локтем, казался мне страшным, невыносимо болезненным грузом. То, что я только что прочитала, ошеломило меня так, словно молния, прошившая землю у меня под ногами. Теперь мне нужно было решать, придавать ли всю эту кошмарную историю огласке, или нет.