— Галиматья, — тупо ответил ей Гарри.
— Вовсе нет! — возмутилась бледнолицая колдунья.
— Да, нет, Ви, это просто пароль! — успокоила её Толстая Дама и развернулась на шарнирах, чтобы пропустить Гарри.
Звуковая волна, ударившая Гарри в уши, чуть не сбила его с ног. Не успел он оглянуться, как его втащила в комнату добрая дюжина рук и поставила перед толпой Гриффиндорцев, дружно ему аплодирующих, присвистывающих и кричащих во весь голос.
— Чего же ты не сказал нам, что внёс в Кубок своё имя, — орал Фред; раздражение на его лице смешалось с глубоким уважением.
— Как же ты умудрился переступить Черту, не заработав бороды? Просто гениально! — ревел Джордж.
— Я ничего не делал, — начал Гарри, — я не знаю, как…
Но тут на него налетела Анджелина: — Ну, если не я, так хотя бы Гриффиндорец!
— Эй, Гарри, теперь ты сможешь отплатить Диггори за тот последний квиддитчный матч! — визжала Кэти Белл, вторая Охотница Гриффиндора.
— Гарри, мы притащили жратву, хочешь есть?
— Нет, я наелся на пиру…
Но никого не интересовало, что он сыт, никто не желал слушать, что он не вкладывал своего имени в Кубок, ни одна живая душа не заметила, что у него не было настроения праздновать… Ли Джордан откуда-то раскопал Гриффиндорское знамя и чуть ли не насильно повязал его на Гарри, как мантию. Как ни пытался Гарри, ему никак не удавалось сбежать. Каждый раз, когда он делал попытку пробраться к лестнице, ведущей в спальни, толпа вокруг него смыкалась, подливая ему ещё Ирисэля, запихивая в руки чипсы и орехи… Все умирали от любопытства узнать, как ему удалось обхитрить Возрастную черту Дамблдора и положить в Кубок своё имя…
— Я ничего не делал, — вновь и вновь повторял он, — я не знаю, как это произошло!
Но на его слова обращали ровно столько внимания, как если бы он вообще не раскрывал рта.
Спустя полчаса он не выдержал и закричал во весь голос: — Я устал! Правда, Джордж, я иду спать!
Больше всего на свете он хотел разыскать Рона и Гермиону, единственных не свихнувшихся людей, но их нигде не было видно. Упрямо повторяя, что он до смерти хочет спать и чуть не раздавив маленьких братьев Криви, которые сделали отчаянную попытку устроить ему засаду прямо под лестницей, Гарри удалось отбросить окружающую его толпу и пулей взлететь вверх по лестнице.
К своему великому облегчению он увидел, Рона, лежащего на кровати прямо в одежде. Кроме него в комнате никого не было. Рон поднял глаза при звуке захлопнутой двери и взглянул на вошедшего Гарри.
— Где же ты был? — спросил Гарри.
— А… привет… — ответил Рон.
Он ухмыльнулся какой-то необычной натянутой улыбкой. Гарри вдруг понял, что не снял с себя алого Гриффиндорского знамени, которое накинул на него Ли. Он попытался стянуть его, но не мог справиться с сильно затянутыми узлами. Рон не сдвинулся с места и продолжал лежать, не сводя глаз с Гарри, пытающегося развязать узлы.
— Что ж, — сказал он, когда Гарри наконец-то удалось сорвать с себя знамя, которое он швырнул в угол, — прими мои поздравления.
— О чём ты? Какие поздравления? — поразился Гарри, глядя на Рона. Положительно, в его улыбке было что-то не то… Гримаса, скорее, а не улыбка…
— А как же! Никому другому не удалось переступить через Возрастную черту, — ответил Рон, — даже Фреду и Джорджу… Так как ты это сделал? Под Плащом-невидимкой?
— Плащ-невидимка не помог бы мне перейти Черту, — медленно произнёс Гарри.
— Ах, да… я думаю, ты бы мне сказал, если бы пролез туда под Плащом-невидимкой… Потому что мы бы оба под ним поместились… Как-то по-другому, но как?
— Послушай, я не вкладывал своего имени в Kубок, — сказал Гарри, — кто-то сделал это за меня.
Рон приподнял брови.
— И зачем этот кто-то другой это сделал?
— Понятия не имею, — ответил Гарри. Он хотел сказать: — Для того, чтобы убить меня, — но не решился, ему показалось, что в данной ситуации это прозвучало бы слишком мелодраматично.
Брови Рона подскочили так высоко, что чуть ни слились с волосами.
— Слушай, мне-то ты можешь сказать правду! — сказал он. — Если ты не хочешь признаваться другим — одно дело, но мне-то, чего ты врёшь? Тебе ведь за это не влетело? Эта подруга Толстой Дамы, Виолетта, она уже всем нам рассказала, что Дамблдор позволил тебе участвовать. Тысяча галлеонов в награду! И в придачу не надо сдавать годовые экзамены!
— Я не вносил в Кубок своего имени! — повторил Гарри. Он почувствовал прилив злости.
— Ну да, ну да… — произнёс Рон таким же недоверчивым тоном, как и Седрик, — но ты же ещё утром сказал, что сделал бы это посреди ночи, чтобы никто тебя не видел… Я же, знаешь, не дурак…
— Но прекрасно дураком прикидываешься! — отрезал Гарри.
— Да? — сказал Рон. Усмешка, искренняя или фальшивая, сползла с его лица, — ложись-ка спать, Гарри. Тебе, наверно, надо будет рано вставать завтра, позировать фотографам, или ещё что-нибудь в том же духе…
И с этими словами он задёрнул полог своей кровати. Красное бархатное полотно стеной отгородило стоящего у двери Гарри от одного из немногих людей, которые, как он думал, обязательно поверят ему.
18. Проверка волшебных палочек
Проснувшись наутро в воскресенье, Гарри не сразу сообразил, отчего он так обеспокоен и подавлен. Но тут воспоминания о вчерашнем вечере окатили его словно холодный душ. Он рванул занавеску полога с одной мыслью: поговорить с Роном, заставить его поверить… только Рона не оказалось на месте; пустая кровать свидетельствовала о том, что он ушёл завтракать.
Гарри оделся и спустился по винтовой лестнице в гостиную. Уже позавтракавшие Гриффиндорцы при виде его снова разразились аплодисментами. Мысль о путешествии в Большой зал, где остальные соученики по Гриффиндору, несомненно, начнут его чествовать, как какого-нибудь героя, совсем не грела; но единственной альтернативой было остаться здесь, без всякой надежды спастись от братьев Криви, которые уже отчаянно размахивали руками, приглашая его присоединиться к ним. Он решительно зашагал к портретному ходу, отодвинул картину, выкарабкался в коридор — и оказался лицом к лицу с Гермионой.
— Привет, — сказала она, протягивая ему горку гренок на салфетке. — Это тебе. Хочешь прогуляться?
— Конечно, — с благодарностью отозвался он.
Они спустились вниз, быстро пересекли вестибюль, не глядя в сторону Большого зала, и скоро уже шагали через газон к озеру, где у причала стоял Дурмштрангский корабль, отражаясь в воде чёрным силуэтом. Утро было пронизывающе-холодным, и они прогуливались, жуя гренки, пока Гарри рассказывал Гермионе обо всём, что произошло с тех пор, как он ушёл из-за Гриффиндорского стола прошлым вечером. К его великому облегчению, Гермиона ни на минуту не усомнилась в его словах.
— Ну конечно я сразу поняла, что ты не бросал своего имени в Кубок, — сказала она, когда он закончил рассказывать о сцене в комнате. — Достаточно было на тебя посмотреть, когда Дамблдор прочитал записку! Вопрос только в том, КТО это сделал. Потому что Хмури прав, Гарри… Не думаю, чтобы кто-то из учеников смог… Никогда бы они не справились с Кубком, или с дамблдоровским…
— Ты видела Рона? — перебил Гарри.
Гермиона замялась.
— Гм… да… за завтраком, — сказала она.
— Он всё ещё думает, что я сам всё это устроил?
— Ну-у-у… нет, не думаю… главное не это…
— То есть, что значит, главное не это?
— Да ну Гарри, неужели сам не видишь? — с отчаянием спросила она. — Он же завидует!
— Завидует? — Гарри не мог поверить собственным ушам. — Чему? Он что, хочет сам стать посмешищем для всей школы?
— Послушай, — терпеливо объясняла Гермиона, — ты же и сам знаешь, все всегда смотрят только на тебя. Я знаю, ты тут не виноват, — торопливо добавила она, видя, как Гарри открывает рот для яростной отповеди, — ты на это не напрашиваешься… но — ну ты ведь знаешь, Рону приходится соревноваться со всеми своими братьями, а ты, его лучший друг — знаменитость, и как кто вас увидит, сразу на него уже не обращает внимания, и он это терпит, и никогда ни слова, вот, я думаю, тут уже и он не выдержал…