Гарри почему-то вспомнил, что читал, будто Моцарт не любил, когда его называли австрийцем: «Я — зальцбуржец» — говорил он. Сейчас это кажется странным, но во времена Моцарта Зальцбург был независимым государством, точнее, церковным княжеством в составе Священной Римской империи, и Моцарт, видно, не хотел считать себя подданным сильного и кичливого соседа. «Всё-таки надо было выбрать время и зайти в гости к Вольфгангу-Амадею, — думал Гарри, — когда я ещё попаду в Вену? Хотя, с другой стороны, что бы я там увидел? Обычный музей с экспонатами „того времени“, подобранными для туристов. Ведь даже могилы Моцарта не сохранилось, что уж говорить о его личных вещах? Может, и правильно, что не зашёл. Пусть имя Моцарта для меня останется связанным только с его музыкой». Диск был старым и давно знакомым, Гарри, предвкушая удовольствие, ждал, когда подойдёт очередь «Маленькой ночной серенады», но тут пискнул навигатор и предупредил, что пора готовиться к уходу со скоростной трассы. Вскоре появился и поворот, дорога сузилась, вести машину стало сложнее, и музыка отступила на второй план.
Гластонбери оказался крошечным, сонным провинциальным городком. Залитый дождём, он выглядел совершенно пустым, на улицах не было ни души. Гарри с трудом нашёл гостиницу, заглушил мотор и повернулся назад:
— Гермиона, просыпайся, приехали, — тихонько позвал он.
Гермиона, не открывая глаз, сладко потянулась, зевнула, прикрыв рот ладошкой, потом посмотрела в окно:
— Ой, как льёт… Гарри, я у тебя в машине так сладко выспалась под музыку, даже не помню, когда я дома так хорошо спала, спасибо за хорошую езду! — она обняла Гарри и поцеловала за ухом.
— У тебя зонт есть? — спросил Гарри, — иди в гостиницу, а я заберу чемоданы.
Гарри внёс чемоданы в маленький холл гостиницы, отогнал джип на стоянку и вернулся. Гостиница выглядела уютной и приветливой. У входа рядом со стойкой для зонтов стояло несколько пар разноцветных резиновых сапог, видимо, дождь в этих местах был делом привычным. Слева была конторка, за которой что-то старательно писала девушка, одетая в мешковатый свитер и джинсы, а справа была дверь в паб. Паб был совершенно пуст, за стойкой скучал пожилой бармен, который имел явные признаки фамильного сходства с девушкой за конторкой. «Наверное, семейная гостиница, — подумал Гарри, — из поколения в поколения люди занимаются одним и тем же — продают пиво, полируют лестницу из морёного дуба, ведущую на второй этаж, убирают, моют, готовят… И так — всю жизнь! Я бы не смог». Он взглянул в лицо девушки, ожидая увидеть признаки скуки и разочарования, но девушка выглядела весёлой и совершенно довольной жизнью. Поймав его взгляд, она спросила:
— Вы туристы, сэр? Наверное, приехали, чтобы осмотреть аббатство? Не хотите ли приобрести путеводитель и открытки? Совсем недорого…
— Конечно, мисс, спасибо, — сказала Гермиона, — сколько за всё?
— Пять с половиной фунтов… Благодарю вас, мэм, ваша комната на втором этаже справа, отец сейчас отнесёт чемоданы. Если пойдёте гулять, смело выбирайте любые сапоги и зонт, они принадлежат гостинице.
— Спасибо, — сказала Гермиона, листая путеводитель, пахнущий типографской краской, — мы лучше подождём хорошей погоды. Как вы думаете, дождь скоро кончится?
— Дождь обычно кончается к вечеру, — уверенно сказала девушка. — Отдохните с дороги. Сейчас не сезон, туристов немного, а вечером вы, наверное, будете в аббатстве совсем одни. Вы останетесь на ночь?
— Да, мы переночуем у вас, спасибо, — сказал Гарри, — а утром, наверное, вернёмся в Лондон.
Он взял чемоданы и по скрипучей и довольно узкой лестнице поднялся наверх. На втором этаже было всего восемь номеров. Пол был покрыт синтетическим ковром, стены до середины были зашиты дубовыми панелями, а выше побелены. Всё здесь было старомодное, немножко громоздкое, но опрятное, чисто вымытое и уютное.
Оказалось, что в их номере есть камин, в котором сложены полешки, рядом лежат растопка и каминные спички, а справа от латунной решётки стоит тяжеленная кочерга. Гарри подошёл к окну и поднял раму. В комнату хлынул шум дождя и запах сырости. На крыше дома напротив был укреплён флюгер в виде человечка в шутовском колпаке.
— Знаешь, Гарри, а мне здесь нравится, — сказала Гермиона. Она подошла сзади и положила голову ему на плечо, наслаждаясь тишиной и влажным, чистым воздухом. — Вот бы приехать сюда в отпуск и пожить недельки две! И ничего не делать… Вечером пить пиво в пабе, а потом разжигать камин и сидеть перед ним до поздней ночи… Интересно, а глиняные грелки для ног у них есть?
— А вот на стене висят, — показал Гарри, — только я не знаю, настоящие они или декоративные. Вещи разбирать будем?
— Пока дождь не кончится, всё равно на улицу мы не выйдем, — решила Гермиона, — да и вещей-то у нас с тобой немного, давай разбирать. Переодеваться будешь?
Руины аббатства Гластонбери. Современное фото
Как и обещала девушка за конторкой, к вечеру дождь прекратился, выглянуло солнце, и Гарри с Гермионой вышли из гостиницы.
От аббатства Гластонбери не осталось почти ничего. Гарри и Гермиона долго бродили вдоль остатков стен со стрельчатыми арками и колоннами, которые больше ничего не поддерживали, ниш, в которых когда-то стояли статуи святых, мимо поросших травой фундаментов. Наконец они набрели на табличку с надписью о том, что в 1191 году у стены аббатства была найдена гробница короля Артура и королевы Гвиневры, а 19 апреля 1278 года они были перенесены и захоронены на этом месте, где и пролежали до 1539 года — года разрушения аббатства.
— Неужели и правда Артур и Гвиневра нашли здесь последний приют? — печально спросил Гарри, — какое-то мрачное, мёртвое, неуютное место. А ведь совсем недавно я видел их молодыми, весёлыми, полными жизни… Всё-таки путешествия во времени — страшноватая и опасная штука…
— А какими они были, Гарри? — спросила Гермиона, — какими ты их запомнил?
— Ну, Артур — воин, такой добродушный и весёлый здоровяк, лицо и руки все в шрамах, рыжеватые усы и борода, одет очень просто, и держится вовсе не как король. Но, знаешь, в глазах есть что-то такое… неуловимое… Он — властитель, верховный король по праву рождения и по духу. И люди это безошибочно чувствовали. Он прямо-таки источал силу и уверенность…
— А Гвиневра?
— Гвиневра? Гвиневра — красавица. Высокая, стройная, гордая. Между прочим, на Мари-Виктуар очень похожа. Но это — на людях. А когда Артур и Гвиневра отдыхали в своих покоях, они выглядели как простые, спокойные люди. Артур, мне показалось, немного простоват, а Гвиневра более скрытная, она как будто всё время не договаривает что-то… Но может быть, во мне говорит знание того, какая судьба ждёт её после нашей встречи. Всё-таки их роман с Мордредом я не могу себе объяснить… Как она могла сменить Артура на этого… средневекового мачо?
— Но у неё и до Мордреда были любовники, — заметила Гермиона.
— Наверное… Не знаю… Может, были, а может, и не были… В сущности, что мы знаем о Гвиневре? Только легенды, да содержание куртуазных романов, в которых правды на ломаный сикль… Не хочется мне в это верить, пойми, Гермиона. Одно дело читать про каких-то незнакомых людей, умерших полторы тысячи лет назад, и совсем другое, когда ты говорил с ними, сидел за столом, помнишь тепло руки Гвиневры, когда она передавала кольцо, снятое с пальца… Знаешь что? По-моему, это не то место, ну, в смысле, здесь мы не встретим сидов, я не чувствую никакой магии, здесь всё давно умерло, это просто камни, туристическая достопримечательность. Давай попробуем подняться на холм святого Михаила.
Холм святого Михаила. Современное фото
Они вышли из развалин аббатства.