Потом, ровно год назад, Гарри получил письмо из "Хогварца", и всё тайное стало явным. Гарри занял подобающее место в колдовской школе, где он сам и его шрам были знамениты... но теперь учебный год кончился, и он на лето вернулся к Дурслеям, и с ним опять обращались как с дурной собакой, которая к тому же извалялась в чем-то вонючем.
Дурслеи даже не вспомнили, что сегодня у Гарри день рождения, и что ему исполняется двенадцать. Конечно, он на многое и не рассчитывал; ему никогда не дарили подарков, а уж тем более не пекли пирог - но все-таки, чтобы совсем забыть...
Как раз когда Гарри это подумал, дядя Вернон важно прокашлялся и сказал:
- Сегодня, как мы все знаем, особенный день.
Гарри поднял взгляд, едва осмеливаясь верить собственным ушам.
- Очень может быть, что этот день станет величайшим днем в моей карьере, - продолжал дядя Вернон.
Гарри снова уткнулся в свой бутерброд. Ну, конечно , - подумал он горько, - дядя Вернон говорил об этом дурацком ужине . Он уже две недели не говорил ни о чем другом. На ужин был приглашен владелец богатой строительной компании с женой, и дядя Вернон очень рассчитывал заключить с ним крупную сделку (компания дяди Вернона производила сверла).
- Пожалуй, нам стоит еще разок прорепетировать, что и как мы будем делать, - решил дядя Вернон. - К восьми часам всем следует занять заранее определенные позиции. Петуния, ты будешь...?
- В гостиной, - с готовностью ответила тетя Петуния, - я буду ждать, чтобы сразу же с милой улыбкой поприветствовать их в нашем доме.
- Отлично, отлично. Дудли, ты?
- Я буду ждать у двери, чтобы вежливо открыть ее перед ними, - Дудли скорчил рожу в противной, жеманной улыбке: - Позвольте взять ваши пальто, мистер и миссис Мэйсон?
- Они от него с ума сойдут! - в восторге закричала тетя Петуния.
- Прекрасно, Дудли, - похвалил дядя Вернон. Затем он повернулся к Гарри. - А ты?
- Я буду у себя в комнате, буду вести себя тихо и делать вид, что меня нет, - без интонации проговорил Гарри.
- Совершенно верно, - с премерзким выражением подтвердил дядя Вернон. Я провожу их в гостиную, познакомлю с тобой, Петуния, и предложу напитки. В восемь пятнадцать...
- Я приглашу всех за стол, - отрапортовала тетя Петуния.
- А ты, Дудли, скажешь...
- Позвольте проводить вас в столовую, миссис Мэйсон? - заученно подал свою реплику Дудли, предлагая свернутую жирным кренделем руку невидимой даме.
- Ах ты мой маленький джентльмен! - едва не прослезилась тетя Петуния.
- А ты? - грозно прищурился на Гарри дядя.
- Я буду у себя в комнате, буду вести себя тихо и делать вид, что меня нет, - скучно пробубнил Гарри.
- Вот именно. Теперь. Следует задуматься, как самым непринужденным образом сказать за ужином несколько комплиментов. Петуния, есть идеи?
- Вернон рассказывал, что вы великолепно играете в гольф, мистер Мэйсон... Расскажите же мне, где вы купили это потрясающее платье, миссис Мэйсон...
- Чудесно... Дудли?
- Как насчет... "Нам в школе задали написать сочинение на тему "Мой герой". Мистер Мэйсон, я написал о вас !"
Это оказалось чересчур как для тети Петунии, так и для Гарри. Тетя Петуния разразилась счастливыми слезами и бросилась обнимать сына, а Гарри быстро нырнул под стол, чтобы никто не увидел, как он давится со смеху.
- А ты, парень?
Пока Гарри выныривал, ему с большим трудом удалось состроить серьезную мину.
- Я буду у себя в комнате, буду вести себя тихо и делать вид, что меня нет, - отбарабанил он.
- И еще как будешь, - с силой подчеркнул дядя Вернон. - Мэйсоны ничего про тебя не знают, и надо, чтобы всё так и оставалось. После ужина ты проводишь их назад в гостиную, Петуния, и предложишь кофе, и тогда я постараюсь как можно естественнее перевести разговор на сверла. Если повезет, я подпишу контракт еще до вечерних новостей. Завтра в это же время мы будем подыскивать себе летний дом на Майорке.
Гарри не мог в полной мере разделить их восторг. На Майорке он будет им нужен еще меньше, чем на Бирючиновой аллее.
- Порядок... Я поехал в город за смокингами. А ты , - окрысился он на Гарри, - ты не путайся у тети под ногами, не мешай приводить в порядок дом.
Гарри вышел через заднюю дверь. День был чудесный, солнечный. Мальчик прошелся по аккуратно подстриженной лужайке, плюхнулся на садовую скамейку и тихонько запел:
- С днем рожденья меня... с днем рожденья меня...
Ни открыток, ни подарков, и вообще он проведет вечер, притворяясь, будто его не существует. Он горестно уставился на живую изгородь. Больше всего из оставленного в "Хогварце", больше даже, чем по квидишу, Гарри скучал по своим лучшим друзьям, Рону Уэсли и Гермионе Грэнжер. А вот они, как оказалось, совершенно по нему не скучали. За все лето он не получил от них ни строчки, хотя Рон обещал пригласить Гарри к себе, погостить.
Бесчисленное множество раз Гарри был готов призвать на помощь свои колдовские навыки, отпереть клетку Хедвиги и послать письма Рону и Гермионе, но всякий раз останавливал себя. Несовершеннолетним волшебникам запрещалась магическая практика вне стен учебного заведения. Гарри не говорил об этом Дурслеям, слишком хорошо зная, что только страх превратиться в навозных жуков удерживает их от того, чтобы запереть его самого в шкафу под лестницей вместе с метлой и волшебной палочкой. Первую пару недель по возвращении домой Гарри доставляло удовольствие бормотать вполголоса всякую ерунду и смотреть, как Дудли на своих жирных ножищах в панике выкатывается из комнаты. Но, из-за отсутствия известий от Рона и Гермионы, мальчик почувствовал себя настолько далеко от колдовского мира, что даже издевки над Дудли потеряли свою прелесть - а теперь вот друзья не поздравили его с днем рождения.
Чего бы он только не отдал за письмо из "Хогварца"... от кого угодно. Он, наверное, не отказался бы даже повидать своего заклятого врага, Драко Малфоя, просто чтобы убедиться, что год в школе не был сном...
И не то чтобы этот год был таким уж радужным. В самом конце последнего семестра Гарри пришлось лицом к лицу столкнуться ни с кем иным, как с самим лордом Вольдемортом. Являясь жалким подобием себя прежнего, Вольдеморт все же был страшен, все же хитер, все же полон решимости вновь обрести власть. Гарри второй раз удалось ускользнуть из его цепких объятий, но удалось лишь чудом, и до сих пор, много недель спустя, мальчик продолжал просыпаться по ночам в холодном поту и все думал о том, где же Вольдеморт скрывается сейчас, вспоминал его злобное лицо, выпученные безумные глаза...